Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей

Наконец она улыбнулась, пробормотала что-то себе под нос, развернулась и направилась в глубину дома.

— Подожди! — сказала она и, развернувшись, исчезла в доме.

Лёха, не переставая жевать, внутренне напрягся, готовясь к неожиданностям.

Женщина вернулась и не говоря ни слова, взяла с деревянного стола глиняную кружку, наклонилась к кувшину и налила нашему попаданцу теплого молока. Белая жидкость заплескалась, тонкой струйкой стекая по внутренним стенкам сосуда.

— Возьми, только пей не спеша. Не хочу, чтобы ты подавился раньше времени, русский лётчик! — она засмеялась, обнажив ровные белые зубы, которые ярко сверкнули на загорелом лице.

Мария была невысокого роста, но крепенькая, с сильной фигурой, не лишённой женственности. Её густые, пышные чёрные волосы были собраны в небрежный узел, но несколько непослушных прядей всё равно выбивались, обрамляя лицо. Симпатичное, живое лицо с лёгким румянцем на скулах, небольшой вздёрнутый носик, который придавал её облику чуть игривое выражение, и полные, чувственные губы. Карие глаза смотрели внимательно и цепко, с какой-то лукавой искоркой, будто она в любую секунду готова была подшутить или сказать что-то едкое. Засмотревшись на её формы, Лёха машинально отметил прекрасный третий номер под белой блузкой.

«О чем ты думаешь! Извращенец!» — возмутилась часть сознания нашего туриста поневоле, ответственная за жирки и углеводы.

' И вовсе не извращенец! Тебе бы лишь ржать, тьфу, жрать!! Не видишь ты её внутреннюю её красоту! Вот если бы снять платье…' — попыталась развить интереснейшую тему репродуктивная функция. Но была жёстко забита в дальний угол разума совместными усилиями остальных частей организма.

Лёха протянул руку, взял кружку, осторожно поднёс к губам. Тёплое, густое, с едва уловимым привкусом чего-то свежего и деревенского.

«К чёрту осторожность, а то раньше копыта отбросишь от голода, а не от отравления!» — сделал однозначный выбор в пользу здорового питания наш герой.

Молоко показалось ему необыкновенно вкусным. Он залпом осушил содержимое, провёл рукавом по губам и выдохнул, отметив про себя, что хозяйка дома в общем то очень симпатичная:

— Большое спасибо! Сеньора, вы просто ангел, спустившийся с небес!

Женщина фыркнула, но явно была довольна незамысловатым комплиментом. Она чуть склонила голову набок, распахнула темные глаза и слегка приоткрыла рот.

— Ешь, раз уж дошёл. А то не долетишь до своего Мадрида. — в её голосе присутствовал оттенок лёгкой игривости.

Лёха не заставил себя уговаривать. Проворно слопав весь батон до последней крошки, он наконец почувствовал, как в теле разливается приятная тяжесть. Голод отступил, впервые за последние сутки.

Он почувствовал, что должен что-то оставить взамен. Достав и выбрав почище приличный кусок парашютного шёлка, он протянул его женщине:

— Это вам. Хорошая вещь. На трусы, эээ… в смысле на платье… или на что захотите, — почему то обсуждение женских трусов вдруг ввергло его в смущение, — он немного испачкался, но это настоящий шёлк.

Она удивлённо посмотрела на него, затем на кусок парашюта:

— Что ты делаешь? Я не могу это принять, не нужно.

— Конечно, можете! Вы меня спасли от голодной смерти! Я хочут тебе что то подарить, а у меня больше ничего нет. Ну вот ещё есть пистолет, два пистолета, сигареты и зажигалка!

— Но вообще то тебе курить вредно! — сигареты и зажигалка обратно переехали в бездонные карманы Лёхиных галифе. — Да и оружие тебе нельзя тут хранить… Хотя… — он протянул «Беретту» женщине.

Молодая женщина с интересом разглядывала демонстрируемые русским лётчиком предметы. На предложенный пистолет она отрицательно покачала головой, видимо развеселившись, сделала очень наивное выражение лица и уточнила:

— Трусы? Это такие штанишки с оборочками. Их ещё в городе под платье одевают? Извини, я иногда не совсем понимаю твой испанский!

Лёха стал красным как итальянский «помодоро». Или испанский «томате». Точно не известно, что их них краснее.

Женщина расхохоталась и в конце концов взяла подарок. Она прижала шёлк к груди и, смущённо улыбаясь, сказала:

— Спасибо… Правда, очень мило!

После короткой паузы, сказала, слегка смущённо:

— Может, останешься отдохнуть? У нас тут в деревне нет военных…

Лёха задумался. На улице уже темнело, и предложение звучало… Ну, звучало то оно чертовски заманчиво!

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

На утро на аэродром Алькала пришла страшная новость, от которой у Кузьмича и Алибабаевича внутри всё оборвалось.

Командира сбили.

Едва не свалившись на месте, они начали выпытывать все известные подробности. Сначала им не верилось, что такое в принципе может быть. Сердце Кузьмича ухнуло в пятки, Алибабаевич сжал пальцы в кулаки. Из пересказа произошедшего они выяснили, что спасая своего товарища, их командир пошёл на таран!

Таран!

— А я вот! Котлетки командир делал! — маленький Алибабаевич растерянно держал в руках судки с пловом и котлетками, словно это могло что-то исправить. Он снова сжал кулаки. — Ну, твой мама!

Кузьмич молчал, угрюмо глядя в землю. Потом наконец произнес:

— Вот отпустил его одного! Как знал, что он опять в дерьмо вляпается!

Кузьмич встал, надел пилотку и махнул Алибабаевичу следовать за ним:

— Так, пойдём к начальству, что-нибудь придумают, — вымолвил штурман.

Они быстрым шагом направились к небольшому, но ухоженному домику, где находился штаб советских специалистов. Кузьмич и Алибабаевич ввалились внутрь без стука.

— Товарищ Хулио! Пётр Иванович! У нас командира сбили! — выдавил Кузьмич, едва отдышавшись.

Начальник истребительной авиации, товарищ Хулио, невысокий брюнет, обычно с приятным улыбчивым и открытым лицом, в этот раз был исключительно мрачен.

— Да знаю я, знаю. Говорил с Казаковым сегодня по телефону, он у них был старшим в вылете.

Он помолчал, поиграл желваками, потом продолжил:

— Хренов герой. В смысле герой Хренов. Ваш Алексей — герой, вот. Над аэродромом Авилья, после бомбометания, наши приняли бой с «Фиатами». Хренов на таран пошёл, чтобы «Фиат» с хвоста казаковского ведомого снять. Сбил итальянца, но и сам с парашютом прыгал. Казаков его видел, он живой, здоровый, махал шлемом.

— Но его же могут схватить! Вы же знаете, что мятежники с нашими лётчиками делают! — воскликнул Кузьмич в сильном возбуждении.

Товарищ Хулио устало провёл рукой по лицу, помассировал глаза и наконец произнес:

— Могут схватить, да. И да, я знаю, что делают. Видел.

Он взял со стола карандаш и провёл черту на карте.

— Он восемьдесят с лишним километров за линией фронта. Где-то тут, в районе аэродрома Авильи был бой, вот примерно тут его Казаков видел. Вроде бы тут. Он сам плутанул на обратной дороге и только уже над аэродромом Сото сумел сориентировался. Это еще километров десять от Авильи и не понятно в какую сторону.

Пётр Иванович сжал губы в тонкую полоску. Он посмотрел на осуждающие лица штурмана и стрелка и заговорил первым, отвечая на не заданный вопрос:

— Ну а вы что предлагаете? Полк десантников высадить в тыл мятежникам?

— Хотя бы самолёт отправить… поискать… — Кузьмич сам понимал бессмысленность своего предложения. — Может, послать группу разведчиков? Я тоже пойду. Нам нужен транспорт, оружие, и мы сами его найдем!

— И моя пойдет! Моя ух какой сильный! И ловкий! — Алибабаевич не мог бросить штурмана и был готов идти пешком на край света, спасть командира.

Пётр Иванович вздохнул, двинул бровями вверх, выражая крайнюю степень скепсиса.

— Это невозможно. Мы теряем людей каждый день. Это война.

— Ну хоть что-то сделать можно? — Кузьмич почти кричал от волнения.

— Известили партизан по ту сторону фронта. Будем держать на контроле. Есть у нас несколько пленных немцев и итальянцев в обменном фонде. Будем стараться поменять на Хренова. Если его поймают. Ну это вряд ли!