Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»
– Может, и тебе, Афанасий, должность какую занять в моём княжестве? – запоздало дёрнулся малоопытный правитель в моём лице.
– Стар я стал, но кой на что сгожусь, хоть и пришлый я человек в этом уезде, а соглашусь, ежели на окладчика меня попросят, – начал скромничать рязанский порубежник.
– Что это за звание и чего делать тебе надобно будет? – решил я уточнить, что за синекуру выбрал себе мой главный военный советник.
– Служилых дворян нашего уезда по спискам разным писать, смотры им учинять, оклады им земельные да денежные выделять, новиков верстать. Много дел, тут глаз верный да строгий нужен, – перечислил свои будущие обязанности Афанасий. – Только выкрикнуть меня должны дети боярские дворские да городовые. Но ежели ты, княже Димитрий, слово замолвишь и дьяку о том прикажешь, дело точно сладится.
На том мы с Бакшеевым и порешили, решив провести общий смотр углицких помещиков по завершении земельной переписи.
Очередной день в иной реальности полностью растратили на поездки по посадским дворам. В первую очередь мы с Жданом и с парой сопровождающих направились на другой берег Волги в Тетерину слободу к кузнецу Фёдору. Подворье его было обширное, кузница же находилась в дальнем углу в не очень большой полуземлянке. Встретили нас весьма настороженно, лишний интерес властей к их делам горожанам не нравился, жизненный опыт подсказывал, что ничего хорошего от этого ждать не приходится. Фёдор Акинфов, ныне без всякой жалости прозываемый соседями Кособоким, занимался переработкой криц пористого железа в железные же прутки и полосы. Основное его занятие состояло в многочасовом выколачивании шлаков из крицы, железные полуфабрикаты он покупал в Устюжне, а уголь иногда у местных крестьян, а иногда выжигал сам. Травма плечевых суставов сделала невозможным для кузнеца выполнение прежней работы, а взятый внаём молотобоец резко сократил его доходы.
По знаниям из прошлой жизни я имел некоторое представление о металлургии, в основном о расходниках и шихтах, но многих технологических деталей не знал. Но всё же о том, что сталь – это лишь железо и углерод, помнил крепко. Потому поинтересовался у хмурого коваля, умеет ли он делать сталь.
Слово это ему ничего не говорило, и я начал подбирать синонимы.
– Крепкое железо умеешь? Или, может, булат?
– Пулад изготовить токмо на Москве паратройка мастеров сумеет, княже, – за косноязычного отца ответил его старший сын Петруха. – Уклад отец мог бы выработать, но вельми руды тут для энтого дела не сподручны.
– Как укладное железо делаете? – местные технологии металлопереработки мне были совершенно неизвестны.
– Як все, – посмотрев на отца, растерянно произнёс наследник коваля. – Доброе железо в горне калю на угле и водой остужаю, да хлопотна работа сия, угля два воза на пуд потребно. Но из устюженского железа доброго уклада не сработать, сколько ни перековывай, всё одно ломок будет.
Теперь становилось понятно, почему на местном рынке сталь настолько дороже исходного металла. Данный факт совершенно неудивителен при настолько материало и трудоёмком процессе.
– В горшках дроблёную крицу не пробовали с углём томить? – попробовал я предложить простейшую формулу науглероживания.
Кузнец рубанул рукой воздух, жест был схож с категорическим отрицанием.
– Дурное дело выйдет, перегорит железо, а больше ничего не сделается, – перетолмачил Петруха.
– Ну а если горшок плотно крышкой притворить и подолее в большом жару подержать? – не отставал от двух угличских ремесленников сидящий во мне знаток основ металлургии будущего.
– Где ж таковую глину сыскать, чтоб из неё посудина горячий уклад удержала? – поинтересовался младший Акинфов. Отец пробурчал что-то одобрительное, явно разделяя сомнения сына.
После моего продолжительного монолога Акинфов согласился принять деньги за будущую работу по пережиганию ценного сырья в неизвестно что. Его положение было достаточно трудным, разбрасываться даже таким бестолковым заказом выходило накладно. Выплатили ему достаточно, чтобы соорудить еще одну печь на берегу реки Корожечны и запасти и порубить лучшего железа. Также, усмехнувшись, кузнец жестами через сына пообещал прислать к княжескому двору лучших горшечников Углича для изготовления плавильных тиглей.
Попытка продвинуть вперёд местное металлургическое дело слегка развеселила кузнеца, озадачила сопровождающих и крайне расстроила Ждана.
– Царевич, слыхано ли дело, чтоб железо в горшке варить аки шти? Немцы и то такова не измысливали, а уж на что на придумки горазды, – пробовал воззвать к моему разуму воспитатель.
– Сложится дело, дядька, будь уверен, – успокаивал я. – То знание из горнего мира мне дано.
– Пустое тебе блазнилось, – совершенно не поверил Тучков. – Почитай пять рублёв Фёдору пообещали на устройство печи диковинной, ещё пара этаких затей – по миру пойдём.
Следующим пунктом нашего маршрута был двор плотника Саввы Ефимова сына, тот настолько впечатлился визитом, что вывел кланяться к воротам всю свою семью. У довольно молодого парня было уже двое сыновей и дочка.
На пожелание здоровья детям он ответил:
– Слава богу, все здоровы, с рождения не хворают, токмо едино младенчика прибрал Господь, и то вскоре опосля крещения, явил милость.
Взгляд на раннюю детскую смертность как на божий дар мне казался весьма странным.
Этот упреждённый Баженкой древоделя оказался весьма неплохим мастером. Несмотря на нехитрый набор инструментов, был способен сделать многое. Получив предложение приступить к работе на своего малолетнего правителя за весьма неплохую дневную ставку, Савва не думал и минуты, сразу согласившись. Не стал он, в отличие от кузнеца, выяснять детали уговора, словно попасть из-за недоговорённостей в холопское состояние его не пугало. Так что уже утром завтрашнего дня плотник обязался прибыть в хоромы для выполнения новых княжеских причуд.
Все приглашённые к княжичу явились назавтра спозаранку, и первыми я начал беседу с горшечниками. О залежах белой глины знал только один из них, он и подрядился доставить дощаник с этим сырьём через месяц. О графите никто из глиняных дел мастеров слыхом ни слыхивал.
– Ну, камень такой чёрный, как сажа мажет, вроде угля, но крепкий, – пробовал я обрисовать искомое вещество в понятных выражениях.
– Вроде те камушки глаголемы суть карандаш, – выразил предположение подрядившийся на доставку сырья гончар Иван.
– Точно так, – воодушевление охватило мою душу. – Знаешь, где такой найти?
– Может, у кожевников аль красильников имется, – пожал плечами находчивый горшечник. – Аглицкие немцы да персидцы ту краску для кожей привозят, авось кто у них покуплял.
Тут же Ивана Лошакова отправили в поиск по дворам ремесленников, имеющих дело с покраской, а знатоку гончарного сырья Ивану поручили прислать без промедления хоть воз глины для испытаний.
Слушавший мои распоряжения Ждан чуть не плакал.
– Царевич, Богом молю, охолони. Казна хоть полнёхонька нынче, стрельцам вскоре платить надобно, да дворским жалованье денежное положено. К тому же взаймы родичи твои у купцов брали, надо б уплатить, да с прибытком. Ты ж на свои детские затеи уж почитай годовой оброк с крупного села стратил, а у нас таковых всего два – Черкизово под Москвой и Яровое у Ярославля.
Сгладил ситуацию Бакшеев:
– Княжич дары нежданные раздаёт, Бог дал – Бог взял. Мысли, скупец, будто милостыня то сирым да убогим посадским людям, а будет с того толк али нет – дело второе. Выйдет польза – хорошо, не выйдет – доброе дело на небесах зачтётся, приказные то посад изрядно разорили.
Воспитатель после таких слов махнул на всё рукой, а мы с Афанасием и плотником отправились в комнаты женской части палат, где работали пряхи и ткачиха. Там я указал Савве на вариант переделки самопрялки в более производительную модель с ножным приводом, да и попросил его прикинуть вариант с несколькими веретёнами для более производительной работы. Один прядильный аппарат мне удалось обрисовать вполне чётко, по другому в памяти остались лишь некоторые детали. Это всё из-за того, что ножная прялка валялась в прошлой жизни у нас в отцовском доме на чердаке, а многоверетённую я представлял, хоть и весьма расплывчато, по часто тиражируемым кинокадрам из ткацких цехов.
– На что тебе сия игрушка прядильная надобна? – недоумевал теперь наш будущий уездный окладчик. – Тебе ж энти штуки ни к чему. Ладно, с железом возиться, то мужеска забава, а в бабские дела лезть – ни к чему это, засмеют. Будешь потехой для всей округи.
– Серебра можно заработать, – сообщил я ему деталь бизнес-плана.
– Эт как же? – совершенно не желал понимать моих замыслов рязанец.
– Больше пряжи сделаем и продадим, – объяснение, на мой взгляд, было вполне доступно.
– Кому лишние мотушки надобны? Ну, сработают хоромные пряхи свой полный урок побыстрее, что далее делать будут? К иным работам они непривычны. Впустую их кормить придётся, они же в лености пребывать станут, иных слуг портить.
