Патриот. Смута. Том 6 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Проговорил он медленно.

— Храни господь землю нашу. Как же так вышло-то, господарь?

Смотрел на него, тяжело было на моей душе. Что говорить о человеке, который воевал за этого Лжедмитрия. За го идею. Верил ему.

— Яков. — Начал я тихо. — Вот и я не хочу так. Пусть, не стенать, не страдать, а говорить всем, что я Царь. Не так это. Земский Собор решить должен, кому, а Руси у нас царем зваться. Не гневаюсь я, что господарем вы зовете меня, что верите в меня. Это для дела надо. — Перевел дыхание. — Но вот так во лжи, с ума сходя. Не хочу. По справедливости, это можно. По выбору всей Земли. Да. А вот так, нет.

Вздохнул еще раз, добавил.

— Грузите его, только проверьте, хорошо ли связан. Конным пойдет, главное, чтобы не упал и не зашибся. Живой нужен. Всем напоказ.

— Сделаем. — Яков стоял ошарашенный ситуацией.

Я двинулся вновь к берегу.

Люди, мимо которых я шел, смотрели на меня с каким-то трепетом, кланялись. Что испытывали они сейчас? Ведь совсем недавно многие из них стояли за этого самого воровского царика. И ко мне перешли лишь потому, что… Сделал я многое, мог прилично и делом показывал, что в случае чего пойду в бой первым. Коли надо будет, встану рядом с ними и на себя возьму важную задачу.

Ответственность возьму и в тяжелой ситуации силу воли проявлю, чтобы решить дело сложное.

Как и этой ночью — сам же полез Лжедмитрия вытаскивать. А они только прикрывали.

Добрался до реки в раздумьях. Посмотрел на левый берег — переговоры в их лагере все еще шли. Махнул рукой. Богдан приметил, отвлекся, тоже замахал. Я показал ему, что пора бы возвращаться, время не ждет. Тот кивнул.

Через минут десять он, тяжело дыша и держась за веревку, которую мы ему закинули выбрался на берег. Упал, распластался на траве. Сопел, отплевывался.

— Тяжело, ух, тяжело зараза.

Я выжидал. Прошла минута, он поднялся, начал облачаться.

— Ну, что скажешь? — Наконец-то я задал свой вопрос.

Глава 11

Богдан сопел, одеваясь.

Переправа туда-сюда далась ему нелегко. Все же в это время люди не то чтобы хорошо умели плавать. Да и Упа — не узенькая речушка. Одним махом не перелетишь.

— Да… Господарь… — Он отдышался, влез в верхние штаны шаровары. — Сейчас… Уф…

Я выждал, и наконец-то Богдан начал излагать суть дела.

По его словам выходило, что эту часть лагеря, куда он непосредственно плавал, контролируют служилые люди из северской земли и казаки его отца Филата Межакова. Остальной лагерь разгромлен. Творится там не пойми что. Они пока туда не высылали людей. Выжидали, как дым, туман сойдут. Да и ночь только ушла.

Оттуда принимают, но только тех, кого в лицо кто-то из своих знает, поручиться может. И кто во всяких разбойничьих делах не отличился.

Богдан закончил облачение, продолжил.

— Ночью, стало быть, под утро, враг ударил. — Проговорил казак, криво улыбнулся. — Враг, ага… — Хохотнул. — Мы это были. Так вот как ударил, как мост запалили. Так и началось. Царь Дмитрий пропал, шатер его сгорел…

— Сказал им, что у нас их воровской царик?

— Сказал. — Усмехнулся он вновь.

М-да, бесстрашный казак был Богдан. Не убоялся. Ведь за такое заявление его и вздернуть могли, и на ремни пустить. Мало ли что тамошним служилым людям в голову взбредет и в каком они сродстве со Лжедмитрием. Он служил тем, кто умыкнул их предводителя. Того, кого они царем считали.

— И чего? — Я приподнял бровь.

— Ну… — Протянул Богдан. — Князь там, этот… Трубецкой, вот. Он проворчал что-то типа… Жаль, не помер.

Вот как. Хотя он же с татарами группой шел. В перевороте участие принимал. Только меня увидел и опешил. Ретировался.

— Дальше давай. — Потребовал я.

Богдан рассказывал.

В общих чертах, из того, что мне было, интересно используя наводящие вопросы, оказалось следующее. Сидели они в Калуге, силы копили. И здесь царик услышал, познал откуда-то из донесений, что мы идем к Туле. Ранее от Воронежа какие-то вести шли, про наши деяния, но так, вскользь. А здесь его словно муха укусила, или даже нет. Не муха, а какой-то другой страшный, лютый зверище!

Взбеленился, обезумел. Поднял всех. Собрал, потребовал, кричал и возмущался.

А здесь еще касимовские татары к Калуге подошли с ханом. За поход выступили. Поддержали.

И вся эта ватага, порядка четырех тысяч человек двинулась к Туле. Что делать у стен города, никакого понятия некто из атаманов и сотников не имел. Мысль была, даже больше надежда, что пустят их в город как прошлый раз. Ворота откроют.

Полагали, воевода городской отложиться от Шуйского и припадет к Дмитрию. Сразу, как только узреет его.

С чего? Вроде как были на то весомые причины. Только никто не ведал о них.

Мост они восстанавливали несколько дней. Уже готовы были поутру совершить последний переход до города. Но с каждым днем, даже, точнее, вечером, лагерь все больше превращался в какое-то невероятное, совершенно невоенное сборище отребья. Более-менее держались как раз казаки отца Богдана и северцы.

Ну и татары тоже. Они вообще к хмельному не очень как-то. Аллах не велит.

— Трубецкой сказал, господарь, что татары Димитрия убить решили. — Воодушевленно проговорил Богдан. — Заговор учинили.

Ага, он же с ними в нем и участвовал. Ему из первых рук то это и известно.

— Ясно, а что Мнишек?

— О, тут дело интересное. Касимовцы, отряд их выходит, отбить ее решил. Но она у отца моего под охраной была. Ну и обломились, утекли сами. Сидит, ни жива, не мертва. А еще князя Урусова удалось захватить. Петра.

Вот как. Тот человек, который в настоящей истории прикончил воровского царя, теперь в руках Трубецкого. Интересный поворот. Он то, насколько я понял, был основным заговорщиком. Точнее, главным исполнительным действующим лицом.

— И что думают они делать? — Это был очень важный вопрос.

— Как что? — Богдан явно не понял. Лицо его сделалось удивленным. Пожал плечами, ответил. — Тебе господарь, служить. Чего же еще.

Я слушал, а казак продолжал.

— Трубецкой просил передать на словах, что челом бьет. Кается. Говорит, околдовал его проклятый этот бес, что за царя себя выдавал. Его, да и всех. Отсюда, когда силу колдун терять стал, и разгул начался. И развал пошел. Как ощутил колдун силу истинного господаря. Так и рухнуло все, и сам он, чуть в пламени святом не сгорел.

Богдан с улыбкой дедиловна лице перекрестился.

— Вот тебе крест, господарь, Игорь Васильевич. Так и сказал князь. А отец стоял только да головой кивал.

Колдун значит. Черт возьми. Долго мы свою деятельность подрывную, против Родины настроенную будем колдовством прикрывать. Злости у меня на эти выдумки не хватало. Колдун! А я, стало быть, каким-то чудом весь этот морок, чары или что там было — рассеял.

Как это понимать, к чему оно все вообще!

— Ясно. Колдун значит. — Вздохнул я. — Вон он у сосны сидит. Ревет. Чуть ума не лишился. Ни царь он никакой. Его ляхи выдумали, нашли, убедили. Деваться несчастному некуда было. А потом пошло-поехало. — Я провел рукой по лицу. — Ужасы Смуты всей из-за жадности людской, из-за желания власти. Амбиций непомерных. Столько людей погибло. Столько не родиться.

Богдан смотрел на меня широко глаза раскрыв, кивнул. Перекрестился.

А мне с каждой фразой все хуже на душе было. Прямо тошно, противно.

— Дальше что? — Я решил все же не зациклиться на причинах, а с последствиями дальше разбираться.

— Так чего, господарь. Утро. Думают они сейчас по лагерю пройтись. Кто живой, кто здоровый, всех собрать. Допросить. В строй взять, если толковые люди. Может, вернется кто за день. Ну и мост будут восстанавливать, а как достроят, то сразу к нам.

— К нам, значит. — Покачал головой. План вроде хороший, но как вольются они. Все же силы крупные. Как бы козни строить не начали. И здесь решил я спросить о самом важном. — Сказал ему про Земский собор, Богдан? Про клятву нашу? Про дела?