Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

Мы жгли деревни и забирали зерно, обрекая людей на голод. Мы летели словно молния, не задерживаясь нигде, но чем мы шли дальше, тем становилось сложнее. Степь пустела при нашем приближении, собираясь где-то вдалеке в единый кулак, который вот-вот сокрушит нас. Мы видели следы скота, который пытались угнать на восток, видели брошенные стоянки, где еще тлели угли. Я понимал, что вот-вот, и погонят уже нас. И погонят как бешеных собак, не давая ни сна, ни отдыха. И тогда я решил, что пора договариваться.

Настигнуть кочевой род, который ведет перед собой табуны, для войска с небольшим обозом — дело нехитрое. Ведь такой род идет ровно с той скоростью, с какой плетется самый старый баран. Первым гнали скот, залог жизни кочевого племени. За ним шли женщины и дети. А их отход прикрывали все мужи, что могли натянуть лук. Так было всегда, так будет и сейчас.

И вот все воины рода выстроились напротив нас, понимая, что шансов у них нет. Мы раздавим их первым же натиском, ведь нас больше раз в десять. Всадники на мохнатых лошадках, в плотных тулупах и меховых шапках не слишком отличались от моих авар. И язык их был довольно схож. Степняки хорошо понимают друг друга, лишь мадьяры говорят на своем, мало кому знакомом наречии. Они чужаки, пришедшие откуда-то с севера. Стрелы легли на луки, чтобы полететь вперед в поисках вражеских сердец, а ладони сжали амулеты. Губы прошепчут последнюю молитву, потому что из этого боя никому из болгар выйти уже не суждено.

Я выехал перед вражеским войском, держа в руках белое полотенце. Навстречу мне из рядов всадников выехал хан племени. На его лице застыл немой вопрос…

— Итак, почтенный Батбекир…

Я сидел у очага в юрте главы небольшого рода, который мы и пальцем не тронули. В котле кипел наваристый бульон, а я выставил бутыль бренди, на которую степняк смотрел жадным взглядом. Я гость, и я поклялся на мече, что не причиню зла его родичам. Он был готов меня выслушать. У него все равно нет выбора.

— Кто ты такой? — спросил старик, лицо которого, продубленное безжалостным солнцем и морозами, избороздили глубокие морщины. — Ты пришел зимой, как злой дух степи, и теперь без жалости истребляешь мой народ. Страшные вещи рассказывают люди. Твои воины не берут рабов, вы убиваете всех, даже красивых женщин, которые могут родить сыновей. Люди степи не поступают так. Зачем ты пришел? Я не верю, что у тебя мало своего скота и ты пришел сюда, чтобы взять наш. Твой шлем и рукоять сабли стоят дороже, чем сотня коней. Зачем тебе наша смерть? Чего ты хочешь от нас?

— Чего я хочу? — я покатал в ладонях пустой кубок. — Мадьяры взяли крепость в Карпатах и разорили немалую область в моей стране. Они убили тысячи, и тысячи сделали рабами. Я князь в той земле, и я в своем праве. Я беру кровь за кровь.

— Тогда бери ее с мадьяр! — зло выплюнул старик. — При чем тут мы? Эти псы теснят нас на наших же землях. Степь слишком мала для двух народов. За что ты караешь нас? Мы-то что тебе сделали?

— Не могу найти мадьярские кочевья, — развел я руками. — Помоги мне, и твой род будет жить. Я клянусь тебе в этом святым Георгием, покровителем воинов.

— Хм… — задумался старик. — Я не скажу нет, молодой князь. Утром я дам тебе проводника, и он покажет тебе, где пасут скот эти поедатели овечьего дерьма.

— Ты дашь мне две сотни проводников, — я впился взглядом в его лицо. — Твои воины пойдут с нами. Они тоже будут резать мадьяр, пока мы посторожим твоих внуков.

— Они отмстят нам… — побледнел старик.

— Сделайте так, чтобы мстить было некому, — пожал я плечами. — Мне ли, юноше, учить такого мудреца, как ты, почтенный Батбекир.

— Ты юноша с глазами старика, — покачал тот головой. — Не бог ли Кызаган пришел к нам в твоем обличье? Слухи идут, что неприступная Ольвия пала за один день, и там не осталось ни единой живой души. Ты, словно бог войны, купаешься в крови и радуешься чужому горю.

— Ты ошибаешься, — покачал я головой. — Меня не радуют напрасные смерти. Я лишь делаю то, что необходимо. Так каков будет твой ответ, хан?

— Жизнь рода важнее, чем глупая гордость, — согласно качнул головой старейшина. — Если мадьяры будут мстить, то это случится потом. А ты, молодой князь, уже здесь. Я читаю смерть в твоих глазах. Мои воины пойдут с тобой.

Дальше дело пошло веселее. В следующем селении, где жили мадьяры, мы тоже взяли заложников и пару сотен воинов. Они показательно вырезали соседей-болгар и получили назад своих родных. А потом мы снова повторили этот фокус, но уже с болгарами. А потом повторили еще, удаляясь все дальше и дальше на север. Где-то за нашими спинами начало разгораться пламя усобицы. Ведь истребить всех не получалось, кто-то, да уходил. Кровную месть не остановить за один день. Она, словно старый пень, тлеет очень долго, и в любой момент может вспыхнуть страшным пламенем, сжигающим все на своем пути.

Лед начал синеть, а солнышко днем припекает все сильнее. Не за горами весна, когда нам придется остановиться и подождать, пока сойдет лед на реках. Киев для этого подходит как нельзя лучше. До него осталось совсем немного, всего пару дней пути. А вот прямо за ним начинаются непролазные древлянские леса, куда нам ходу нет. Мы увязнем в жидкой грязи, а коней перебьют из-за кустов отравленными стрелами. К черту! Мы пойдем вдоль кромки Великого леса, забирая зерно в словенских селениях, где и так в это время жрать нечего. Увы, такова война…

Небольшая крепостца на правом берегу Днепра за две сотни лет изменилась несильно. Тут давно не было войны, уже лет тридцать как. С тех самых пор, когда болгарский каган Тервел почуял слабину Северной империи и взял под свою руку всю цепочку торговых факторий от Киева до Галича. Городки стояли каждые пятнадцать-семнадцать миль, ровно столько проходит за день купеческий обоз. Только торговли здесь почти что и нет. Болгары перекрыли нам прямой путь в персидский Рей и согдийский Самарканд, перенаправив караваны в свой Танаис, что отстроили в устье Дона. Там теперь оседали пошлины, там караваны перегружали товары на корабли, которые пойдут в Трапезунд, Никомедию и Константинополь. Хм… А ведь кое-кто выиграл от наших несчастий. Император Феофил уж точно потирает руки, получая потоки персидского серебра и множество купцов на своих рынках. Вот почему именно мастера из Константинополя укрепили Ольвию и Танаис. Неужели кто-то в очередной раз догадался перерезать торговую артерию и погнать поток товаров в выгодном ему самому направлении. И для этого стравили два народа, которые жили в мире сотни лет. Узнаю знакомый почерк, евнухи-асикриты поработали, не иначе. Вот дерьмо!

Немногочисленное городское ополчение с ужасом взирало на мое войско. Тут живет не больше тысячи человек, и воинских людей среди них так мало, что и обсуждать нечего. В основном тут поселились кузнецы, кожевенники и ткачи, которым приходится зарабатывать на скудной торговлишке с местными племенами. Я послал парламентера, который принесет нужные клятвы. Город откроет ворота, если там еще не все спятили. Здесь меня ждет Деян из рода Вартовских, который должен был провести работу с местным населением. Они уже знают, что если мои авары возьмут город, там собаки живой не останется. Теперь это понимают даже малые дети.

В общем, так оно и вышло. Ворота открыли, и мы переждем распутицу, ночуя в тепле и под крышей. Зерна для лошадей предостаточно, а скота мы гоним с собой столько, что его хватит до самой Братиславы. Так воюет любая армия кочевников. Ведь конь для человека степи — это не только боевой товарищ, но и запас еды, как бы цинично это ни звучало.

У нас не так-то много времени. Как только подсохнет земля, за нами пойдет такая сила, что вмиг раздавит невеликое войско. Поэтому смотрим по сторонам, как сурок-байбак и удираем на запад при первой же возможности. Не стоит искушать судьбу своей неосмотрительностью. Она и так была весьма благосклонна к нам все это время.

Глава 16

В то же самое время. Март 896 года. Братислава.