Товарищ "Чума" 5 (СИ) - "lanpirot"

Товарищ «Чума»#5

Пролог

Сентябрь 1942 г.

Москва.

НКГБ СССР.

По пребывающей в полутьме лестнице, постукивая тросточкой по источенным многочисленными ногами и неумолимым временем ступеням, тяжело приволакивая правую ногу, взбирался капитан государственной безопасности. С трудом преодолев подъем, он немного постоял на площадке, приводя дыхание в норму, а после неспешно похромал вдоль закрытых дверей такого же, как и лестница, слабоосвещенного коридора.

Возле одной из дверей с табличкой «Начальник 3-го Управления НКГБ СССР[1] старший майор ГБ Горлинский Николай Дмитриевич» он остановился, выпрямил сгорбленную спину и решительно постучал.

— Да! — раздался голос из кабинета.

Капитан госбезопасности открыл массивную дверь и прошел внутрь.

— Товарищ старший май… — произнес он, остановившись в проходе, но хозяин кабинета оборвал его на полуслове:

— Давай без взаимных «расшаркиваний», Фролов! Я и без тебя прекрасно знаю, что я старший майор госбезопасности[2]! Подгребай к столу!

— Слушаюсь, — произнес Лазарь Селиверстович, ковыляя к заветному стулу.

Добравшись до вожделенного предмета мебели, капитан, поскрипывая зубами от боли, но стараясь, чтобы его мучения не отражались на лице, с облегчением упал на жесткое сиденье. Пристроив простенькую трость между ног, он положил ладони на истертую до блеска рукоять и твердо взглянул в лицо высокого начальства.

— Все хорохоришься, Лазарь Селиверстович? — От внимательного взгляда этого самого начальства не укрылись ухищрения капитана, которые он старался лишний раз не афишировать. Но это не особо помогало. — Говорил же тебе — сдавайся в госпиталь! Сдохнешь ведь от своих болячек! Или хотя бы в санаторий для профилактики — я путёвку подпишу…

— Товарищ старший майор… Николай Дмитриевич, ну не могу я в больничке валяться или прохлаждаться в санатории на всём готовеньком, когда такое творится! Наши товарищи на фронте жизней не щадят, бьют фрицев, а я в тылу…

— Ты мне сейчас еще и на фронт попросись! Ждут там таких калек с распростёртыми объятиями, — не сдержавшись, съязвил старший майор. — Хватит с меня уже этих лозунгов, Фролов — у нас с тобой работы за гланды! И не менее тяжелой и опасной, чем на фронте! Сколько наших ребят погибло за последние месяцы? А? В тылу он…

— Так и я о том же, Николай Дмитриевич! А ты всё: лечись, да лечись! У меня уже все давно срослось, да затянулось! Шесть лет прошло — как огурчик я…

— Ага — как соленый бочковой огурчик, — усмехнувшись поправил Фролова старший майор госбезопасности, вглядываясь в изможденное и бледное лицо своего подчиненного. — Как самочувствие, Лазарь Селиверстович? По виду, что-то «не очень». Работать точно сможешь? У нас сейчас совсем не курорт… Да и раньше не санаторные условия были…

— Справлюсь, товарищ старший майор госбезопасности, — с самой серьезной миной на лице отчеканил Фролов. — Какие мои годы?

— Хорошо, — вздохнул старший майор госбезопасности. — Но не взыщи, если несмотря ни на что, запрягу по полной!

— И не думал даже, Николай Дмитриевич! Я уже… как бы, давно в деле… — Фролов хрипло кашлянул в кулак — лёгкое, поврежденное пулей шесть лет назад, до сих пор давало о себе знать.

— За что и ценю, Лазарь Селиверстович. Знаешь, зачем тебя вызвал?

— Никак нет, товарищ старший майор, — мотнул головой Фролов, вопросительно взглянув на старшего майора госбезопасности.

— Взгляни на это, — Николай Дмитриевич протянул капитану госбезопасности несколько фотографических снимков. — Интересна твоя реакция… — Как-то странно усмехнулся старший майор.

Лазарь Селиверстович прислонил трость к столу, освободив руки, и взял протянутые начальником фотографии. На первой, как собственно и на всех остальных, были запечатлены двое: молодой человек лет двадцати пяти-тридцати и пожилой изможденный мужчина за шестьдесят.

Руки Фролова дрогнули — он с первого взгляда узнал этих двоих, хоть за шесть пробежавших лет они основательно изменились. Но перепутать он не мог, с фотографии на него смотрел похищенный немцами профессор Трефилов собственной персоной, которого он уже давно считал покойником.

И молодой был ему прекрасно известен — он был когда-то учеником профессора и участвовал в его опытах. После той аварии, устроенной диверсантами, и последующего расстрела чекистов, Лазарь Селивёрстович неоднократно с ним встречался и беседовал. Правда, уже когда вышел из больницы, в которой пролежал очень длительное время — диверсанты буквально нашпиговали его тело пулями.

К тому же, вскоре, этот паренек стал его сослуживцем по комиссариату госбезопасности — пока Фролов боролся за свою жизнь в госпитале, тот успел поступить в Школу особого назначения НКВД, впоследствии закончив её с отличием. Если бы ничего не изменилось, то сейчас лейтенант госбезопасности Иван Чумаков воевал во фронтовой разведке. Но, судя по фотографиям, что-то всё-таки произошло.

— Узнал? — коротко поинтересовался старший майор госбезопасности.

Хотя, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять по реакции Фролова, что «да» — узнал.

— Еще бы… — взволнованно просипел капитан госбезопасности, вглядываясь в худое лицо профессора. — Трефилов и Ваня Чумаков…

— Это ведь тот студент, с которым профессор Трефилов свою адскую машинку разрабатывать начинал, если я ничего не путаю?

— Он… Но как? Ведь шесть лет прошло с того случая… Если он жив, то я… Меня под трибунал отдать надо…

— Хватит рефлексировать и сожалеть о содеяном, товарищ капитан государственной безопасности! — Недовольно сверкнул глазами старший майор. — Эту твою халатную безответственность, Лазарь Селиверстович, мы уже обсуждали… Тогда… В тридцать шестом…– Если бы ты меня заблаговременно поставил в известность… Мы бы тогда этого профессора…

— Товарищ старший майор госбезопасности! — обиженно протянул Фролов. — А вы бы сами во все это поверили, если бы я вам без доказательной базы все это вот так, только на словах и пальцах, вывалил?

— Так я без всего этого и поверил, — возразил ему Николай Дмитриевич.

— А если бы не произошло нападение? — оспорил заявление старшего майора Фролов. — Если бы не было взрыва в квартире Трефилова? Если бы наших парней… — Голос Фролова дрогнул, в носу предательски защипало, но он нашел в себе силы и продавил вставший колом комок в горле — Если бы их не убили?

— Согласен, если бы не это — в жизни бы не поверил! Ну, бред же! Согласись, Лазарь Силиверстович?

— Так точно, полный бред, товарищ старший майор госбезопасности! Но я эту лютую бредятину своими глазами видел! Однако ж, умудрился провалить такую операцию… А! — И он нервно взмахнул рукой. — Мне за это дело и десятки лагерей без права переписки — и то мало…

— Отставить, товарищ капитан госбезопасности! — рыкнул на него старший майор. — Проехали уже! Будет у тебя еще возможно шанс… реабилитироваться…

— Понял, товарищ старший майор! — обрадовано воскликнул Фролов, сверкнув глазами. — А откуда это? — Он тряхнул фотографиями, которые всё еще держал в руке.

— От начальника первого управления старшего майора государственной безопасности Фитина, — сообщил он Лазарю Селиверстовичу.

— Внешняя разведка? — тут же среагировал Фролов. — Значит, я был прав тогда, в тридцать шестом? Это были немцы?

— Да, — подтвердил Николай Дмитриевич. — Немцы. Фотографии сделаны нашим агентом в Берлине. В одном из секретных научных учреждений «Аненербе». Как ты думаешь, Лазарь Селивёрстович, кто возглавляет это учреждение?

— Черт возьми, неужели профессор Хорст? — возбуждённо воскликнул Фролов.

— Угадал, капитан — это Волли Хорст, — криво усмехнувшись, ответил старший майор госбезопасности.

— Как же я себя ненавижу за то, что упустил тогда этого гада! — Хлестко впечатал крепко сжатый кулак в раскрытую ладонь Лазарь Селивёрстович. — Сколько хороших ребят из-за него погибло… — Его лицо свело словно застывшей маской, а левый глаз дёрнулся в нервном тике. — Всё бы сейчас отдал, чтобы его достать!