На лыжне попаданец Ломаев (СИ) - Леккор Михаил

Ну а по здоровью ничего изрядного. Хотя врачи указали на слабые сердце, повышенное давления, недостаток витаминов. В общем, как я ожидал, всякие мелочи, которые с годами могут вырасти в серьезные недуги. Очушееть!

Один обладал абсолютным здоровьем, несмотря на еще более повышенные нагрузки. Слава Инмару или моему деревенскому телу.

И еще проблема. Нам почему-то выдали только два места на первенство. Вот ведь как, то народу не хватает, всегда один борешься с чужеземцами. А тут, когда не надо, наоборот. Кожевникова уже тревожил, надоел, наверное, со своими просьбами. Постучал тихонечко по телефону в структуру ЦСКА. Я же там формально работаю или нет?

Оказалось, действительно там. Когда я попытался через секретаря дозвониться до главы общества В. А. Захарова, то встретил в нем полное понимание. Осталось только ответить на острожный вопрос, у них ли я работаю? Пожал плечами, сказал: «Конечно, да». Как сразу голос председателя стал добр и оптимистичен.

Оказалось, в столице опять случилось псевдодемократические явления, когда часть спортсменов, которых какие-то насекомые укусили, предположим, в задницу, вдруг односторонне разорвали контракты (тогда они назывались договорами). Но что особенно интересно, в самом политбюро, даже чуть ли не уровне М. С. Горбачева с этим соглашались и чуть ли не науськивали. Интересно, сам Миша понимает, что творит?

Когда таким образом поговорили, мой собеседник вдруг предложил мне и всей команде выступать под эгидой ЦСКА. Ну, видимо, все места нам не дадут, но четыре-то точно мы получим.

Но и это еще не все. Когда слухи об это стали распространятся в околоштабной сфере, я стремительно был вызван к самому командующему. Кожевников так меня сильно жаждал, что через приемную, через массу генералов и старших офицеров (а, как вы помните, только младший офицер — старший лейтенант) я стремительно прокачал, стараясь ни на кого не смотреть.

Хотя самое веселое было еще впереди. Николай Валентинович был в бешенстве от только что узнанной новости и теперь жаждал, с кем бы с нею поделится. Ну и, разумеется, поделится своими черными эмоциями. Скорее всего, если бы он не знал, насколько онсегодня от меня зависит, он бы разорвал меня на мелкие кусочки, хотя бы морально.

Но и так из глаз он бил молниями, ртом мешал какую-то дребедень, очень даже похожее на матерщину.

Что же, придется попадаться под удар высокого начальства. До этого я встречался с очень злым командиром старшиной роты сержантом Маловым. А тут сразу генерал-полковник, растем, товарищ Ломаев, очень даже. Надеюсь, бить он меня не будет, ругать только, ох прости господи, Инмаре кылдыне!

— Товарищ генерал-полковник, старший лейтенант Ломаев по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал, как положено вышестоящему начальству. Эх, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

Хотя четкий и громкий и громкий рапорт, видно было, ему понравился, но голос оказался такой сердитый.

Он потребовал от меня:

— Попробуй, оправдывайся теперь, Ломаев. Только не ври откровенно, будет еще хуже!

Ха, вот это предъявы, он бы еще меня обвинил в гомосексуализме заодно. Не был бы он в таком высоком чине, схлопотал бы в морду! Но теперь, — совершенно не понял я, — а в чем мне оправдываться? Кажется он что-то говорил об измене армии. Хорошо хоть еще в измене Родины не изменил!

— Товарищ генерал-полковник, у нас тут имеется проблемка в комплектации, — доложил я ему о своем, о девичьем, очень нежном, но весьма привередливом.

— Что еше? — ворчливо не понял Кожевников. На всякий случай предупредил: — не уходи в сторону, молодой человек, не зли меня еще сильнее.

— Это все одна проблема, товарищ генерал-полковник, — не согласился я, — для проверки команды на мировом состязании необходимо человека четыре. Между тем, на команду 16 армии дано только два места!

— Хм! — удивился новой проблеме Кожевников, — а почему так, в оргкомиссии первенства СССР ведь тоже не круглые дураки⁈

— Так точно, товарищ генерал-полковник! — согласился я. Пояснил: — мы просто подходим с разных сторон к задаче создания команды. Они хотят выбрать по итогам первенства СССР по лыжным видам спорта лучших спортсменов. А уже потом из них будет создаваться команда. И из совершенно не касается, что времени до мировых состязаний не остается. Они свою задачу, которую сами же и придумали, выполнили.

— Я решаю более прагматичную задачу — создать по итогам зимнего первенства СССР уже сплоченную команду. Биатлон, конечно, не командная игра, как, скажем, хоккей, но и там желательна такая команда, а не просто масса спортсменов.

И поэтому я обратился в ЦСКА за помощью — помогите нам создать хорошую команду уже в начале декабря. При этом, не лаятся с оргкомиссией первенства СССР, а между делом организовать в спортивном обществе.

— И на этой основе ты изменил нашей краснознаменной армии! — строго обвинил меня Кожевников с яркими сталинскими нотками. Видимо, сейчас будет и расстрельный приговор с последующей реабилитацией.

Кажется, я уже в этом положении я уже был, когда беседовал с деканом тренерского факультета ЦОГЛИФК Аркадием Борисовичем Гроздевым. Только теперь я буду объяснять международную обстановку. Мда-с, морду возить по столу я не стану из-за огромной разницы в чинах, а в остальном все так же. Не понимает товарищ генерал, что творится в стране и в спорте.

— Николай Валентинович! — показно изумился я для него, — но почему своей армии-то я изменил?

Кожевников посмотрел на меня строгим отеческим взором как на талантливого, но все же обалдуя:

— Ты ведь мягко перешел в ЦСКА сам и стремишься убрать туда же команд из армии⁈ Ведь так ведь!

— Товарищ генерал-полковник! Сейчас я действительно переговорил с председателем общества ЦСКА В. А. Захаровым о возможности перевести команду 16 армии под эгидой ЦСКА. Но сам я не пытался перейти!

— А⁈ — скептически глянул на меня командующий, дескать, милый, кого ты пытаешься обмануть, я в эти игры играл уже тогда, когда тебя еще в этом мире не существовало даже в проекте. И что?

Но я все же попытался переубедить его хотя бы частично:

— Товарищ генерал-полковник, я ведь уже давно являясь членом общества ЦСКА. И не только! Современная юридическая и административная не только не запрещает, но и подталкивает к тому, чтобы военнослужащие спортсмены одновременно входили в одно из спортивных обществ. При этом ЦСКА находится на первом месте.

— Эгхм! — то, что военнослужащие армии находятся в спортивном обществе для Кожевникова, похоже, стала неприятной новости. А вот общее положение он знал, и это ему позволило понять, что я его не обманываю.

— Это не противоречит уставу? — спросил он на всякий случай и тут же, даже не слушая ответа, через адъютанта вызвал военного юриста.

Поэтому я даже и не думал открывать рот. Если есть штатная должность специалиста, то зачем мне-то вмешиваться? Я ведь не юрист и, тем более, лицо заинтересованное.

Пока юрист с погонами подполковника объяснял общие, в общем-то, положения, я тупо молчал. То есть реально я победил в споре. Но со своим начальником. А это означает, что я легко окажусь на стороне проигравшей. Прав ведь тот, у кого больше прав, а в армии это 100% тезис.

Потом офицер с юридического образованием ушел с чувством выполненного долга, а Кожевником лишь тяжело, почти с надрывом, вздохнул:

— Вот почему, старший лейтенант Ломаев с тобой всегда все так сложно? Ни разу ведь так не получилось, чтобы сразу прошло. Причем мне даже кажется, что не будь у меня столь высокого положения, которое я получил, кстати, частично из-за тебя, ты бы меня переспорил.

«Ха, может быть, я просто прав, да еще умен», — подумал я, но в слух, как всегда, промолчал. Ну, его к Богу, это начальство!

— Молчишь? — укоризненно спросил командующий, — хоть один раз сказал, что думаешь!

«Ага! — мысленно усмехнулся я, — как же, ща», вслух же нейтрально-благожелательно спросил:

— Разрешите идти, товарищ генерал-полковник, выполнять свои функции?