Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»
Начали мы, как всегда, с традиционного молебна, к немалому моему облегчению он был довольно короток. Через некоторое время я подметил, что отче Феодорит не сильно способен к чтению и не особо разбирается в религиозных тонкостях. Но рассказчик он был отличный, многие религиозные притчи он излагал со своими объяснениями и, в общем, довольно занимательно.
В процессе занятий разговор перешёл на бытовые темы, и архимандрит попечалился на излишек забот.
– Братии у нас немного, десяток иноков, а о них, да служках и детёнышах монастырских всё одно заботиться каждый Божий день нужно. Хозяйство обители хоть и малое, четыре сельца, да слободка ремесленная, и детёнышей слободка, обаче ж преизрядно хлопотное.
– А детёныши – это кто? – поинтересовался я необычным эвфемизмом для обозначения зависимых людей.
– По-разному, кто из сирот вскормленных, кто сам своей волей прибился, а иные по родству потомственному, работают для блага монастыря Воскресения Господня, – пояснил настоятель.
В течение беседы мне стало известно, что архимандрит – выходец из воинского сословия, как и большинство монахов.
Недоумение моё в свою очередь удивило отче Феодорита.
– Тако почитай на всей Руси старцы и чернецы пострижены из служилого люда, окромя них токмо дети попов да служек церковных и купцы постриг принимают и в зрелых летах, и пред упокоением.
Получение сведений о том, что большое число иноков являются военными ветеранами, да и у многих из них в миру остались дети, продолжающие служить стране военной обязанностью, изрядно разрушило мою мечту о лёгком переделе церковной земельной собственности. Получалось, что во всех без исключения обителях, выглядевших как разного размера крепостицы и в большинстве своём имевших военные арсеналы, имелось кому защищать стены и использовать запасённое оружие и припасы. Наконец, пригласив нас заходить к себе для наставления и вразумления, благо монастырь находился на западной окраине города, в пятистах метрах от кремля, пообещавшись также по возможности появляться для тех же дел в княжеском дворце, старец, благословив всех, удалился.
Новая неделя или, как говорили в это время, седмица началась с приёма работ по усовершенствованию прялки, выполненных плотником Саввой. Ножную самопрялку он выполнил близко к моим указаниям, а многоверетённую измыслить не смог, далее удвоения числа рабочих приспособлений фантазия его не продвинулась.
– У людей же всего две руки, десница и шуйца, как более чем две нити сучить и тянуть единовременно, не могу уразуметь, – оправдывался древоделя. – Да и с парой-то навык весьма искусный нужен, вряд ли в Угличе на таковое способных найти мочно.
– Ладно, смастери хоть такую, с двумя веретёнами, – выдал я невольному рационализатору текстильного производства новый заказ.
Далее для испытаний с женской половины палат вызвали наиболее искусную пряху. Испробовав изделие на шерстяной и льняной кудели, она посетовала на плохую работу прялки с животным волосом, изготовление нити из растительного волокна замечаний не вызвало. После многолюдного обсуждения путей устранения найденных недостатков, Савва понёс своё изделие для усовершенствования.
Тут на память пришли мои мучения со стилом да пером и, окрикнув плотника, попросил его обождать с уходом. Позвав Лошакова, опросили его на предмет нахождения у красильников карандашного камня, за которым он был в своё время послан.
– Добыл я с полпуда. Отдал Ждану, он теперича заместо казначея да головного ключника, – доложил исполнительный Иван.
После небольшой суматохи у наших ног лежала рогожа с кусками графита. Я же втолковывал Савве, как из двух щепок заготовить палочки с выемкой, после соединения которых в отверстие требовалось закладывать толчёный, перемешанный с клеем минерал.
После такого удачного ускорения прогресса в эволюции письменных принадлежностей мы с Тучковым отправились к гончарам осматривать образцы глины. Представленная горшечником порода смотрелась на мой малоопытный взгляд вполне пригодной. Однако перемешать сырьё с карандашным камнем и изготовить горшки Иван брался к следующему лету. Остолбенев от таких сроков исполнения заказа, я стал требовать объяснений такому саботажу.
– Глину выморозить накрепко надобно, – растолковал мне нюансы гончарного дела мастер. Примешивать углеродную добавку он предполагал перед самой ручной лепкой тиглей.
– Так дело не пойдёт, – выдал своё резюме донельзя странный малолетний угличский князь.
Стало ясно, что для начала хоть какого-либо производства стали необходимо обзавестись глиномешалкой и простейшим формовочным прессом. Что означало новые задания плотникам и кузнецам и новые страдания Ждана по утекающему серебру.
Глава 23
Наступил сентябрь, в полях вокруг Углича крестьяне заканчивали уборку урожая. Мне ощутимо казалось, что, судя по датам, вроде погода должна быть чуть теплее. Озарение пришло, как всегда, внезапно – исчисление тут явно шло по другому календарю. Вспомнив про празднование нового и старого года, решил, что разница возможна до четырнадцати дней. Промежду прочим учитель Семён сообщил, что начался очередной, сотый год.
– Почему сотый? – не понял я такого летоисчисления.
– Сем тысяч да сто лет прошло от сотворения Господом мира, – пояснил подьячий. – Сотый же говорят для краткости.
Насколько я знал от служащих мне литвинов, у них всё ещё продолжался год тысяча пятьсот девяносто первый. И в таком годовом счёте мне было ориентироваться удобней.
– Может, лучше считать года от рождения Христова? – спросил я у Семёна.
– Как паписты? Даже мыслить о том не смей, так и дни восхочешь считать по-латински, буллу нечестивого папы Григория исполняя, – предостерёг меня от грешных мыслей наставник.
– Вроде их календарь правильней, – что-то такое брезжило в моей памяти, о преимуществах григорианского учёта високосных годов.
– Что?!! Покайся отцу своему духовному, исповедуйся немедленно, епитимью на тебя по малолетству малую наложат, – от такого святотатства Головин еле сдерживал себя в руках. – Константинопольским собором осуждено такое еретическое календарное устройство, ибо мочно таковым образом совершить великий грех – день Святой Пасхи неверно исчислить. Даже неведением совершённое эдакое греховное дело прямиком душу нечестивца в ад отправит.
Быстро дав согласие совершить в ближайшее время покаяние, мне удалось прекратить теологический диспут. Далее разговор перешёл на систему счёта и обучение ей. Учитель уже вполне представлял удобства вычислений по предложенной мной методике и грезил составлением обучающего трактата об арифметике. Полностью поддержав эти начинания и пообещав помощь с покупкой бумаги и пишущих принадлежностей, а также с наймом переписчиков в ближайших монастырях, я перевёл разговор на более практические нужды.
Перепись земель уезда для их обложения налогом затянулась, писчики, посланные поочерёдно в одно и то же место, доставляли разные сведения, да и учёт приёма натуральных оброков и податей в кладовые стоило усовершенствовать. К этому времени меня уже ознакомили с простейшим счётным приспособлением того времени – раскладываемыми по полям разноцветными камешками. На мой взгляд, внедрение в княжескую бухгалтерию более привычных мне арабских цифр, простых счётов и приходно-расходных книг было делом первоочередной важности. Из всех рационализаторских предложений Головину совершенно не в диковинку оказались счёты, подобного вида инструмент он уже видел у какого-то купца в Москве.
Давая наставления очередному плотнику, коих над моими разными задумками работало уже пять человек, я пытался по памяти скопировать образ неоднократно виденного мной в прошложизненном детстве приспособления для сложения и вычитания.
– Почто ж на одной веточке всего четыре бусины? – задал вопрос подьячий.
Ответа я совершенно не знал и промямлил, мол, так в голову пришло, наверняка для чего-то пригодятся.
– То ради денежного счёта, – сообразил Семён. – В полушках расчёт весть. Два кругляша откинул – вот и московская деньга, а четыре – полная копейная новгородка. Воистину, Божьим промыслом многия неведомые облики в твоих думах являются.
Острым оставался вопрос с обучением людей, занимающих хозяйственные должности в аппарате удельного княжества.
– У отрока зрелым мужам вовсе невместно обучаться, да и мне в том поруха будет, что яз ученика несмышлёнее, – вздыхал учитель.
– Сделаем так: после обеда мы учимся вместе с тобой, Баженкой и Габсамитом, вечером ты с тремяпятью взрослыми. Следующим днём каждый взрослый, чему-то наученный вчера, объясняет это двум-трём другим, молочный брат с татарчонком обучают детей. На третий день опять занимаемся вместе, а вторая линия обученных может натаскивать на арифметику ещё кого. Опять же от повторения урок в памяти закрепится. Можно таким образом за зиму всех мужчин в кремле обучить, – внёс я предложение об организации школьного процесса. – Ежели будет кто отлынивать, то жалованье снизим, так что или выучим, или в деньгах сэкономим.
