Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
Киваю сонно.
— Отмоешь… Ещё вагон времени…
— Вагон?
— Ну, ладно, телега. Или корабль. Короче, ладно, я проснулся.
— Я чай заварила твой любимый.
Целую её.
— Спасибо, радость моя. Что бы я без тебя делал…
Смешок.
— Я тоже иногда так думаю. Шучу, не обращай внимания. Я за чаем.
Она выскользнула из-под одеяла, и, накинув шелковый халат, принялась орудовать с чайником, водой и булочками.
На двоих.
Да, что бы я без неё делал? Катя незаметно вошла в мою жизнь настолько органично, что я даже не знаю, как Лина будет вписываться в эту сложившуюся почти идиллию моей, по факту, практически семейной жизни с Катей.
Мог бы я представить себе Катю в качестве моей жены?
Запросто.
Даже не сомневайтесь. Она достойна этого. И настоящей любви тоже.
Может гарем себе завести?
Шутка.
Почти.
Вот же бесы! Дело к свадьбе, вот они и норовят искусить!
— Петя, чай готов, вставай уже. Остынет.
— Сейчас. Спасибо, моя радость.
Улыбается. Мило и открыто. Наш разговор по душам окончательно раскрепостил её. Вместе со словом «барин» ушло всё лишнее. Всё наносное. Все условности и весь театр. Пусть она мне не жена и никогда ею не будет, но я всё больше дорожу нашими отношениями. Искренними. Без фальши высшего света.
Набрасываю халат и присаживаюсь за столик. Катя наливает мне чашку ароматного чая и пододвигает плетенную корзинку с булочками.
— Кушай.
— А ты?
Кивок.
— И я с тобой, конечно. Приятного аппетита.
— Взаимно, радость моя.
Она отпивает из своей чашки и спрашивает:
— К ужину вернёшься? Что тебе приготовить?
— Кто ж знает, Катюш. Практически официальное мероприятие, знакомство с принцессами, то-сё. Матушка может устроить что угодно. А на ужин… Не знаю, как там меня будут кормить в Зимнем, но почему-то захотелось запечённую утку. С удовольствием отведал бы утку. — подмигиваю, — Разделишь со мной утку и винишко?
Улыбка, полная нежности.
— Сделаю утку и разделю с тобой ужин. С тобой я разделю всё, что Господь пошлёт.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 6 ноября 1743 года.
— И что ты думаешь?
Силантий вздохнул.
— Задачи ты ставишь, барин. На дереве долго не усидит человек.
— На дереве-то как раз усидит.
Кивок моего плотника.
— Оно-то так, барин. Но, то оно на дереве, вы же собираетесь совсем иное сделать. Да ещё и на колёсах. Это ж не телега.
— Кать, что там с бронзовыми колёсами?
Катерина в своих записях перелистнула страницу назад и сообщила:
— Обещали сегодня в три по полудни, но, барин, это же не точно. Могу посыльного отправить и поторопить.
— Поторопи. Мне нужны эти колёса. И втулки!
— Сделаю, барин. Не волнуйся.
— Силантий, сделаешь до завтра?
— Барин, ну как скажу? Привезут колёса — будем посмотреть. Ты ж барин придумал ещё — сделать кресло на пяти ножках! Чудишь, барин! Да ещё чтоб крутилось!
Смеюсь. Да, такой вот я шалун.

Катя сидела в кресле, с гусиным пером в руках, и делала пометки в бумагах, лежащих на столике.
Чем я был занят? Изобретением веков — офисным креслом. Хочу сделать вращающееся кресло на колёсиках. Бзик у меня такой. Неудобно работать на стульях в лаборатории, когда приходится то туда посмотреть, то сюда повернуться, а куда и подъехать к соседнему столу. Так что пытаюсь изобрести велосипед. А как его изобрести, если нет тех же подшипников и лет под двести на Руси не будет? Своих так точно. Да и в Европе пока их нет. Только деревянные. А у них надежность маленькая и большое трения. Для стула, впрочем, хватит конопляного масла втулок. Бронзовых или латунных. Но последние дороги, да и нестабильны составом. Медь то давно известна, а цинк ещё нет… Вот так. Не паром единым… Не будет промышленной революции без металлического подшипника! Надо изобретать. Самому? Там много возни. Нартову поручу. Младшему. Степан артиллерист и инженер. Объясню, что к чему. Он поймет. А станки и все материалы для опытов у него на мызе отца есть. Будет делом занят юноша. А то что-то зачастил. Каждый почти вечер здесь.

Можно ли подобрать для стула альтернативные решения? Можно. Вот этим я сейчас и занят. Пытаюсь с Силантием решить эту проблему.
Силантий не очень понимал блажь барина, но не спорил и старался как мог.
Стук в дверь.
— Да!
Появляется Анюта — моя реальная горничная из Ново-Преображенского.
— Барин, к вам г’оспадин Строг’анав с визитам.
Хм…
— Скажи, сейчас иду. Предложи ему чаю.
— Канешна, барин.
Анюта испаряется.
— Катя, где ты её взяла на мою голову?
Спокойно:
— В Новопреображенском, барин.
— Она ж говорить по-людски не умеет!
— По-людски умеет. По благородному не умеет. А там других нет, барин.
Силантий кивнул, соглашаясь.
Выдыхаю.
— Кать, сделай чаю дорогому гостю, а то Анюта такого сделает, что я опозорюсь до старости лет!
Катюша кивает и выходит.
А я сижу и думаю — много было разговоров, что, мол, дали бы людям свободу, уж они бы! Кто? ЭТИ? Как сказал бы Дракон из Шварца: «Свободу? А что они с ней будут делать?» Учить и учить поколение за поколением. А страна аграрная почти полностью. Каждая почти деревня говорит на своём диалекте. А крестьянину много абстрактных знаний и не нужно — следи за приметами, планируй сев и жатву, да церковные праздники с постами чти. Ну, и хитрость мужицкая, как без этого. А женское образование на деревне — полный бред. Зачем бабе образование? Её дело рожать, работать, мужа кормить, ублажать, да за дитями посматривать. Ну, в церковь ещё.
Силантий прокряхтел и выдал:
— Не серчай барин, дозволь слово сказать.
Киваю. Сегодня меня все учат жизни. Но, Силантий — умный старик и хороший мастер.
— Говори.
— Зря ты, барин, Катьку сваришь. В Новопреображенском так ещё ничё. А в остальных деревнях так вообще тьма. Ты с Катькой их не сравнивай. Катька никогда не была в поле и коровам каким хвосты не крутила… На руки её, барин, посмотри… Очень зажиточная ейная семья. По меркам Новопреображенского понятно. Дали Катерине образование. Слова правильно говорит, музыку знает… Не смотри, барин, что она — крепостная… Она-то… Кхе… — Силантий усмехнулся каким-то своим мыслям. — А, вообще, барин, худая затея давать бабе выбирать других баб. Путёвого не будет ничего. Знаешь поди, что девки стараются подружек пострашнее и поглупее себя подбирать? С чего ты мыслишь, что, Катя поступит иначе? Ни одна баба вокруг себя не допустит цветника из других баб.
Минуту соображаю. Что-то я упустил из этого умного и правильного поучения.
Вкрадчиво спрашиваю:
— А ну-ка, Силантий, с этого места поподробнее.
Удивлённо подняты седые брови:
— С какого, барин?
— Что ты имел ввиду, говоря: «Не смотри, барин, что она — крепостная… Она-то… Кхе…»?
Недоумение на лице плотника стало настолько искренним, что я почти поверил.
— Говори, Силантий.
— Э-э, так это, барин, что говорить-то?
— Чья она?
— Так ясно чья. Матушки своей и батюшки.
— А кто у нас батюшка?
— Как-то? Платон. Кузнец наш. Ох, хороший кузнец, барин! Он такое…
Поднимаю ладонь.
— Стоп. Про чудеса кузнеца потом поведаешь. Кузнец, значит?
Кивок.
— Кузнец, барин. Настоящий…
— Стоп-стоп. А матушка её кто? Чья, точнее?
— Как чья? Известно чья. Прозоровская она. Обрюхатил князь бабку-то Катькину и за кучера своего замуж и выдал. Это ж всем в Новопреображенском известно, у любого спроси.