Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Неожиданно сам для себя я спросил сквозь сон:

— Ты меня любишь?

Катя остановилась. Я даже глаза открыл.

Она покачала головой.

— Нет, барин. Я не знаю, что такое любовь. Это господское чувство. Я твоя и мне этого достаточно.

Катерина помолчала.

— Крепостные не знают любви. Нет её у нас. Опасна она. Нет ничего хорошего от неё. Только боль сердечная. Всё равно или барин, или родители выдадут тебя замуж, не спросив люб тебе жених или нет. Я не хочу так. Ты спрашивал, хочу ли я вольную. Нет, не хочу. Меня там не ждёт ничего хорошего. Что я умею? Толком ничего. Не пройдет и двух месяцев, как меня голодную и отчаявшуюся затащит в постель гнусный старикашка. Зачем мне это? У меня есть ты. Для тебя я готова на что угодно. Не прогоняй меня, прошу тебя. Я — твоя и только твоя. Не прогоняй. Я знаю, что ты женишься. Но жена не всегда рядом и не всегда может, а мужчине нужно всегда. Тем более, когда жена понесёт. Умная жена согласится скорее терпеть меня, чем муж будет где-то гулять и принесёт в дом заразу.

— А если ты понесёшь?

Пожатие обнажёнными плечами.

— Это может случиться. На всё Божья воля. Но, я постараюсь этого не допустить.

Поднимаю голову и внимательно смотрю ей в глаза:

— Почему?

— Я знаю много случаев, в том числе в моём роду, когда барин или высокородный дворянин обрюхатит, а потом девицу спешно выдают замуж за дворового. Я, может, и крепостная, но я не хочу такой жизни.

Она замолчала.

Я про себя заметил, что во время своей исповеди, она ни разу не назвала меня барином. Ни разу. Словно имела право обращаться ко мне на ты, и без «барин». Просто говорила. И многое мне стало понятно. В том числе то, почему она не хочет залететь. Ягужинской мама облажалась и её с мамой и отчимом выбутцали из Санкт-Петербурга ногами. Так они графья. А Катю не ждёт ничего, кроме постылой жизни, пьющего и колотящего её мужа, своры голодных ребятишек и бытия, от которого хочется утопиться.

— Спи, моя радость. Ты тоже устала за сегодня. Запомни, я тебя, без твоего желания и согласия, никому не отдам, поняла?

Кивок на плече.

— Спасибо.

— И не называй меня в постели «барин». Меня это выводит из себя, договорились? Ты не крепостная девка в моей постели, а просто моя женщина. Уяснила?

Катюша усмехнулась.

— И как мне тебя называть в постели?

— По имени. И, вообще, когда мы одни. Не только в постели. Договорились?

— Да, Пётр. В любом случае я вся твоя и только твоя. Пусть твоя Лина не ревнует меня к тебе. Я не претендую ни на что. Вы поженитесь, и, я уверена, что она тебе будет хорошей женой. Я её видела сегодня. Тебе будет хорошо с ней. Она тебе родит хороших деток…

Целую её в любопытный носик. Интересно, где это она Лину видела сегодня? В Зимнем, куда она ездила по требованию Матушки на карете с моим герцогским гербом на дверцах? И, понятно, в Зимний дворец она ездила не в обносках, а в своём лучшем наряде от меня и с прочими яхонтами, так что на фоне Герба Герцога Голштинского Екатерина смотрелась весьма органично.

Но спросить об этом я уже не мог — Катя мирно спала у меня на плече.

Перешли наши отношения с Катей на какой-то новый уровень? И да, и нет. Мы объяснились, я её понял. Обращение «барин» в постели меня откровенно выбешивало всегда. Задерёт ли она носик? Посмотрим. Если что — отправлю экономкой в мой дворец в Ново-Преображенское. Захочет САМА замуж — дам вольную. Понесёт? Ну, что ж, на всё воля Его. Конечно, своего ребёнка я не брошу на произвол судьбы, дам соответствующее хорошее образование и к делу какому приставлю. Говорят, что Императорская Кровь — священна. Может быть. Если что — то у нас с Катей могут быть весьма умненькие детки. А за титулом для неё и деток дело не станет. Это не так трудно организовать.

Матушке нужна фаворитка помимо официальной супруги? Тоже можно устроить всё чин по чину. А то, что Катя из крепостных, так и Императрица Екатерина Первая тоже была отнюдь не из дворян. Половая девка в кабаке, прости Господи. Ничего. Пережили.

Усмехаюсь.

Интересно, как долго ждать до момента, когда высший свет начнёт улыбаться крепостной Государя Цесаревича-Наследника владетельного Герцога Голштинского? Крепостной, которая ездит по делам Цесаревича на его карете с герцогской короной на крыше? Или просто на карете, благо у меня не один экипаж и целая конюшня с выездом? Крепостной, у которой собственные гувернантка и учителя? Крепостной, которая помогает в опытах Ломоносову и Рихману? Это же всё сейчас тема номер два в высшем обществе. Первая, безусловно, приезд Лины и Ульрики в Санкт-Петербург и их радушная встреча Матушкой в Зимнем дворце. А третья — изгнание из столицы Ягужинской с семейством в деревню. По последнему поводу злопыхатели в полном восторге. Мол, так ей и надо. Сильно взлетела.

Можно ли так сказать про Катю? Можно. Когда она получит графский титул и станет моей фавориткой. А так — нет. Она, сейчас, просто проекция моей силы, власти и влияния. Без меня она ничто и никто. Её вообще нет. Так что…

А то, что я в центре трех главных обсуждаемых высшим светом тем, тоже ведь показатель моей нынешней значимости в жизни Санкт-Петербурга и Первопрестольной.

Ладно, хорош. Спи давай. Бери пример с Кати.

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 5 ноября 1743 года.

Принцессы играли в шахматы.

— Как тебе приём?

Лина пожала плечами.

— Так официальный приём только через два часа. Привели себя в порядок и немного поспали. Какие тут могут быть впечатления?

Ульрика покачала головой, двигая фигуру по чёрно-белым клеткам.

— Не скажи. Ты вчера была очень уставшей и мало смотрела по сторонам. А я вот заметила молодую барышню, которая шла нам навстречу на пороге Зимнего дворца. Приличная барышня, хорошо одетая, в шубе, с причёской, красивая и ухоженная. С изумрудом на шее и сапфиром на пальце. Холёные руки, не поднимавшие ничего тяжелее веера или гусиного пера. Не зная её, я бы подумала, что это аристократка очень высоких кровей.

Лина не проявила интерес к теме и лишь спросила, для поддержания разговора:

— Выходит, что ты её знаешь?

Усмешка.

— Теперь — да. Она так внимательно и изучающе на тебя смотрела, проходя мимо нас, что я спросила у князя Волконского о том, кто это. И знаешь, что он мне ответил?

— И что.

Ульрика сообщила победным тоном:

— Он ответил: «Это крепостная личная горничная Цесаревича. Катей зовут». И знаешь на чём крепостная уехала из Зимнего дворца? В карете с Гербом Шлезвиг-Голштейна и с Герцогской Короной на крыше! Она одна уехала в карете с гербом и короной! Не было с ней никого! Уехала, сверкая каменьями, как гордая хозяйка, в сопровождении своих слуг и лакеев!

Лина подняла голову.

— Крепостная горничная? Рабыня⁈

— Вот именно! Рабыня! А одета и ухожена, как принцесса! И знаешь, где она обитает? Я тут поспрашивала, пока ты отдыхала. А обитает она в Итальянском дворце, где живёт твой Петер! Она ездит в Императорский Зимний дворец на его Коронной карете! Рабыня!

Каролина Гессен-Дармштадская потёрла виски.

Невестка продолжала:

— Петер тебе ничего о ней не писал?

— Нет. Только о Ломоносове и Рихмане. Они, кстати, тоже живут в Итальянском дворце. С семьями. Там, вообще, много кто живёт. Так что всё может и не так трагично.

— В любом случае, держи себя в руках. Ты пока Петеру никто. А его рабыня ездит на его карете с короной. Мне тут по секрету вчера сказали, что они не просто живут под одной крышей, и Петер с этой Катей не просто любовники. Она его доверенное лицо и обладает всей свободой принятия решений. Он ей полностью доверяет. Потому она и ездит, сверкая, в такой карете с лакеями. Она часто представляет интересы Цесаревича. Она его представитель и его лицо. Так что умерь свои чувства. Не спугни возможного жениха. Потом с ней и с ним разберёшься. Главное — понравься Императрице. Петер не пойдёт против воли своей Государыни.