Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег
Но увидеть живьём правителя тех благословенных земель, да так, чтоб после поведать о нём кому-то ещё, кроме трески и сельдей, очень мало у кого выходило. Вождь объединённых племён склавинов-русов всегда возглавлял боевые походы, но никогда — торговые. Если кому-то из жадных покорителей ветра и волн вдруг взбредало в голову напасть на лодьи под приметными красно-белыми парусами и со знаком многоликого Бога над мачтой, можно было с полной уверенностью денег такому мореплавателю в долг больше не давать. Потому что обычно и трёх седмиц не проходило, как виновного в нападении на торговые караваны русов наказывали. Длинные и на диво быстроходные лодьи руян-ругинов находили обидчиков везде: в открытом море, на защищённых пристанях, в тайных бухтах и заливах, о которых знали считанные единицы даже из своих. И чаще всего ватаги мстителей вёл сам Крут. Говорили, правда, с ещё меньшей охотой и уверенностью, что он не то входил, не то возглавлял тайный Совет Старейшин, состоявший сплошь из вовсе уж отъявленных колдунов и шаманов. Некоторым из них было по нескольку сотен лет от роду.
Пока Роже пытался выставить ставшие вдруг непослушными ноги в позицию, подобающую для учтивого поклона легендарному морскому демону, которого боялись даже датчане, Всеслав громко позвал на всё подворье:
— Выйди-появись, воевода Рысь!
— Звал ли, княже? — обманчиво-мягкий, чуть ли не мурлычущий голос за спиной опять спутал барону все карты и ноги. Твёрдая ладонь поддержала его, едва не упавшего набок. Ладонь, хозяина которой за спиной и в поле зрения только что не было, в этом Роже готов был поклясться.
— Звал, Гнат, хорошо, что быстро явился, — кивнул, пряча, кажется, улыбку Всеслав. — Барон, просьбишка у меня к тебе будет малая. Не откажешь ли?
Формально, повелевать и приказывать подданным и уж тем более доверенным лицам тётки он не мог, даже тем, кто продолжал висеть набекрень, пойманный клешнёй воеводы. С лицом, очень похожим на то, какое было на нём, когда он недавно подбирался с тылу к шипевшему и плевавшемуся ядовитому карлику. Поэтому по правилам этикета и хорошего тона, какими часто пренебрегали западные правители, князь поинтересовался вполне культурно.
— Почту́ за честь быть тебе полезным, светлейший принц! — с вежливым поклоном отозвался француз. На родном языке. Видимо, переволновался.
— Сейчас мой добрый друг Рысь проводит тебя мимо двух комнат. Там ждут встречи со мною люди, разные, двое. Мне нужно, чтобы ты посмотрел на них мимоходом, не привлекая их внимания и стараясь остаться не узнанным. Сможешь ли?
— У меня будет немного времени, чтобы привести себя в порядок? — голос менестреля стал тусклым и плавным, чем-то даже похожим на Гнатов.
— Немного. Я был бы признателен тебе, барон де Мортемер, если бы ты рассказал мне и Круту Гривеничу всё, что знаешь об этих людях. Думается мне, что тебе вполне могло случаться видеть, а то и беседовать с ними обоими.
Пока Всеслав говорил это, Роже дёргал себя поочерёдно то за воротник, то за рукава у плеч, то за пояс. При этом ткань другого цвета сперва покрыла ему спину и грудь, затем руки, а после словно расправилась из-под ремня, превратившись в подобие монашеской сутаны. Подняв медленно, с профессиональной понятливостью и солидарностью с Рысью, стоявшим рядом, правую руку, он надвинул неизвестно откуда взявшийся капюшон на лицо. Склонил голову, и из-под накинутой тёмной ткани повисли спутанные седые и грязные пряди волос. Другого, не такого, какие были на голове барона, цвета.
— Я готов выполнить твою волю, великий князь! — голос, что донёсся от замершей в глубоком поклоне фигуры бродячего монаха, был старческим, высоковато-подрагивающим, одышливым и, кажется, готовым вот-вот зайтись в кашле.
— Ай да хват! — с искренним восхищением воскликнул руянский князь, гроза морей.
— Говорю же, тётка кого ни попадя оставлять доверенным не станет. Не знаю, как те двое, а я б тебя вряд ли узнал бы, Роже. Когда в следующий раз с леди Алис об заклад биться будешь — имей в виду, — произнёс с улыбкой Всеслав.
— Леди Алис? — с интересом уточнил Крут.
— Да было дело… Пошли, сядем где-нибудь, перекусим, да и расскажу заодно, — положив руку на широкое плечо гостя, кивнул головой в сторону всхода в терем Чародей. И они поднялись, обойдя так и стоявшего внаклон шпиона и ухмылявшегося в бороду Гната.
— Гляди-ка, повезло нам, Крут. Зная барона, можно было от него и ещё какой-нибудь личины ждать. Мог Рысь и медведя в поводу́ привести, пожалуй, а тот бы нам с тобой про Карла Великого с Гуго Капетом поведал. С франкским прононсом, — весело сказал Всеслав, завидев Роже, что входил в двери зала, открывшиеся совершенно бесшумно. Следом за менестрелем втекли и заняли места возле входа Вар и Ян Немой.
— Судя по его лицу, он признал кого-то из тех двоих, друже, — внимательно глядя на француза, проговорил Крут. — А то и обоих-двух. И вряд ли они оказались лучшими друзьями.
— Верно говоришь, — веселье из голоса великого князя пропало мгновенно. — Подойди, барон, сядь с нами, угостись едой и питьём.
Пока Роже без всякого энтузиазма жевал горсть закинутых в рот незаметным движением маленьких бутербродиков с красной икрой на чуть поджаристых хлебцах, так идеально подходивших к приличному разговору, когда не требовалось набивать брюхо впрок, оба правителя изучали его без стеснения. Версия руянского князя казалась вполне верной. Француз, привычно вежливо, но чуть по-деревянному поклонившись, сел на лавку напротив них и принялся есть. Явно не чувствуя ни вкуса, ни аромата, не отдавая должное здешним разносолам привычным «о-ла-ла!», какими так забавляли меня его земляки. При взгляде на франков, что восхищались икрой, ветчиной и дивными русскими тинктурами-настойками, мне непременно шли на ум памятные с прошлой жизни актёры: маленький лысый комиссар жандармов, журналист, ловивший вместе с ним Фантомаса, громогласный блондин-полицейский в кожаной куртке, с большим револьвером и с перебитым носом. Они в фильмах моей молодости вот точно так же причмокивали, щёлкали пальцами, закатывали глаза и не говорили — пели это самое «о-ла-ла!».
Барон уныло ковырял ложкой разварного осетра, когда Всеслав решил, что пауза и без того достаточно затянулась.
— Сыт ли ты, гость дорогой? — уточнил он, в основном для того, чтобы привлечь внимание и вывести франка из столь глубокой задумчивости.
— Благодарю, светлейший князь, твоя кухня не оставит равнодушным ни одного завзятого гурмана моей Родины, — отозвался вежливо шпион, «включаясь». Хоть и медленно.
— Расскажешь ли, кого повстречал?
— У тебя очень… неожиданные гости, княже… — пожалуй, навскидку на ум шло очень мало вещей и обстоятельств, что могли бы смутить и озадачить международного нелегального разведчика до такой степени.
— От то беда, — сочувственно вздохнул Чародей протяжно с неожиданным характерным южнорусским го́вором. — Понаехало народу — мама дорогая! Куда ни плюнь — непременно в короля попадёшь, или в королеву, что недопустимо, конечно же. На худой конец — в князя или родовитого аристократа древних кровей. Или вообще, упаси Бог, в патриарха с волхвом, они всю дорогу рука об руку ходили. Тут — викинги, первая тройка, там — лихозубы, каких на Руси полтораста годов видом не видывали. И не говори, Роже, гости у меня занимательные собрались.
Слушая эту реплику, руянский князь сперва фыркал, а потом уж и вовсе хохотал. Взгляд, который Роже переводил со Всеслава на Крута, был скептическим настолько, что вполне мог быть расценен, как непочтительный. Собравшись, видимо, с силами, барон начал говорить, ровно и монотонно, стараясь не окрашивать свою речь яркими эмоциями, свойственными его народу. Ей, речи его, и без эмоций содержания хватало.
— Из земель фризов прибыл к тебе, великий князь, торговец Винсент, известный так же среди своих земляков, как «скупой Винни», а по всем прочим землям, как «Винченцо Мне-всё-равно». Потому что ему и вправду всё равно, кроме золота. Он торговал оружием и конями, даже фризскими жеребцами, продавать которых Торговый Совет запретил, назвав величайшей ценностью. Он продавал зерно и муку в неурожайный год, обрекая на голодную смерть своих же. Он покупал и перепродавал на невольничьих рынках Генуи, Константинополя и Каира рабов любых племён и кровей. Говорят, женщины и дети славянских земель ценились особо.
