Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

— Твоя награда, почтенный Фарух, — протянул ему монеты Коста. — Как договаривались. Много ли там такой соли?

— Много, господин, — с готовностью ответил водонос. — Очень много. Только ее нужно отскребать со скал и чистить от грязи. Это займет немало времени.

— Видишь этот мешок, — Коста кивнул на грубое конопляное полотно, сложенное стопкой. Я буду платить тебе по динару за каждые пять таких.

— Не слишком-то много, добрый господин, — прищурился водонос. — Эту соль нужно собирать пальцами, а не копать лопатой. Пять мешков не набрать и за три дня.

— Динар такому как ты не заработать и за неделю, — фыркнул Коста. — Не хочешь, проваливай! Я найду другого.

— Три! Три мешка за динар! — торопливо ответил водонос. — И тогда я найму два десятка босяков и просто завалю вас этой солью. Я же должен что-то заработать, добрый господин.

— Динар за четыре мешка! — протянул руку Коста. — И ты знаешь, что это очень много. А если соберешь сотню таких мешков за неделю, я заплачу двадцать динаров лично тебе.

— Вы их получите, господин, — усмехнулся водонос. — Правильно ли я понимаю, что господин приедет сюда через год, и опять захочет купить горькую соль?

— Правильно, — ответил Коста, рассматривая водоноса как-то по-новому. Тот явно тоже решил ухватить за хвост свою птицу счастья. — Только я приеду гораздо быстрее.

— Тогда пусть добрый господин рассчитывает на Фаруха, — преданным взглядом уставился на него водонос. — Фарух соберет столько горькой соли, сколько добрый господин захочет. Но по три мешка за динар. Господин явно захочет приехать и быстро уехать, а не тратить серебро на то, чтобы жить в благословенном городе Рей месяцами.

— Мы договорились, — протянул Коста. — У тебя неделя, Фарух. Нанимай своих босяков.

Они остались довольны друг другом. Фарух потому, что этой странной соли в том месте было навалом, и никого он нанимать не собирался. Он позовет на помощь свою родню, таких же голодных оборванцев, как и он сам. А Коста был доволен, потому что понимал, что получит как минимум вдесятеро от того, что сейчас даст этому водоносу. Каждый их них ухватил свою птицу удачи за переливающийся всеми цветами радуги хвост.

Деян шел по льду Днепра к конечной точке своего маршрута. Киев, самая дальняя фактория Северной империи, бывший таможенный пост и резиденция епископа Закарпатья. Здесь не строили сильных крепостей, в этом не было практического смысла. Уж больно далеко от имперских земель, а рядом — Дикое поле. Если захотят степняки, то возьмут городок осадой, и никто им не сможет помешать. И тогда уже у болгарских каганов появится бесплатный замок прямо в сердце их земель. И не один. Цепочка из двух десятков острогов протянулась дугой от Киева до Галича, служа скорее приютом для купцов, чем крепостями. Пока это было выгодно каганам, эти остроги жили спокойно, но лишь только чаша весов качнулась в другую сторону, болгары забрали себе и торговый путь, и сами городки. А ослабевшие императоры проглотили это оскорбление, не смея высунуться за Лимес после череды позорных поражений.

— Чего надо? — лениво спросил стражник на стене.

Он был тут один и стоял на посту скорее для порядка. Отбиться самостоятельно такой острог мог только от какой-нибудь банды в три-пять сотен человек. Если пойдет настоящее войско, здешний гарнизон даже не заметят. Ведь это всего лишь почерневший деревянный частокол с башнями, окруженный невысокими валами и оплывшим рвом. Пятьсот на пятьсот шагов, приют для двух сотен семей.

— На постой бы встать до тепла, — Деян сдернул с макушки шапку, а трое его спутников тоже склонили головы. — У нас зерно свое, добрый человек, и заплатим мы честь по чести. И товар есть. Иголки там, платки, гребни, ножи добрые, из самого Измаила. Не губи, почтенный! Страшно сейчас в степи…

— А чего там творится? — раскрыл рот стражник. Новости сюда доходили только с купцами, а их как раз давно не было. Никто в это захолустье не спешил.

— Войско императора лютует, — ответил Деян.

— Да врешь! — уверенно сказал стражник. — Кто в своем уме зимой в степь пойдет? Тут и летом легионы сгинули…

— Христом богом клянусь! — перекрестился Деян. — Истинная правда. Ольвию взяли, а народ в ней порешили весь. Ни единой души не оставили.

— Сдуреть можно, — пробурчал стражник, отпирая хлипкие ворота. — Что деется! Спаси нас святые угодники! Ну, бог даст, отсидимся. Чай, от нас до Ольвии не ближний свет.

— Дай бог! — с серьезным лицом кивнул Деян. — Куда мне теперь, добрый человек?

— Вон там дом городского головы, — ткнул рукой стражник. — Покажись ему сначала. А вон там епископ Амвросий живет. Церковь сам видишь, а постоялый двор у нас пустой совсем. Нет купцов в городе, ты один. Вот там и встанешь.

Вечером в дом головы набились все уважаемые люди города числом двенадцать душ. Тут не бывало новостей неделями и месяцами, а нового человека здешние обитатели осматривали так тщательно, словно он сватался к их любимой дочери. Каждое сказанное гостем слово повторялось многократно и обсуждалось вечером у печи. Новости перекатывались на языке, перелетая из дома в дом на бабских посиделках или при встречах у проруби, где горожане брали воду. В общем, кто бы и что ни сказал, это становилось известно тут же, и всем без исключения. Так-то зимовать в небольшом городке, окруженным ледяной степью и лесами.

Голова, проживавший в тереме из почерневшего бревна, проконопаченного мхом, расстарался, выставив на дощатый стол полбяную кашу и репу, томленую в печи. А Деян отдарился двумя кувшинами вина, каковое разлили по деревянным чашам и осушили в два присеста. Что там тех кувшинов на такую компанию. Голова крякнул, подмигнул жене, и на столе появилась брага, бродившая в подполе. Для особого случая берег. Незатейливое пойло вмиг развязало языки непривычным к питью людям, и разговоры полились рекой.

— Ольвию воины императора за день взяли, — ежась от жутких воспоминаний, рассказывал Деян, а собеседники смотрели на него, доверчиво раскрыв рты, словно дети. — Наследник Станислав горожан всех до единого перебить велел… Страсть такая!

— Да что же он так? — удивились люди. — Ну пограбил, ну баб помял, ну в рабы увел… Чего это он?

— Свиреп, говорят, наследник аки зверь, — развел руками Деян. — Кровушку людскую очень любит, льет не жалеючи. За храбрость золотую гривну на шее носит. Он ее с мадьярского хана снял, которому самолично голову отрезал.

— Это мы слышали, — поморщился голова. — Те мадьяры мимо нас шли. Еле откупились от них. Злы они были, просто ух-х… Поход у них не заладился. Наследник Станислав, значит.

— А ну как сюда придет, — несмело сказал кто-то. — Что делать будем? Если уж саму Ольвию взяли… Тот город не нашему чета.

— Зерно приготовьте и в пояс поклонитесь, — уверенно сказал Деян. — Тогда он не тронет. Ольвия не стала ворота открывать, вот его светлость и осерчал на них.

— Он сюда не придет, — уверенно замотали головами уважаемые люди. — Нипочем не придет. Мы тут сами ого-го… Отсидимся. Не впервой.

— Конечно, почтенные, — покладисто ответил Деян. — Вы тут бойцы первостатейные. Всем носы утрете. Давайте еще по одной. А я вам расскажу, как наследник императора болгарские кочевья под нож пустил. У меня до сих пор поджилки трясутся…

Четырехтысячное войско шло широким валом, разбросав вокруг себя разъезды, словно длинные щупальца. Мы опустошили правый берег Буга, потом ушли на восток, рассыпавшись по обеим сторонам Днепра. Здесь, в низовьях могучей реки, множество болгарских кочевий, которые мы истребили под корень. Тут жили тысячи словен, распахавших жирный чернозем и снимавших огромные урожаи. Они просто бросали свои поля через три-четыре года, возвращая иссякнувшую пашню великой степи, и осваивали новый кусок залежи. А там, где раньше росла пшеница, снова пасли свой скот всадники, чтобы лет через десять плуг земледельца взрезал тугую плоть набравшейся силы земли. Любой староста в империи левую руку отдал бы за такое.