Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег
Нехватку эмоций в голосе рассказчика компенсировали выражения лиц слушателей. Ни Всеслав, ни Крут не были из тех, кто мог и собирался спокойно выслушивать подобное.
— Последние пять или семь лет он работал напрямую со Святым Престолом, меняя золото Нижних Земель на благословения и разрешения на торговлю в землях, куда свет истинной веры только-только начал проникать. Проповедники, аббаты и монахи тех краёв, рассказывали дикарям, как хорошо, сладко и сытно живётся в странах, осенённых святой благодатью Господа. Люди Винсента с радостью набирали желающих посетить те страны. И отправляли прямиком к ромеям или кафрам, муринам по-вашему. Семейных брали с особой охотой.
В руках Крута хрустнула деревянная корчага-кружка. Взвар из вишни и смородины потёк на белую скатерть, оставив на ней тревожного вида красное пятно. На которое никто не обратил внимания.
— Земли фризов богаты и обильны. Но закрома их полнятся не только тем, что дают земля и море. Там очень много тайн и загадок. И вещей, что меняют хозяев слишком быстро, оставляя за собой кровавый след. У них есть люди при каждом из крупных дворов Европы, они давно и успешно дают деньги в рост монархам, невзирая на то, куда те собираются их тратить. Лишь бы вернули с оговоренным прибытком. Или отдали то, что обещали в залог. Поэтому многие лены, герцогства, графства и баронства на самом деле принадлежат не тем, кто правит на них.
Всеслав протянул усатому князю, чьими потемневшими глазами начинала глядеть на бледного барона сама смерть, платок, чтоб утереть руку. Тот принял его с недоумением, только сейчас заметив раздавленную кружку.
— Второй, — сухо и бесцветно спросил Чародей. И голос его очень подходил к глазам руянина. И к его собственным, серо-зелёным, в которых, кажется, стал больше золотистый ободок вокруг зрачка.
— Николо Контарини, двоюродный брат самого́ Доменико, тридцатого дожа Светлейшей Республики Венеции. Власть семейства Контарини сильна, крепче генуэзцев. Я до сей поры слышал, что их представители такого уровня выбирались настолько далеко от родных берегов лишь трижды. Два раза на переговоры с Византией, и единожды — на встречу с германским императором. И результаты всех трёх встреч были на́ руку им, а не тем, кто звал их договариваться. Они седьмой год властвуют на Адриатике полностью и безоговорочно. Властвовали, да. До тех пор, пока твои, великий князь, степные друзья не прогулялись по тем краям. И пока ты не даровал своим южным друзьям-югославам Каринтию, Истрию и Карниолу. Полагаю, это, скажем так, всерьёз обеспокоило Большой Совет.
— Что за Большой Совет? — скрипнул глухо Крут.
— Семьи нобилей, высшей знати. Только их члены могут входить в него. От каждой из трёх сотен семей кто-то участвует в Совете. Вместе они решают все вопросы республики, но главное слово всегда остаётся за дожем. Хоть и говорят, что он там только для виду, для того, чтобы у власти было лицо, и желательно — одно. На деле же власть Доменико безгранична, Большой Совет у него в кармане, а из шести членов Малого Совета, самого ближнего круга советников, у четверых — одна и та же фамилия: Контарини.
— Что с работорговлей в Венеции? В «Светлейшей Республике»? — после довольно долгой паузы спросил Всеслав. И голос его разнообразием красок не блистал по-прежнему. Но злые кавычки вокруг названия торговой державы слышны были вполне.
— Сейчас для них это не первый и не десятый источник доходов, поэтому если кто и промышляет, то се́мьи, от настоящей власти далёкие, по старой памяти, как вы говорите. Лет сто назад из Пражского Града приходили толпы славян. Там тогда основали обитель бенедиктинских монахов, во Бржевнове, — ответил барон. С тревогой посмотрев на Чародея, чьё лицо при упоминании католического монашеского ордена приняло очень опасное выражение. — Они сильны на морях, разогнали почти всех пиратов в своих во́дах и очень внимательно следят за тем, чтобы ни у кого, кроме них, не появлялось возможности торговать и грабить на их землях.
Пауза, последовавшая за рассказом Роже де Мортемера, затягивалась. Вожди восточных и западных славян смотрели друг на друга не мигая, будто забыв о существовании барона. Который и дышал-то через раз, явно не горя желанием, чтобы два этих смертельно опасных зверя вспоминали о нём. На его Родине и в других просвещённых странах было в порядке вещей, чтобы гонцу или вестнику, принёсшему не самые приятные сведения, рубили голову. А ему своя, пусть и не новая, неоднократно побитая и потрёпанная жизнью, была ещё дорога́.
Глава 10
Реэкспорт по-нашему
— Пожалуй, прав ты был, Крут. Просто оторвать башку будет как-то не по-нашему, не по-божески. Теперь думаю вот, на ремни распустить, узенькие такие, или рыжих муравьёв в печень ему подсадить? — от звука, с каким прозвучали эти Всеславовы слова, Роже де Мортемер, бесстрашный и многоопытный разведчик, шумно сглотнул и ёрзнул в кресле, неожиданно ставшим неуютным. Будто на голом камне сидел. Остром и горячем.
— Про муравьёв мысль интересная, не пробовал. Пока, — глухо, но как-то ощутимо кровожадно, ответил руянский князь. — Ох и выдумщик ты, друже, ох и затейник. Наплачутся враги с тобой. Кровушкой.
Судя по барону, даже молчаливое участие в беседе, даже просто присутствие в этом зале тяготили его неимоверно.
— Да, боюсь, мало будет. Другие продолжат дела́ скупого Винни. Тоньше надо. Думать надо крепче, — закончил мысль Крут.
— И снова прав… Вар. Глеба, Буривоя и отца Ивана. И Ставра, конечно, — размеренно, будто забивая гвозди в крышку домовины-гроба или заступ в могильную землю, распорядился Чародей. И продолжил, обращаясь к князю морских языческих волков. — Помнишь Ставра? Он в части паскудных смертей большой знаток, редкий. Уж подскажет так подскажет. Пожалеем, что обедали. А патриарх нужен, чтоб не ходило слухов потом, что я в одном шеломе всё это варево заварил. Чуть сложнее, когда в землях твоих больше, чем одна вера. Но куда как выгоднее выходит, когда Перуновы, Велесовы да Стрибожьи потомки на рать да на пашню выходят с теми, кому Белый Бог по́ сердцу, вместе, а не по очереди. Когда друг после дружки дома́ не перемывают да дымом не окуривают всякий раз. Быстрее выходит и правильнее. Богам-то всяко виднее, нечего и злить их попусту. На Александровой Пади — ты слышал, верно? — Великого Тенгри дети с нами вместе были. Так ещё справнее получилось. Без них мы папских недобитков по сию пору ловили бы, а так — раз! — Чародей хлопнул по́ столу, заставив барона подпрыгнуть, — и все дела́. И в курган ту падаль стаскивать конным куда как сподручнее было, чем пёхом по сугробам-то. Поздорову, други! Хорошо, что недалече оказались.
Всеслав поднял руку, приветствуя входивших. Глебка сразу подошёл и сел рядом, глядя на отца в ожидании. Понимая, что просто так, забавы ради, тот Вара не прислал бы. А Лютов нетопырь не примчал бы с такой скоростью, что испуганные крики дворни ещё звучали по терему, когда они уже бежали обратно к залу.
Буривой поприветствовал князей поклоном, чуть глубже привычного, и сел напротив Крута, потянувшись за взваром. Нахмурившись при виде красного пятна на белой скатерти.
Патриарх перекрестился на образа́ в красном углу, поклонился и разместился напротив Глеба. Оказавшийся меж двух столпов веры Роже де Мортемер будто разом вдвое меньше стал, умудрившись поклониться каждому из вошедших, не успев даже вскочить на ноги.
— Где Ставра Гарасим носит? — вроде бы спокойно спросил Чародей. Но великий волхв ответил поспешно:
— Ве́сти с юга пришли, княже. Кораблики чужие повдоль югославских берегов ходить взялись чаще нужного. Сейчас вы́знает всё и тут будет.
— Алесевы спят, что ли? — почему-то казалось, что Всеслав искал повод, чтоб сорваться на кого-нибудь. Или не казалось.
— Не греши на воев, князь, несут службу справно все. Просто часть из весте́й особливой важности старым письмом пи́сана, не все владеют пока, то моя вина, — склонил голову Буривой. Прекрасно понимая, что гроза будет непременно. И пытаясь вывести из-под неё старого безногого друга.