Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

Свадьбы, похороны и дни рождения кого-либо из великой семьи — всегда светское мероприятие, где серьезные люди общаются неформально. Нобили Северной империи, как бы ни избаловала их жизнь стольких поколений всесильных предков, идиотами отнюдь не были. А потому перемены, которыми повеяло в воздухе, почуяли все без исключения. Такова магия больших денег. Они открывают в человеке новые органы чувств, отсутствующие у простых людей. Ведь золото и власть — это основа жизни великих семей. Убрать их — все равно что выпустить кровь из живого существа. Такое существо будет есть, пить и говорить, но станет лишь бессильной тенью самого себя. С шахматной доски одним щелчком убраны Любимовы, а Банины, которые десятилетиями поставляли интендантов для армии, теперь балансируют на лезвии бритвы. Им пришлось возместить все потери императорской казны, и это почти разорило их. У них осталась лишь доля в фарфоровой мануфактуре. Они вернулись к тому, с чего начинали двести пятьдесят лет назад. Братья, зятья и племянники пошли служить солдатами, семья отреклась от них. Бурлящий золотой поток, что тек в закрома рода, пересох. Целые цепочки поставщиков сукна, селедки, пеммикана и прочего попали на пытку и запели как соловьи, покупая себе жизнь. Их капиталы конфисковали, а сами они пошли в шахту, добывать соль. И кто это сделал? Драгомиров! Маршал! Плоть от плоти нобилей! Их родственник и кум! Это не укладывалось в головах превосходнейших. Впрочем, кое-какие выводы умными людьми уже делались.

Дом бояр Волковых стоял на улице Большой, прямо напротив опустевшего дворца Любимовых. Его царственность, который забрал тот дворец себе, пока никому его пожаловать не изволил, сохраняя интригу. Дом же Волковых, который стоял на месте убогого жилища самого прародителя Горана, размерами, если дворцу напротив и уступал, то совсем немного. Простая внешне архитектура, одинаковая уже какое столетие, порождала именно такие дома знати: камень и кирпич снаружи, окна арками и внутренние дворы, окруженные портиками. Так строили везде, кроме Севера. Атриумы в Братиславе не прижились, ибо заваливало их снегом чуть ли не по окна. Потому-то и дом Волковых, не раз перестроенный, представлял собой огромный каменный прямоугольник под черепичной крышей, утыканной печными трубами. А вот внутри царила слепящая роскошь. Полы из мрамора, римские статуи, купленные за немыслимые деньги, и портреты предков, выписанные с необыкновенным мастерством. Окна закрывали шторы из парчи, а стены личных покоев затянуты обоями из шелка. Для уюта.

Не менее роскошной была и мебель. Один столик, поверхность которого набрана мозаикой из самоцветных камешков размером с воробьиный глаз, оценивался в небольшое состояние. Хозяева гордились им безумно. А вот теперь на бесценной столешнице стоял золотой кубок, вокруг которого играли в свете ламп багровые пятна пролитого вина. Разговор в личном кабинете хозяина шел весьма непростой, хотя за закрытыми дверями все еще слышались звуки праздника.

— А скажи-ка мне, дорогая племянница, — именинник, великий препозит Артемий Петрович Волков сложил пухлые ладошки на уютном пузе и уставился на Асфею Антиповну сверлящим взглядом, — ты мне ничего рассказать не хочешь?

— О чем ты, дядюшка? — попыталась было сделать непонимающий вид светская львица. — Нечего мне тебе рассказать.

— Ты не дури, девочка! — зло прошипел боярин. — А то не посмотрю, что ты дочь моей сестры. Ты первая в эти жернова попала. Чем тебя купили?

— Купили? — взвизгнула Асфея, в глазах которой показались слезы. — Это теперь так называется? Когда покупают, дядюшка, то что-то дают взамен. Я, кроме седых волос, что-то получила, по-твоему?

— Ах, вон оно что… — понимающе усмехнулся боярин. — А ты бы ноги сдвигала хоть иногда, и ребенка бы родила от мужа. Срамота одна, а не семья была… То-то, я думаю, как вовремя муженек твой от лихоманки сгорел. Спровадила-таки мужеложца своего на тот свет. Молодец, не растерялась.

— Теперь не докажут ничего, — пробурчала Асфея, сложив руки на обширной груди, где нестерпимым блеском сияло бесценное ожерелье. — Дождалась только, когда сатана этот из столицы уедет. Ох, и испугалась я, дядя.

— Так это Станислав сделал? — безмерно удивился великий препозит. — Я-то думал, тебя сам князь-епископ за жабры схватил. Он хитрая сволочь.

— Мальчишка, — с горечью кивнула Асфея. — Никогда ему тот позор не прощу. Волчонок, а зубы как у матерого волка. И откуда он взялся такой? Ведь столько лет репу в поле дергал, а разговаривает так, что иному епископу впору.

— Странно, — нахмурился Волков. — Я думал, это Орден интригует. Все эти ублюдки — это ведь их затея. Об этом мало кто знает, но это они княжеских детишек в дерьмо с головой окунают.

— Зачем? — непонимающе посмотрела на него Асфея.

— В настоящих лишениях иногда кровь великих предков дает о себе знать, — пожал плечами Волков. — Мечислав вот из ублюдков был. И Станислав этот тоже воин изрядный. Там еще помельче много всяких было, но поднимаются не выше майора, как правило. Хотя нет, пара генералов все же вышла из них. По недосмотру… Мы их наверх особенно не пускаем. Легионы, что ни говори, настоящей знатью укомплектованы. Там кухаркиным детям не развернуться. Не станут господа офицеры, белая кость, приказы ублюдков исполнять. Как бы Орден ни следил за ними, и ни растил на будущее.

— Против нас растил? — презрительно усмехнулась Асфея.

— Против нас, — кивнул боярин. — Таран из таких мальчишек готовят. А когда они свое дело делают, то долго не живут. Орден силен, но не сильнее великих семей. Эта игра уже очень долго идет.

— А ты, дядюшка, зачем мне это рассказываешь? — недовольно прищурилась Асфея. — Я вот жила без этого всего, и в ус не дула.

— Может, — боярин поводил в воздухе пухлыми пальцами, унизанными перстнями, — послужишь общему делу? Ну, поулыбайся Станиславу этому, глазками постреляй. Ты же умеешь. Он ведь сопляк еще, должен размякнуть. А мы знать будем, что у него на уме.

— Да ни за что, — Асфея даже вздрогнула и зябко обхватила полные плечи. — Я его боюсь до ужаса. Это же демон в человечьем обличье, варнак отпетый. Ему голову отрезать, что нам с тобой высморкаться. Я, когда в глаза его смотрела, в ногах ослабла. В тех глазах бездна адова, дядя. Он ведь не шутит, когда говорит, что кубок из черепа сделает. Боярыня Любимова на коленях молила, чтобы он тело мужа ей отдал. Едва сжалился этот аспид.

— Вон чего ты в церковь зачастила, — понимающе кивнул боярин. — Испугалась, значит… Все же баба есть баба, вы нутром беду чуете. Душа тонкая, не как у нас, мужей. Я, к примеру, и не понял ничего. Старею, наверное. А вот служанка не боится его… Ходит как кошка, сметаны обожравшаяся, да молится за него каждый день. Серьги он ей такие подарил, что и тебе, племяшка, впору.

— Сгнои ее, дядя, на черной работе! Богом прошу! — с неистовой надеждой посмотрела на него Асфея. — Сто рублей дам, чтобы ей морду каленым железом сожгли. Она же видела позор мой.

— И не проси, — покачал головой боярин. — Она теперь тяжелее подноса с чашками и не поднимает ничего. Особое указание насчет нее наследник оставил.

— Хм… — задумалась Асфея. — Влюбился, что ли, наш щенок?

— Не исключено, — кивнул боярин. — А может, по неопытности просто. У него в Сотне баб не было. Так что придержим этот вариант. А мальчик наш отличился изрядно. Ольвию взял, болгарские кочевья под корень изводит. Он же теперь герой, растудыть его. Даже не знаю, что делать. Государь император уже и праздник готовит в его честь.

— Так убейте его, когда назад пойдет! — хищно оскалилась Асфея.

— Нельзя! — покачал головой Волков. — Да и не можем, если честно. Мы даже не знаем, как он вернется. Мы-то думали, что он через Измаил пойдет, а он и тут надул нас. Каган без меры зол на него, говорят… Живого по весу в золоте оценил. Мальчишка, скорее всего, через перевалы вернется, когда снег сойдет, а его вся орда гнать будет. Что с ним делать, ума не приложу. Если он в Братиславе появится, то почти всесилен станет. Пограничные войска за него горой… Да-а… Жаль… Думал, поможешь мне. А ты не хочешь добром за доброе отплатить…