Товарищ "Чума" 5 (СИ) - "lanpirot"
А вылезшие из каких-то уголков его памяти редкие случаи их «горячего интима», заставили меня зябко передернуть плечами. Твою дивизию, как же мне теперь всё это развидеть-то? Надеюсь, когда я сброшу шкуру недоделанного колбасного лавочника, у меня не останется ничего из его воспоминаний.
Едва я кое-как умудрился вытрясти из башки семейные «интимные развлечения» Хайни, как в мою голову тут же полезли его потные эротические фантазии о русских юнге фрау. Он уже и представить успел во всех подробностях, как жестко сначильничает славянскую красотку, на которую уже положил глаз. Ведь она настолько непохожа на его обрыдлую жену…
Твою мать! Мне захотелось придушить себя самого за подобные мысли. Какие же они сволочи! Нет, не зря я отправил этого урода прямиком в ад — на земле только чище будет и легче дышать. Как же им промыли мозги нацистской идеологией, что вроде бы обычные с виду люди превратились в настоящих монстров, утративших всё человечное?
Эту заразу надо выжигать под самый корень, чтобы в будущем она вновь не дала свои ядовитые ростки. И я, как ни прискорбно признавать, видел, как это бывает. Семена нацизма, что по какой-то причине не были «преданы огню», проросли через десятилетия. И теперь мы пожинаем их плоды. И это страшно, можете мне поверить. Не знаю как, но я постараюсь сделать всё возможное, чтобы этот ужас больше не повторился!
Наконец я подъехал к контрольно-пропускному пункту, перегораживающему полосатым шлагбаумом одну из второстепенных дорог, ведущих в поселок. Движения здесь практически не было, поэтому охрана исполняла свои обязанности спустя рукава, кемаря одним глазком в тени раскидистой строй яблони, усыпанной яркими желтыми плодами.
Остановив мотоцикл у будки патрульного, я не стал его глушить, а наоборот несколько раз крутанул рукоятку газа. Мощный двигатель взревел и, выдав клуб вонючего дыма, несколько раз громко стрельнул. Именно так постоянно делал шутце Богард, привлекая внимание расслабленной от жары охраны.
— Хайни, ну чего ты опять расшумелся? — недовольно произнёс один из постовых, лениво поднимаясь на ноги с зеленой травы. — Так спокойно было…
— Открывай, Пауль! — Скопированная память дохлого немца услужливо подсказала мне имя подошедшего обер-солдата. — Вы тут прохлаждаетесь, а кто-то носится по жаре и пыли с высунутым от усердия языком! — Вывалил я на постового всё «своё» накопившееся негодование. — Устроили тут себе синекуру… — с нотками весьма определяемой зависти в голосе, произнёс я. А то как же без этого?
— Was man nicht im Kopf hat, muss man in den Beinen haben, — рассмеялся мне в лицо обер-солдат.
[Немецкий аналог русской пословицы/идиомы «дурная голова ногам покоя не даёт. Дословно: 'Чего у тебя нет в голове, то должно быть в ногах».]
— Открывай! — не желая больше препираться, я еще раз нетерпеливо рыкнул работающим двигателем. — Времени нет с тобой лясы точить!
— Понимаю, завидуешь, Хайни, — дернув за веревку, удерживающую шлагбаум в горизонтальном положении, произнёс Пауль. — Такой весь голодный и злой…
— Да пошёл ты! — выдохнул я, ожидая, когда проезд откроется.
— Будет еще и на твоей улице праздник, Хайни! — Весело заржал обер-солдат. — Как победим этих русских — тогда и расслабишься! — И он опять заржал, словно конь. — А где Дикман? Вы же, вроде бы, вчера вдвоем на задание выезжали?
— Там остался… — как можно туманнее ответил я. — Траванулся вечером какой-то гадостью… Совсем животом занемог, бедолага, а мне теперь вместо него еще пакет срочно в штаб передать надо…
— Ха, неужели тоже брагу у толстой старухи на рынке брали? — с видом знатока, предположил Пауль.
— А ты откуда знаешь? — Похоже, что об этой старушенции вся Покровская часть знает. Её, старуху эту, похоже, можно к медали представлять, за постоянную травлю фрицев кислой брагой.
— Значит, точно брали! — еще громче загоготал Пауль, а ему вторили остальные солдаты, продолжающие валяться на травке. — Дрищет, небось, непрестанно? — продолжал изгаляться охранник, схватившись за живот.
Неожиданно его нога зацепилась за петлю на веревке, привязанной к шлагбауму. Постовой споткнулся и, не удержав равновесия, рухнул на землю. Пытаясь удержаться на ногах, Пауль рванул на себя первое, что попалось ему под руку — как раз ту самую злополучную веревку, привязанную к концу толстой и тяжелой деревянной стрелы шлагбаума.
Стрела, уже практически поднявшаяся под действием противовеса, резко пошла вниз и «нагнала» упавшего обер-солдата как раз в тот момент, когда он попытался встать на ноги. Бум! Глухой, но громкий звук удара тяжелого бруса стрелы по непокрытой голове фрица услышали даже его подельники, расслабленно лежавшие в тени яблони.
Так и не поднявшийся на ноги Пауль рухнул мордой в придорожную пыль, скоропостижно потеряв сознание от удара. А из его разбитой ударом шлагбаума черепушки в придорожную пыль брызнула струйка алой крови.
«Ну, что, поделом утырку — нечего было над сослуживцем потешаться! — промелькнула в голове мысль. — Тьфу, ты! Ну какой он мне сослуживец? Это ж остатки эмоций убиенного Хайни прорвались поверх моих собственных, поскольку вошли с ними в настоящий резонанс. Но, действительно, поделом гаду! Это его карма настигла… Или не карма?»
Я скосил глаза на злыдня, сидевшего в мотоциклетной коляске. Если смотреть вот так искоса, мельком, не концентрируя взгляда на нечисти, её вполне можно было заметить даже без магического зрения. К тому же, я еще и знал о его местонахождении.
— Твоя работа, братишка? — мысленно поинтересовался я.
— Лих-хорук помнит, ш-што п-пратиш-шка Ш-шума говорил — нельс-ся утыркоф-ф-ф кош-шмарить, — мгновенно отозвался злыдень.
Я с улыбкой покачал головой — вот ведь, шельма, нахватался от меня словечек. А после следующей фразы я понял, что наша с ним «связь» куда глубже, чем я предполагал, ведь «Бриллиановую руку» он точно никогда не видел:
— Он с-сам х-хрох-хнулся — не ф-финоф-фатая я!
Ну-да, ну-да… Так мы и поверили. Нет, в словах Лихорука я ни капли не сомневался. Но у всех злыдней есть одна интересная особенность, даже если он ничего не будет предпринимать, всё равно его «энергетические эманации» в окружающее пространство, будут так искажать физическую реальность, что находящимся рядом людям всё равно не поздоровиться.
Физиология у него такая, если сказать научным языком. И от его желаний эти самые «вредоносные эманации» абсолютно не зависят. Таким уж его создали. И обычным простакам, не обладающим магическим даром, находиться рядом со злыднем без соответствующего оберега весьма чревато разными проблемами. Да такими, что и помереть внезапно можно.
Я «прислушался» к себе — но, нет, никакой силы мне не капнуло. Хотя, возможно этот приток настолько мал, что почувствовать его совершенно невозможно. Так что это не критично. А ублюдку поделом! Была б возможность — сам бы придушил! Я даже с мотоцикла не слез, чтобы посмотреть, что с этим уродом приключилось. Пусть его дружки разбираются.
Чем они занялись, подорвавшись с травки и метнувшись к своему приятелю:
— Пауль! Пауль! Что с тобой?
Но Пауль лежал тихо, не отсвечивал и дышал через раз, пуская облачка пыли. Приложило его здорово, я даже порадовался. Когда сослуживцы оттащили его в сторону, я крикнул:
— Мне дорогу кто-нибудь откроет? Нет? Я спешу!
— У тебя что, совсем сострадания к товарищу нет? — возмутился один из патрульных, пытаясь привести упавшего обер-солдата в чувство.
Сострадание? Да вы о чём, ребятки? Я бы вам всем глотки зубами перегрыз. Однако, где-то в глубине души завозился какой-то «червячок» сомнений, что надо бы помочь камраду Паулю, хоть до больнички его довезти. Откуда странные такие мысли? На доброхота я совсем не похож. Ага, это отклик скопированной личности Хайни голос подаёт.
А, кстати, неожиданно понял — это ж вполне рабочий вариант! Госпиталь необходимо посетить в первую очередь, если я хочу найти достойного кандидата на отправку в германский тыл. Кого, как не раненых в первую очередь туда отправляю? На побывку и восстановление. А некоторых еще в качестве поощрения за проявленное рвение на фронте. Пусть даже и не в столицу — всё равно! Там придумаю, как быть.
