Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей
— То есть мы просто сидим и ждём⁈
— Ну почему, не просто. Вы летаете, бомбите уродов…
— Охренеть. — только и смог произнести Кузьмич и сжал кулаки.
Начало июня 1937 года. Деревня Аламедилла дель Беррокаль, пригород Авилья.
Малюсенькая деревня Alamedilla del Berrocal, где Лёха приютился на ночлег, оказалась не тем местом, где он рассчитывал оказаться.
— «Маленькая тополиная роща у каменистого холма», — посмеялась Мария, объясняя название.
Название звучало красиво, но для Лёхи это место стало лишь ещё одной проблемой. Деревенька находилась километрах в десяти от Авильи и двенадцати от аэродрома — и сожалению, глубоко во вражеском тылу.
И вот что было самое хреновое — деревенька располагалась в сторону Саламанки!
Лёха сидел у небольшого деревянного стола, задумчиво крутил в руках корку хлеба и осознавал, что за эти полтора дня ни на шаг не приблизился к Мадриду.
— Да что ж за хрень такая творится! — Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь заново увидеть мир в желаемом ему состоянии.
То ли бой в воздухе увёл его слишком уж далеко, то ли он сам, убегая от места встречи с грузовиком, нёсся в неправильную сторону, но факт оставался фактом — рысить ему ещё до Мадрида было, и рысить…!
Мария, заметив его озабоченный вид, налила им обоим ещё немного вина.
— Ты выглядишь так, будто только что проиграл войну. — пошутила она.
Лёха покосился на неё и заметил подмигнув:
— Это вопрос философический! Если меня поймают — возможно и проиграю. Но это вряд ли!
Она усмехнулась, но тут же стала серьёзной.
— Основная дорога на Мадрид идёт через Авилью, но туда тебе нельзя. Город франкистский, там полно патрулей, а теперь и немцев с итальянцами набежало. Есть просёлок вдоль реки… но он проходит мимо аэродрома. Не совсем, конечно, близко, там лес и каменистые холмы. Аэродром получается прямо за холмами…
Она задумалась.
— Тебе нужен проводник… Может, старик Рамон… но он вроде бы собирался уехать на несколько дней…
Лёха не знал этих людей, но если кто-то может вывести его к своим — это шанс.
Он вздохнул, допил вино и решил последовать примеру Скарлетт О’Хары:
— Об этом я подумаю завтра…
Он устало стянул с себя комбинезон, чувствуя, как пыль, пот и грязь почти прилипли к коже.
Мария, женщина, что приютила его, смерила потрёпанную форму оценивающим взглядом и уверенно заявила:
— Дай-ка сюда. Я постираю.
Лёха замялся.
— Да не стоит, я так… отряхну.
Она вскинула бровь.
— Не волнуйся, я повешу на заднем дворе, никто не увидит. Завтра с утра твоя рубаха, пришитая к штанишкам, — она хихикнула, — будет сухая.
Лёха поколебался немного. С одной стороны, бегать голым в случае нештатной ситуации совершенно не хотелось.
С другой… комбинезон вонял так, что им вполне можно было травить тараканов.
Мария, заметив его сомнения, ушла и через минуту вернулась с простыми рубахой и штанами на верёвочке.
— Держи, переоденься пока. Это моего брата.
Лёха принял одежду и переоделся. Ткань была мягкая, выстиранная десятки раз, но удобная.
Мария кивнула, забрала его форму и скрылась за дверью.
Как это бывает на юге, стемнело моментально. Лёха, уставший, как собака после дневного забега, начал проваливаться в сон прямо сидя за столом.
Мария провела его в заднюю комнату, положила на кровать плед и незаметно исчезла.
Наш путешественник потянулся, раскинув руки, и позволил усталости взять своё.
Сколько он так пролежал, он понятия не имел.
Когда он почувствовал рядом тепло, сначала подумал, что просто снится что-то хорошее.
Но потом тёплое, очень жаркое тело прижалось ближе.
Лёха с трудом попытался разлепить веки, смутно различая в темноте женский силуэт. Недолго думая, он протянул руку и попал прямо на приличного размера грудь. Фигура по-дурацки хихикнула. Её дыхание было глубоким, почти слышимым. Она наклонилась ближе, и в слабом свете лунного луча он увидел её хитрую улыбку.
— Может, останемся просто друзьями? — сквозь сон попытался пошутить брутальный мачо, чтобы прояснить ситуацию.
— Ну это вряд ли! — шепнула Мария и в следующее мгновение начала раздеваться.
Глава 14
Остер ледоруб и наточен топор!
Начало июня 1937 года. Недалеко от аэродрома франкистов, пригород города Авьола.
Шатаясь от усталости, грязный и мокрый, Лёха наконец добрался до полуразвалившегося сарая в стороне от дороги. Вчера погода вдруг испортилась, нависли хоть и высокие, но плотные облака, солнце спряталось, и периодически шёл противный мокрый дождь.
«Тысяча сто метров с чем то над уровнем моря.» — Лёха вспоминал карту, — высокогорное плато? Или высокогорье это выше полутора километров? А эта фигня как будет называться, среднегорье что ли! Суко, адскохолодный континентальный климат с горными особенностями! — Лёха жутко мерз в своём хлопчато-бумажном комбинезоне под мелким моросящим дождем.
Сырость проникала под одежду, заставляя кожу покрываться мурашками. Лёха зябко передёрнул плечами и запихал во внутрь концы куска парашютного шёлка, намотанного под комбинезон.
Он с ностальгией вспоминал ночёвку у прекрасной изготовительницы хлеба.
« А вот не надо было принципиальность проявлять, когда не требуется, придурок Хренов! Что тебе стоило подождать три дня, проводник вернулся бы, и глядишь — спокойно бы поехал ты, Лёшенька, в Мадрид…» — пытался сам себя обмануть Алексей Хренов.
Сарай — это хоть что-то, крыша над головой. Внутри было темно и пахло сыростью. Повсюду валялись какие-то вещи, которые, судя по всему, никто давно уже не использовал. Старая рухлядь, покосившиеся доски, горы пыли и грязи.
Пробираясь сквозь этот хаос, он наткнулся на косу-литовку. Она сразу напомнила ему СССР, хотя была немного другой: чуть длиннее, с более толстым лезвием. «Вот тебе и оружие, Лёха», — усмехнулся он, покручивая инструмент в руках. Рядом обнаружился старый, изрядно потрёпанный дождевик с капюшоном. Конечно, от настоящего холода он не спасал, но хотя бы мог немного защитить от дождя, а в его ситуации это было немалой удачей.
Переночевав в холодном, продуваемом всеми ветрами сарае, Лёха проснулся с первым светом. Тело ныло, суставы ломило. Точно неизвестно почему, но он закинул странное «оружие» на плечо и отправился дальше, в сторону фронта.
Его силы были на исходе, но вдруг вдалеке он увидел, как взлетают самолёты франкистов. Сердце сделало скачок. Что-то знакомое мелькнуло в этом движении, в этих силуэтах, и он ощутил прилив энергии. Неосознанно он направился в ту сторону, надеясь, что сможет там что-нибудь придумать.
Погода была абсолютно мерзкой. Небо затянуло плотными, низкими облаками, и мелкий, нудный дождь, кажется, не собирался прекращаться. Он пробирался под одежду, пропитывал насквозь берцы и даже каким-то образом умудрялся залезать под капюшон. Всё вокруг было мокрым, серым и унылым.
Лёха натянул свой убогий испанский дождевик, который скорее напоминал прорезиненный мешок с дырками для рук, и двинулся дальше. Промозглый ветер продувал его до костей, хлестал в лицо мелкими, холодными каплями, но останавливаться было нельзя. Он шёл на инстинктах, изредка оглядываясь, пока в какой-то момент не заметил валуны, покрытые толстым слоем мха. Они торчали среди редких кустов неподалёку от аэродрома франкистов.
Лёха замедлил шаг, а потом прижался к одному из камней. Хорошее место. Можно отсюда прекрасно разглядеть аэродром.
Время было раннее, солнце только-только начало подниматься из-за горизонта, медленно прогоняя остатки ночных сумерек. Серо-фиолетовый свет пробивался сквозь облака, окрашивая землю в зловещие тона.
Лёха занял удобную позицию, сливаясь с местностью. Сейчас он был частью пейзажа.
Грязный, тёмный дождевик с капюшоном делали его почти невидимым среди валунов. Казалось, будто ещё один камень вырос из земли. Его тёмный силуэт в грязном плаще с капюшоном идеально сливался с камнями, создавая почти зловещую картину. Только глаза лихорадочно блестели из-под капюшона, когда он слегка приподнял голову, высматривая аэродром.
