Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей

Стропами надёжно обвязал импровизированный вещмешок, проверил узлы, подтянул крепления — держалось прекрасно, не хуже фабричного ранца.

Теперь можно было двигаться дальше.

Подумав, Лёха уложил тело итальянского пилота на его же парашют, крепко взялся за края ткани и потащил его волоком к видневшимся неподалёку раскидистым густым кустам.

Труп был тяжёлый, идти приходилось медленно, напрягая руки и спину. Парашют шуршал по сухой земле, цепляясь за камни и траву, но другого способа быстро спрятать тело не было.

Добравшись до укрытия, Лёха столкнул мёртвого итальянца в тень под кустарник, закидал его сухими листьями, придавил их сверху ветками и мелкими камнями с землей.

— Ну, отдыхай тут, Марчелло… — пробормотал он, прикидывая, насколько долго его не найдут.

Конечно, со временем кто-нибудь наткнётся на тело, но главное — не сразу, чтобы не подняли тревогу и не организовали погоню прямо отсюда. Лёха ещё раз окинул взглядом кусты, убедился, что с дороги ничего не видно, и только после этого повернулся, подхватил свой вещмешок и двинулся прочь.

— Ну хоть в этот раз без свидетелей, — усмехнулся он.

Лёха осмотрел свой комбинезон «моно» и постарался отряхнуть его от пыли и грязи. На коленях и локтях уже появились потёртости, кое-где к ткани пристали сухие травинки и прочий мелкий мусор.

Вложив некоторое количество экспроприированных у мятежников средств, он пару месяцев назад раздобыл у авиационных снабженцев республиканский, а на самом деле французский, лётный комбинезон. Наш прохинтей долго и самоотверженно торговался, но эта штука стоила того. Свободный крой позволял легко двигаться, а накладные карманы удобно располагались ровно там, где надо. Самое главное — он был сделан из хлопчатобумажной ткани зеленоватого цвета, дышащий, лёгкий, и, в отличие от кожаных советских курток, не изжаривал своё содержимое на ярком испанском солнце, как проклятая печка.

Лёха усмехнулся, представив, как он выглядит сейчас.

— Только пилотки мне сейчас не хватает, чтобы стать символом борца за свободу республики… — поржал он сам над собой, проверяя, не торчит ли из-за пазухи трофейная «Беретта».

Сидя в укрытии, Лёха попытался сориентироваться. Он осторожно выглянул из-за деревьев, изучая окружающий ландшафт. Вдали тянулась цепочка холмов, а чуть левее виднелся пыльный просёлок. Судя по всему, где то рядом была небольшая деревня, но Лёха пока не собирался пока к ней приближаться.

— Сначала осмотрюсь. Потом, может, и спрошу дорогу, — решил он.

Теперь главное — понять, где он оказался, и как выбраться из этого очередного «блудняка».

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

Алибабаевич задумчиво мешал лопаткой в огромном котле, из которого уже поднимался насыщенный, густой аромат обжаренного лука, моркови и мяса. Всё шло по плану, но на душе было неспокойно.

Кузьмич сидел на ящике, угрюмо ковыряя ножом кусок баранины.

— Чего ты такой кислый, Алибабаич? Так у тебя весь плов стухнет не приготовившись! — поинтересовался Кузьмич, взглянув на товарища.

— Командир нет.

— Ну, ты же слышал, улетели на штурмовку, значит скоро вернётся.

— Волноваться очень за командир! — Алибабаевич вздохнул, продолжая священнодействоать над казаном.

Они оба замолчали, слушая, как потрескивает масло, как медленно тушится мясо в специях.

Тут в кухню аэродрома, видимо привлечённый запахами готовящегося плова, зашёл испанский механик, снял пилотку, обмахнулся ею, глотнул из фляги воды и сообщил новость, от которой у обоих сразу отлегло:

— Ваши сели в Сото, до Алькалы доберутся только завтра. Так что не переживайте, товарищи повара.

Алибабаевич расцвёл и чуть не запрыгал от радости.

Кузьмич хмыкнул и как всегда влез с уточнениями.

— Значит, плов будет без Лёхи…

— Как это без командир! Твоя будет в одна харя плов жрать⁈ — возмутился Алибабаевич. — Надо везти ему! Как сделать, сразу поеду!

— Да ты сдурел, что ли? Это ж другой аэродром! Тут километров пятьдесят!

— Ну и что⁈ Грузим казан в машину и погнали!

Он уже было подскочил, но Кузьмич схватил его за рукав.

— Тебя потом самого искать будут! Лёша прилетит, а стрелка нет! Как без тебя вылетать? А завтра или новый сваришь, или этот ему оставим. — Кузьмич пытался вразумить суетливого азиата.

Совместными усилиями Алибабаевича уговорили не устраивать самовольную гастрономическую вылазку на Сото.

Но он всё равно не мог сидеть без дела. Он нажарил котлет из баранины, выложил их на большую тарелку, потом аккуратно разложил плов в судки, приложил лепёшки, и всё это спрятал в уголке кухни — чтобы утром первым делом отвезти Лёхе.

Кузьмич с улыбкой наблюдал за этим процессом.

— Ты бы ещё перо туда воткнул, как в ресторанных блюдах.

— Хароший мысль! Командир рад будет!!

— Только ты зря это всё на кухне оставляешь! С утра тут одни повара останутся, а плов исчезнет. Тащи уж в погреб на ледник. — вкрадчиво озвучил свою догадку Кузьич.

— На ледник? — Алибабаевич скептически глядел на тёплые судки в руках.

После недолгого обсуждения, плов и котлеты отправились в укромный уголок ледника в погребе, где их прикрыли мокрой мешковиной, чтобы сохранить свежесть.

— Ну, теперь хоть доживёт до утра… — удовлетворённо сказал Кузьмич.

Алибабаевич покосился на ледник и вздохнул:

— Только бы плов не испортился!

Они дружно засмеялись.

А потом уселись рядом с котлом и наконец с аппетитом накинулись на горячий, ароматный плов.

— Ну хоть мы попробуем, пока он свежий…

— Главное — не рассказывать Лёхе, что было вкусно. Пусть думает, что без него плов не тот!

И под дружный смех они принялись активно истреблять содержимое бронебойного казана…

Начало июня 1937 года. Пригороды города Авьола.

Лёха промаршировал километров пять от места приземления, прежде чем решиться остановиться. Тело уже начинало требовать передышки, но останавливаться в чистом поле было глупо, а значит, нужно было найти хоть какое-то укрытие.

Небольшая рощица, чахлая, с низкими деревьями и редким кустарником, показалась не лучшим, но вполне подходящим вариантом. Он залез в самый центр зелёного массива, присмотрел себе место под деревом, соорудил из парашюта лежанку, устало опустился и прикрыл глаза. Сон накрыл его стремительно, без предупреждения, и, пожалуй, это было к лучшему.

На следующий день рано утром Лёха двинулся дальше. Теперь он двигался осторожно, словно охотник, пробирающийся сквозь чащу леса.

Каждая рощица превращалась для него в спасительное убежище, каждая неровность на местности — в естественное укрытие. Он шёл, внимательно осматриваясь по сторонам, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Пару немногочисленных деревень он обошёл стороной, не доверяя даже случайным встречным.

Несколько раз приходилось замирать, едва успев забраться в кусты, когда по дороге грохотали моторы испанских грузовиков, полных солдат. Они проезжали совсем рядом, лязгали оружием, переговаривались на своём наречии, и каждый раз Лёха крепче сжимал пистолет, сжавшись в комок среди высокой травы. В плен он сдаваться не собирался.

Перед глазами вставали рассказы о том, что с советскими лётчиками франкисты не церемонились. О том, как их разрубленные тела сбрасывали в мешках несколько раз на аэродромы республиканцев.

Но ему пока везло. Машины уходили, солдаты исчезали в облаках пыли, а он продолжал свой путь.

Лёха шагал по дороге, ориентируясь по солнцу. Утро уже давно перевалило за полдень, жара стояла такая, что казалось, воздух сам плавится над дорогой. Он шёл в тени посаженных у обочины деревьев, стараясь не маячить на открытом пространстве, когда вдали появилось облако пыли.

«Ну, что за напасть?» — расстроенно подумал товарищ и прищурился, пытаясь определить степень угрозы.

Пыль клубилась над дорогой, тяжёлой, густой. Судя по всему, грузовик.

«Главное, не патруль…» — пить хотелось неимоверно.