Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Когда закончили с Огинским, рабочий день только начался. Сразу после него ко мне зашел Мелехов с очередными срочными экономическими вопросами, которые вместе со всеми регулярными тратами так или иначе именно на нем и повисли.

— Николай Степанович, можно нам кофе? — попросил я приставленного адъютанта, чье имя, наконец, узнал.

Кстати, интересная личность: доброволец, приехал из Санкт-Петербурга и хорошо показал себя на отборе. Потом, правда, Огинский ему чуть не отказал, когда увидел полный троек диплом с одной-единственной пятеркой по логике. Но они поговорили, обсудили жизнь, и… Молодой Николай Гумилев, сменивший мечту об Африке на Азию, оказался в моих помощниках.

Я же записал ему в плюс то, что в моей истории он не стал сбегать из России после революции и не стал спорить. Посмотрим, как он проявит себя с учетом всех привнесенных мной изменений, но… Одно точно: я видел его стихи, и там не было ни слова про «конквистадоров», а вот «панцири железные» никуда не делись.

— Уже, — Николай Степанович с улыбкой занес кофе сразу вслед за Мелеховым, а потом так же тихо и незаметно, как и зашел, выскользнул из кабинета.

— Что случилось? — я дождался, пока Мелехов одним глотком осушит свою кружку. Судя по всему, он на взводе.

— Золото! Вячеслав Григорьевич, — его голос дрогнул. — Медики на себя записали уже десять килограммов! А у нас его не так много, чтобы столько выкидывать на какие-то эксперименты.

Вот все и встало на свои места. Нападение на наш золотой запас началось совсем недавно, когда Татьяна занесла мне подготовленные Бурденко отчеты по проблемам с лечением пострадавших в броневых машинах. И ведь молодец — заметил, не пропустил, довел до конца! Аневризмы и ожоги как противопоказания для шитья сосудов дело известное. Мне! А вот в 1905 году первым их, получается, заметил именно Николай Нилович. И даже сам предложил, как с ними бороться.

Конечно, желудочные трубки, о которых он написал — это еще сильно не то, но я при их упоминании моментально подумал о стентах, которые в моей истории появились лишь в 80-х годах 20 века. Причем нам нужны не столько обычные, что по своей сути являются сетчатыми трубками, которые ставят в сосуды и по которым те медленно и нарастают, а стент-графты… Это тоже трубки, тоже внутрь сосуда ставятся, но они изначально покрыты полимерной тканью, которая герметизирует разрыв или аневризму, не давая вытекать крови. У нас, конечно, дакрона и полиэстера не нашлось, но обошлись свиным перикардом. Обезжирили, дезинфицировали, и первая операция прошла успешно.

Перекрыли аневризмы у тылового полковника, который уж больно перенервничал после проверки доверенных ему складов. Пришлось не на допрос, а в операционную везти, но зато первый доброволец, и сразу успех. Сейчас лежит, приходит в себя, там, глядишь, еще и по месту назначения на своих двоих дойдет. И вот нашей промышленности пришлось взять за стенты по-серьезному. Так-то их много нужно: и сейчас, руки набивать, и на будущее — про запас. Они еще и разной толщины должны быть: под тонкие и толстые сосуды. Та же аорта бывает до 30 миллиметров, крупные артерии — до 10, а обычные — от 2 до 6. И как тут обойтись единым стандартом? Приходится делать все сразу, всех размеров и в процессе набирать статистику, какие будут встречаться чаще, чтобы нарастить в будущем именно их количество.

В общем, золото улетало. И то ли еще будет.

— Зато мы людей спасаем, — ответил я одновременно и самому себе, и Мелехову. — Вы же читали мой доклад, а скоро еще Николай Нилович наберет практических примеров, и тогда мы уже полноценную статью подготовим. И для наших журналов, и для зарубежных.

— Будем продавать эти стенты? — сразу понял намек Мелехов.

Продажи — это возможность снизить финансовые потери. Хотя лично я считаю, что при должной информационной поддержке да с эксклюзивным товаром мы не то, что компенсируем, мы в плюс уйдем.

— Будем, — ответил я.

— А может, их получится делать не из золота, а чего-то попроще?

— А из чего? — я честно рассматривал варианты, но ничего не нашел. — Серебро, как вы знаете, темнеет со временем, в организме при реакции с серосодержащими веществами будет то же самое. А это неровная поверхность — повышение шанса на появление тромба. Вреда будет больше, чем пользы. Что еще? Латунь — тоже окисляется. Медь — еще быстрее, а что еще хуже, если ее будет много в организме, то возможно отравление. Так что в будущем мы еще обязательно подберем более подходящие сплавы, в которых будут все плюсы золота, но без идущей вместе с ним мягкости. А пока — обходимся тем что есть.

Мелехов слушал меня и внимательно кивал. Он ведь не просто сейчас успокаивается, он запоминает, чтобы дальше рассказать все это своим подчиненным, а те в свою очередь чтобы рассказали своим. Очень важная часть процесса управления хоть армией, хоть городом, хоть коллективом даже из двух человек — чтобы каждый понимал, что и для чего они делают. А не просто шевелил руками и ногами для галочки.

— Ладно, золото найдем. Я даже могу еще неформально поспрашивать в Китае, если нам текущих запасов будет не хватать, — вздохнул Мелехов. — Но давайте теперь разберемся с этой новой японской принцессой!

А вот дело дошло и до Казуэ. Она приплыла в Инкоу три дня назад на двух довольно потрепанных жизнью кораблях. Я лично приехал в порт, чтобы на месте выяснить все о тех предложениях, которые хотели сделать России японские бунтовщики. И там же узнал о том грузе, что девушка решила захватить с собой, чтобы гарантированно убедить меня выступить на ее стороне.

— Какие с ней проблемы? — спросил я у Мелехова.

— Она хочет работы для своих людей!

Да, Казуэ притащила с собой не товары, не какие-то полезные ресурсы — она прошлась частым гребнем по порту Йокогамы и привезла кое-что даже подороже золота. Четыре сотни инженеров, которые успели набить себе руку как на постройке кораблей в Йокосуке, так на их ремонте, и, что самое главное, на расширении самой Йокогамы в рамках большой модернизации, которую начали в 1899 году. То есть, пять, почти шесть лет так необходимого нам практического опыта!

— Так в чем проблема, привлекайте, — ответил я Мелехову. — Люди Огинского их опрашивают, дают допуски, и пусть отрабатывают свой хлеб.

— Так у них допуски по первому времени низкие, а Казуэ хочет, чтобы они сразу поработали на чем-то серьезном. Недавно принесла схему контейнерной погрузки и разгрузки угля, которую они запускали у себя и могли бы повторить у нас.

— И вы заинтересовались?

— Это могло бы быть интересно.

И полезно. Как любая стандартизация. Я на мгновение задумался, как можно было бы совместить столь полезный проект с мерами безопасности, и тут же нашел ответ. Отдельная территория, отдельный проект, что убережет от допуска к нашим собственным секретам — и никаких проблем. Вот только Казуэ, которая взбаламутила Мелехова этим предложением, да еще и бесплатно, это ведь не просто так. Выглядит как очень явный намек, что девушка жаждет разговора по душам.

А значит, ей на самом деле есть что нам предложить. Будем торговаться? Почему бы и нет. Не зря же я ее принцессой называю, пусть отрабатывает.

Казуэ Такамори думала о том, что уж слишком разволновалась, когда снова вернулась к Макарову. Приехала, увидела его, и почему-то ужасно захотелось похвастаться. Именно тогда она и назвала себя новой принцессой Сацумы, а этот черствый сухарь сделал вид, что ничего странного в этом и нет. Просто кивнул в ответ, и теперь все его офицеры и генералы только так к Казуэ и обращаются. Без величеств, просто принцесса, и не понять, то ли это на самом деле признание, то ли прозвище и глупая шутка.

Хотелось бы забыть про это, но это слышали и приплывшие с ней рабочие и… Они теперь тоже называют ее принцессой. И это конец. Если идея князя Ито с восстанием провалится, ее казнят. Если сработает, и однажды великая Япония снова воспрянет — тоже уничтожат. Потому что есть вещи, которыми нельзя шутить, которые не прощают, и чертов Макаров, который мог бы пропустить ее слова мимо ушей, это тоже понял.