Господин Тарановский (СИ) - Шимохин Дмитрий
— Ее строили тибетцы… — тихо проговорил Найдан-ван, глядя на крепость так, словно видел призраки далекого прошлого. — Они знают, как заставить камень служить вере, а не власти.
Я прошелся биноклем по гребню стены, по квадратным башням, всматриваясь в каждый выступ, в каждый зубчатый карниз. Удивительно, но движения не было. Нигде. Ни единого часового, ни дымка из труб, ни сигнального крика петуха.
— Они ушли? — тихо спросил я, чувствуя, как зарождается надежда «прохилять без проблем». — Возможно, наши слухи опередили нас?
Найдан-ван только покачал головой.
— Тишина — это тоже оружие, урусский нойон. И китайцы, и маньчжуры умеют им пользоваться.
Мы начали медленный, широкий круг вокруг крепости, двигаясь по едва угадываемой в сухой траве тропе. Северный, скалистый склон, где камни и пустота создавали картину враждебности, постепенно сменился южным. Здесь черные, угрюмые гольцы уступили место более мягкому рельефу. Среди каменных осыпей появились клочки жухлой травы, языки молодой, еще бледной зелени. У самого основания стены, беспорядочной, хаотичной застройкой, лепились убогие, глинобитные фанзы, так плотно, словно эти строения пытались сбежать от суровых скал, чтобы спрятаться у стен цитадели. Загоны для скота, ряды жалких лавок, навесы — все это успокаивало привычной обыденностью, но, как и прежде, было мертвенно тихо. Все тут было похоже на китайские кварталы Урги, только без жизни. Людей вокруг крепости не было от слова «совсем», будто она была картонной декорацией.
— Что думаете, Михаил? — окликнул я Скобелева.
— Одно из двух, Владислав Антонович — задумчиво обронил он, натягивая повод лошади. — Или они укрылись в цитадели и готовы сражаться, или — покинули крепость. Но и в том и в другом случае ясно, что наши планы не являются для них секретом!
Мысленно я согласился с его оценкой. Плохая новость! Похоже, у нас в лагере здоровенная утечка информации!
Мы подъехали ближе и остановились на расстоянии ружейного выстрела, не смея надеяться на легкую победу, но готовые к ней. Ближе к воротам, словно яркий, причудливый мотылек, залетевший в эту пустыню, стояла маленькая, пестрая кумирня. Ее резные карнизы, украшенные такими же выгнутыми крышами, были похожи на нежные крылья.
Вдруг мой взгляд, блуждающий по опустевшим улочкам посада, зацепился за странное мерцание на карнизах кумирни. Словно сотни крошечных зеркалец заблестели на солнце.
А потом началось.
Сначала показался тонкий, почти невидимый шлейф дыма над крышей кумирни. Следом — слабые вспышки огня. И вдруг, почти одновременно, словно по чьему-то злому умыслу, пламя охватило несколько фанз у самой стены. И тут мы увидели сотни вооруженных китайцев: солдатня, наконец, вышла из укрытия. Они двигались методично, бросая факелы в окна, разбрасывая солому. Зачем? Отчаянная попытка не допустить, чтобы кто-то из нас мог укрыться там при штурме? Похоже на то… Китайский военачальник, защищавший укрепление, реализовал сейчас древний, средневековый рецепт обороны: сжечь предместья, чтобы не позволить врагу скрытно приблизится к крепости. Холодный, расчетливый жест, кричащий о том, что этот город не сдастся без боя…
Мы напряженно следили за происходящим. Звуки, что издавали природа и наши лошади, исчезли, будто провалились в бездну. Осталась только тишина, наполненная огнем, который, беззвучно корчась, пожирал сухие стены, проваливая крыши. В ярком солнечном свете клочья горящей бумаги, подхваченные теплыми струями воздуха, взмывали вверх, и долго, бесконечно долго парили на фоне безмятежно синего неба, как вестники грядущей битвы.
Я вновь поднял бинокль, рассматривая ворота. Прямо на воротинах китайцы старательно нарисовали грозных тигров. Их широко раскрытые пасти явно были выкрашены свежей красной краской. По обеим сторонам от ворот, на стене, неведомые художники изобразили несколько коротких, толстых пушек. Орудия были нарисованные, но они так явственно предвещали реальный огонь, что мурашки побежали по спине.
Это был безмолвный, но безошибочный ответ. Встречайте, урусы. Не ждите капитуляции. Ждите боя.
Мы вернулись в лощину, где оставили лошадей, и спешились. Мрачная решимость гарнизона, их готовность сжечь собственный город, лишь бы не дать нам укрытия, произвела на всех тяжелое впечатление. Скобелев, достав полевой планшет, пытался набросать от руки схему крепости и подходы к ней. Монголы возбужденно переговаривались. Найдан-ван выглядел растерянным: судя по всему, боевой дух его нойонов здорово упал.
— Они сожгли посад. Это хорошо, — нарочито бодрым тоном произнес я, надеясь подбодрить монголов. — Это значит, они боятся. Они боятся, что мы засядем в домах, и будем вести огонь оттуда. Они лишили себя пространства для маневра и сами заперлись в этом каменном мешке.
Найдан-ван медленно покачал головой.
— Ты видишь стены, Белый Нойон. А я вижу духов, которые их охраняют, — сказал он через Хана. — У ворот — тигры, чьи пасти жаждут крови. На стенах — пушки, нарисованные великим шаманом, чтобы испить души наших воинов. Простой человек не пройдет мимо них!
Его телохранители, стоявшие за спиной, мрачно и согласно закивали. Я посмотрел на них, потом на Скобелева. В глазах молодого поручика читалось скептическое недоумение. «Как воевать с такими союзниками? Они боятся нарисованных тигров!»
Черт. Плохо! Сейчас любая насмешка, любое проявление неуважения к их вере могли разрушить наш хрупкий союз. Сейчас монголы — наша главная сила. И мы должны говорить с ними на их языке.
— Ты прав, нойон, — я совершенно серьезно посмотрел ему в глаза. — Против магии их шаманов бесполезно простое железо. Нужно другое оружие. — Я сделал паузу, давая словам впитаться. — Оружие, что несет в себе гнев самого Вечного Синего Неба. Оружие небесного огня!
Скобелев, стоявший рядом, едва заметно усмехнулся, но тут же поймал мой жесткий взгляд и снова стал серьезным.
— А теперь о простом, — я повернулся к офицерам. — Нарисованные пушки, господа, означают только одно: настоящих у них нет. Или так мало, что их прячут до последнего. Весь их расчет — на высоту стен, ружейный огонь и собственное мужество. При всем уважении, этого мало.
Я снова обратился к Найдан-вану, уже как к равному командиру.
— Они ждут, что мы полезем на стены днем. Они хотят видеть, как наши люди падают один за другим под их пулями. Они хотят утомить нас, заставить истечь кровью под этим солнцем. Мы сделаем иначе.
Я посмотрел на восток, где над вершинами далеких сопок уже начинала собираться синева.
— Мы ударим на рассвете. В час Тигра, когда ночная тьма гуще всего, а дозорные валятся с ног от усталости. Мы придем из темноты, когда их духи-охранники спят, а наши огненные драконы, наоборот, проснутся, чтобы приветствовать солнце.
Я говорил так витиевато специально для монголов. Крайне важно было, чтобы они увидели во мне не просто иноземного наемника, но вождя, который понимает язык и неба, и земли.
Хан перевел. Найдан-ван выслушал план, и я увидел, как его суровое лицо прояснилось. Этот замысел, сочетавший в себе и очевидную военную хитрость, и понятную ему мистическую логику, был тем, что он мог принять и разделить.
Он удовлетворенно кивнул.
— Духи тьмы помогут тем, кто сам не боится стать тьмой. Это хороший план.
Наш первый совместный совет был окончен. Двое гонцов, монгол и казак, тут же сорвались с места и полетели в сторону нашего основного лагеря, унося приказ: готовиться к ночному маршу и к бою на рассвете. Война началась.
Наш лагерь, еще вчера живший размеренной жизнью, превратился в бурлящий котел. Ночью, словно из-под земли, выросло войско Найдан-вана — сотни всадников, чьи низкорослые, лохматые кони заполнили всю долину. Это была не армия в моем понимании. Это была орда. Живописная, хаотичная, вооруженная всем, что могло рубить, колоть и стрелять — от старых дедовских сабель и луков до трофейных цинских мушкетов.
Они двигались не стройными колоннами, а огромной, гудящей массой, в центре которой реяло знамя. И это знамя сказало мне о Найдан-ване больше, чем все его слова. На ярко-красном, кровавом шелке был вышит черный знак «суувастик». У монголов этот древний символ вечной жизни обычно изображали на желтом поле покоя или на белом поле смерти. Но здесь, на красном шелке, он был вызовом, клятвой, что новый круг бытия будет рожден в огне и крови.
