Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег
«Подыши-ка носом, друже. А я пока поговорю о пустяках разных вместо тебя. Пустишь?» — спросил я Всеслава.
«И то верно. Крут вон корчажку раздавил, а я б тому фризу, которому и так „всё равно“, кадык бы смял сейчас с радостью. Умом понимаю, что неразумно, а поделать ничего не могу, зло берёт! Давай сам, Врач.» — ответил князь, передавая мне «штурвал».
— Скажи, Глеб, что мы сейчас покупаем у фризов, и через кого? — великий князь Полоцкий показательно медленным движением положил ладони на стол и повернулся к сыну. Буривой коротко выдохнул.
— По убыванию: соль, скотину породистую, кожи со шкурами и лён, — без подготовки и раздумий начал княжич. Золотая голова у парня! — С солью, если я правильно понимаю, мы разберёмся в скором времени. А вот коровёнки справные у них, хорошие, хоть и возят редко.
— А с нашим льном что не так? — удивился я. Чтоб в Белоруссии, да льна не было? Хотя да, тут совсем недавно и соли не было. И до сих пор нет. Но будет. Значит, будет и лён.
В это время в двери вошли быстрым шагом Алесь, связист-кавалерист, и Ставр на груди у Гарасима. Лица у всех были виноватыми, и на заросшей дремучей шерстью будке лесного великана это смотрелось вовсе уж неожиданно. Безногий же убийца как-то неописуемо сочетал неубедительное раскаяние с кипучей жаждой деятельности. Но по останавливающему взмаху княжьей ладони все расселись за столом. Молча. А Глеб продолжал.
— Долгунец-то и у нас хороший вызревает, да только поло́тна ни в какое сравнение не идут. У них ровнее да светлее выходят. И кожи мягче выделывают. Вроде.
— Вроде или мягче? С Третьяком о том поговори. Если кто слух пускает, что за морем работать умеют, а у нас только лес валить способны, да и то криво — надо сыскать таких рассказчиков. Дядька Гнат в том поможет. Двоим-троим языки вокруг шеи обмотает — остальным проще будет правду принять, а не вражьи сплетни. Если и впрямь по-другому как-то выделывать научились — узнаем да переймём, у нас дурных нема. Что одним человеком сделано, то другой непременно повторить сможет, дай только срок, — фраза из моей памяти пришлась вполне кстати, вон, закивал даже патриарх.
— Ставр, Гнат. Решите мне задачку: есть в устье Двины ходкая на диво руянская лодья с ватагой верной. Есть пара десятков нетопырей. Есть в городках Утрехте или, скажем, Тильбурге на торгах тамошних те, кто знают, у кого купить кожи лучшей выделки да полотно льняное первейшего сорта. Вопрос: сколько потребно времени, чтоб сговорить да доставить ко мне сюда три или пять семей из тех, кто секретами выделки да ткацкого ремесла владеет?
В повисшей паузе было слышно, кажется, как скрипит кожа на лбу барона де Мортемера — так широко он распахнул глаза.
— По́ морю об эту пору дотуда дён за восемь дойдём, — откашлявшись, начал Ставр. Рысь молча кивнул. — Там носа́ми поводить — дня три-четыре. Да на обратный путь седмицы полторы. Если б так их скрасть, без сговору — денька два сберегли бы, думаю.
— Шесть дней дорога туда, восемь, от силы десять — обратно, — проговорил уверенно Крут. — «Рёрега» своего дам, да Прави́лу в кормчих поставлю. Верно говорю.
Брови француза упёрлись в линию роста волос. Рот открылся.
— А, может, гостинчик возьмём, а, княже? — с затаённым восторженным азартом спросил безногий террорист. — Да какой собор их тамошний или хотя бы монастырь завалящий бахнем? Чтоб озерцо вышло, как в Люблине, а? Там вода близко, живо наберётся!
— Бахнем. Обязательно бахнем. Но потом, — успокоил я разошедшегося, едва на стол не влезшего старика. Краем глаза отмечая, как жадно пьёт, обливаясь и шумно, по-конски, сглатывая и отдуваясь, тёткин барон. — Гнат, займись сразу, не дожидаясь наших с заморскими купцами разговоров. Крут, от твоих с кем ему говорить?
— Яробою передай, — руянин снял с пальца золотой перстень с чёрным камнем и подвинул по столу воеводе. Судя по тому, с каким выражением лица смотрел на украшение Буривой, это был карт-бланш весомее, чем красная книжечка со щитом и мечом в моём времени. Гнат принял вещицу с поклоном, бережно убрал за пазуху и вышел. Да так, что дверь не только не скрипнула, а, кажется, даже не открывалась.
— Алесь, Ставр. Верным людям передать: через вторые-третьи руки купить лучших мясных и молочных коров, числом не меньше двух десятков. Будут свиньи, овцы, да хоть куры с гусями какие диковинные попадаться — брать и их. Сговориться с лодейщиками моим именем, чтоб не дурили и цены не ломили, дескать, «скотина всё загадит» и «у меня лодья, а не хлев плавучий». Дайте понять вежливо, что дело важное, державное. Станут кобениться — бесплатно кораблики заберу, плавать дальше только на льдинах смогут, по весне. И чтоб…
Я задумался и не заметил даже, как сменил меня «за рычагами» Всеслав, продолжая с того места, что вызвало мою заминку:
— И чтоб меж Ярилиным днём и Купалой, после Троицы, уже здесь всё это богатство мычало и блеяло. Через год-другой-третий сами племенной скотиной расторгуемся. И народу подспорье, ежели коровки вдвое-втрое больше доиться начнут.
Алесь со Ставром только кивнули.
— Глебка, придумай да на бересте разложи, как умеешь, чем бы нам селянам помочь, чтоб лён растить да ткать захотели? Земли́ у нас хватает. Лес потребен ещё долго будет, строиться только начали, почитай, полей больше станет. Надо только по уму дерева́ сводить, не по холмам да буеракам, а с равнин начинать, чтоб пни пожгли, распахали — и сей-сажай на здоровье. Подъёмные им какие-нибудь, от податей освободить, лабазы на пристанях выделить. В общем, сами думайте. Но чтоб через пару лет покупали не мы, а у нас. И лучше, чтоб не снопами, а полотном, да крашеным — оно дороже. Или одёжу готовую, половики, да эти, как их… На стены в Европе от сквозняков вешают, — Всеслав защёлкал пальцами, вспоминая.
— Шпале́ры. У нас их ещё называют «гобелен», — мёртвым голосом произнёс Роже.
— Вот, точно! У Шарукановых войлочные, у нас льняные, шерстяные, ещё какие-нибудь измыслишь. Нарисуют душеспасительное чего-то: королей там, святых, императоров великих, охотничьи сцены, с патриархом вон посоветоваться надо. Не грех ли, владыка, коли начнём мы картины дивные, вытканные цветными нитями, за рубеж продавать? Духоподъёмные. Адовы корчи там, му́ки грешников, Михаила Архангела над Александровой Падью, баб в мыльне?
Вид того, как вытянулись с последними словами Чародея лица советников, был неописуемым. Замычал Гарасим, что вместе с куском буженины, кажется, едва не откусил себе два пальца.
— Ежели только допрежь того, как ткать, получат мастера благословение, — тщательно откашлявшись, ответил патриарх максимально постным тоном.
— Это уж без всяких сомнений! Какое богоугодное дело, да без благословения? — улыбнулся Всеслав, заметив, что Крут и Глеб сдерживают смех из последних сил. — Ладно, то — дела будущие. Сладь мне, княжич, грамоту справную, как нам ткачам с кожемяками подсобить. С лесорубами да пильщиками вышло, должно и тут получиться. А мы в те края что возим?
— Янтарь, меха и зерно, — так же влёт ответил сын, скрывая улыбку.
— Ох и вздорожают они там, чую, — озабоченно вздохнул Чародей. — Диких денег стоить начнут. И везти долго. У нас-то закончились. Все вышли, разом, бывает же такое? Говорят, у половцев появятся теперь, да у югославов, и то нескоро. А те, думаю, Венеции продадут. А уж кому да почём Светлейшая Республика отгружать начнёт — то мне не ведомо. Я ж не колдун?
Первым смеяться начал Крут. И уже скоро хохотал весь зал. Домна, зашедшая было со сложенной новой скатертью в руках, замерла в дверях в нерешительности. То Лютовы по терему летают бегом, срочно всех скликая, будто война на носу, а то смех стоит.
— Во, как раз та парна́я на ум пришла, куда мы тогда в Киеве прямиком из поруба попали. Леське расскажу, она на Домниных красавиц глянет, такое нарисует — прямо со станков рвать станут! — резюмировал великий князь. Под общий гогот мужиков за столом.
