Станислав Смакотин - Цусимский синдром
Шутка не встречает понимания, высокое общество хранит молчание. «Надолго ли?» Матавкин бледен и не отходит от меня ни на шаг.
С палубы слышен свист и крики: хоть окна и далеко, о происходящем за ними нетрудно догадаться. Здесь не надо быть семи пядей во лбу.
А чего все ждут, собственно?! Пока команда броненосец разнесет? Говорить-то хоть пробовали с матросами?
– С «Николая» запрашивают, что случилось… Он по правому борту! – взволнованно тараторит кто-то.
Все немедленно устремляются к окнам.
– Интересно, сможем ответить? – отвечает чей-то задумчивый голос. – Сигнальщики остались в подчинении?
М-да… Настроения в рубке – так себе. «Сможем ответить…» Вы офицеры или кто?! Чего там говорил Матавкин? Меня здесь смогут защитить? Себя-то они смогут уберечь в случае штурма, к примеру? Что-то сомневаюсь! Неужели все настолько зашуганы Рожественским, что без него – никуда?
– Необходимо доложить адмиралу… – Эти слова принадлежат Македонскому.
А вот и ответ… Без папочки ты действительно ни о чем, видимо… Кстати, а где Рожественский?..
Похоже, срабатывает шестое чувство. Спиной чувствую движение сзади, и кто-то грузный, пыхтя, протискивается в дверь. «Мать моя, а вот и сам!..» Белый китель, эполеты… Золотое оружие! Следом несколько офицеров, среди которых узнаю Колонга. Со штабом пожаловал? Праздник намечается? Или как в той песне: «Последний парад наступает?»
Общество немедленно приобретает форму «смирно!». Адмирал делает несколько шагов – перед ним расступаются, будто действуют два отрицательных полюса магнита. Оказавшись в центре, грозно оглядывает присутствующих. На мгновение остановившись на мне. Брови удивленно взлетают, но не больше.
– Ваше превосходительство, с «Николая Первого» сигнализируют… – выходит вперед Македонский.
– Ничего не отвечать! Почему экипаж до сих пор не выстроен?! – Голос свирепеет. – Испугались матросни? – Рожественский нависает над старшим офицером с высоты своего роста. Разница почти на голову, причем не в пользу последнего. Помимо прочего, адмирал тяжело двигает челюстями, будто бульдог перед схваткой. – Коленки дрожат? – наконец упирает он взгляд в безусого мичмана.
Тот молча выкатывает глаза.
– Немедленно построить команду по отделениям! Унтер-офицеров – отдельно! – окончательно выходит из себя Рожественский.
Несколько человек, срываясь, исчезают в дверях. Чуть не сбивая с ног коллег.
– Остальные со мной, на мостик! – презрительно бросает он. – И, кстати… – оборачивается к Македонскому. – Где командир? Почему его здесь не вижу?
– Василий Васильевич спустился в боевую рубку, ваше превосходительство! – отводит глаза офицер.
Рожественский выглядит удивленным, но, ничего не говоря, открывает наружную дверь. Теснясь, офицеры следуют за ним, и людской поток выносит меня на воздух. В суете я теряю из виду Матавкина.
Открывшееся взору зрелище не для слабонервных. Особенно с высоты мостика. Палубы не видать совсем, вместо нее лес бескозырок. Лишь орудийная башня свободна, но и на ее стволах люди. Крики и свист как на футбольном матче. Причем после несправедливого пенальти в ворота хозяев. Приглядевшись, можно заметить, как несколько фуражек тщетно пытаются что-то сделать. Бесполезно, команда их просто не слушает!..
Оглядываюсь – справа от «Суворова» броненосец, метрах в двухстах. Надпись золотом на борту: «Императоръ Николай I». Небогатов в гости пожаловали? Забеспокоился небось? Корабль не двигается, из труб валит дымок. Вклинился между нами и «Орлом». Вся рея в цветных флагах… Ты бы подальше отсюда держался, Небогатов… Как бы зараза не распространилась!
По головам идет волна: «Адмирал вышел…» – и мигом становится тихо. Меня, похоже, не заметили: я надежно закрыт чьей-то спиной.
Рожественский не спеша проходит по мостику, останавливаясь в центре. При взгляде на него в душе невольно просыпается уважение. При всех его недостатках выходить вот так, одному, перед враждебно настроенной толпой… Сохраняя при этом уверенность и надменный вид… Дорогого стоит! Смотрится он как минимум достойно. Если учесть, что до его появления командный состав отсиживался в рубке. А командир так и вообще в боевой… До сих пор наверняка в ней. Интересно, с кем воевать собрался? А главное – с помощью кого?
Тихо настолько, что слышно трепыхание флага.
Адмирал обводит глазами безмолвную массу людей.
– Бунтовать вздумали?! Опозорить захотели эскадру? Весь флот?! – возвышает он голос.
Пролети рядом муха – ее жужжание наверняка оглушит. Не доносится ни единого звука. Матросы стоят молча, не шевелясь. У меня немедленно рождается ассоциация с удавом Каа и бандерлогами. Или кроликами… Не суть. В обоих случаях главным все равно является удав.
– Выстроиться по отделениям! – гипнотизирует Рожественский подчиненных. – Сейчас же!.. – во всю мощь ревет он.
Секунду ничего не происходит. Неожиданно людская масса приходит в движение. Сперва неохотно, будто просыпаясь. Но с каждым мигом все быстрее и быстрее. Хаотичные на первый взгляд перемещения несут в себе четкие, многократно отработанные действия. Через минуту палуба чиста. Толпа, бушевавшая только что, будто по волшебству исчезает, словно не было. Превратившись в две шеренги – по правому и левому бортам. Лишь посреди, у орудийной башни, остается несколько черных кителей.
Сзади на меня кто-то напирает, пытаясь протиснуться ближе, и неожиданно я оказываюсь впереди, у самых поручней.
– Вот он!.. – крик снизу.
– Провидец!
– Пусть нам расскажет, что адмиралу сказывал!..
Криков становится больше, голоса быстро множатся в прогрессии. Слышен первый свист. Правый фронт извивается, ломаясь, вот-вот распадется! Левый – тоже зашевелился. Произойди это – точно крышка! Второй раз построить команду никто не сможет!.. Меня охватывает отчаяние.
Адмирал что-то кричит, но его уже не слушают:
– Откуда взялся он здесь?
– Не поплывем дальше, на погибель!..
– Помирать не хотим!
Надо принимать решение! Я бессильно оглядываюсь: растерянные лица, никто не знает, что предпринять. Кто-то беспомощно разводит руками, кто-то уже скрывается в рубке. Сильный рывок за рукав. Оборачиваюсь – Матавкин!
– Вам необходимо уходить, Вячеслав Викторович! – тянет за руку. – Идемте скорей!
Уходить… Куда? С подлодки далеко не убежишь, Матавкин… Тебе ли объяснять? Ну час!.. Ну два…
Наверное, срабатывает защитный механизм. Почему-то становится все равно. Какие-то люди внизу, еще несколько человек вокруг… Какое отношение они имеют ко мне? Кто эти моряки такие вообще? Я – простой русский турист и наверняка сплю в отеле. А они – нехай кричат, мне-то что с того?..
Словно завороженный, я медленно делаю несколько шагов, оказываясь по левую руку от Рожественского. Совсем близко. Парадная сабля упирается в бедро, в нос ударяет резкий одеколонный запах. Тот удивленно оглядывается, но мне уже без разницы. Это ведь не я? Я же сплю?.. Значит, все можно! Не дрейфь, Петрович, не выдам я нашу с тобой тайну… Занимаю место рядом.
Возгласы идут на убыль:
– Пусть скажет!
– Тише, послушаем…
Наконец некто громкий, из левой шеренги, резюмирует:
– Признавайся, на погибель идем? Все как есть докладай!.. Без утайки!!!
Все замирают. Да и сам я, по правде говоря, не шевелюсь.
Ненавижу большие аудитории! А большие аудитории в вековом прошлом – ненавижу в квадрате. Темные времена были, впереди две революции с Гражданской… Если мировые войны в расчет не брать. Выкинут за борт, и всего-то делов…
Что вам сказать, мужики? Все как есть? Не дождетесь! Чай, сам пожить желаю на белом свете. Домой хочу, к супруге… Да и вас вполне понимаю: тоже, поди, детишки заждались. Поэтому…
Плотно обхватываю ладонями край мостика. Сжимаю поручни до хруста в пальцах. Так намного лучше.
Наверное, пора начинать? Здесь не МХАТ, театральные паузы не к месту.
– Никакой я не провидец!.. – разносится мой крик над шеренгами, я успеваю даже удивиться: «Это кто говорит?.. Я?!» – Не провидец и будущего – не знаю!..
Справа от меня, похоже, немного расслабляются. Во всяком случае, ощущение такое.
– А что адмиралу сказывал? Вчерась?! – тот же голос.
– Попал к нам как? – другой выкрик.
Что там говаривал старина Геббельс? Чем чудовищнее ложь, тем быстрей в нее верят?
– Я не провидец, а… Простой русский офицер!.. – лихорадочно перебираю в голове старые звания. Кто я могу быть? Штабс-капитан? Может, подпору… – Поручик!.. – осеняет меня наконец. – Как и ваши офицеры! И вез я – секретное донесение командующему эскадрой!.. – кричу я в полушоковом состоянии.
Все же не люблю врать. Но поручик – почти не вранье! Особенно поручик ПВО, ага… Впрочем, остальное тоже не ложь, если вдуматься…
