В одном шаге (СИ) - Романов Герман Иванович
Русские корабли отвечали намного реже, берегли снаряды — все прекрасно знали, что восполнения убыли не будет, а потому берегли боекомплект для схватки на более близких дистанциях, хотя бы с сорока кабельтовых, но лучше с тридцати. Благодаря преимуществу в скорости хода именно японцы диктовали свои условия, но сейчас все моряки на флагманском «Цесаревиче» нутром чувствовали, что теперь противник начнет подходить к кораблям русской эскадры как можно ближе.
Однако прежнего страха, пусть опасений, уже не было — нижние чины повеселели, да и господа офицеры взбодрились. Полуденная схватка прогнала боязнь, моряки втянулись в бой, испытав давно забытые чувства — чтобы вот так лицом к лицу сойтись, то сейчас произошло во второй раз, если не считать той злосчастной первой ночи войны, когда «Цесаревич» и «Ретвизан» были торпедированы вражескими миноносцами, а утром в море появился весь неприятельский флот. Тогда бой пошел прямо на внешнем рейде — и ведь выстояли, несмотря на то, что оказались под жестоким обстрелом. А тут совсем не страшно — шестеро на шестеро, силы равные. Да, у японцев множество крейсеров, они обкладывают эскадру со всех сторон, но исход сражения определяют не они, а броненосцы.
— Должны выстоять, повреждения пока несерьезные, — тихонько пробормотал Матусевич, стараясь, чтобы его никто не услышал. Ведь именно он один на совещании флагманов и командиров рьяно ратовал на прорыве во Владивосток, все остальные не верили в успех этого предприятия, совершенно позабыв про заветы погибшего Степана Осиповича Макарова…
Глава 2
— Японцы теперь имеют перевес в один вымпел — «Якумо» встал в линию. Господа, теперь бой пойдет на близких дистанциях, а не так как давеча — на отдалении. Неприятель настроен весьма решительно, и не намерен нас пропускать во Владивосток!
Командир эскадренного броненосца «Севастополь», капитан 1-го ранга Николай Оттович Эссен внимательно смотрел на настигающую русскую эскадру колонну вражеских кораблей. В неприятельской линии добавился броненосный крейсер германской постройки «Якумо», по водоизмещению лишь немного уступающий его броненосцу. Да и в главном калибре у него восьмидюймовые стволы, в то время как на русском корабле солидные пушки в 12 дюймов. Жалко, что их осталось не четыре, а три — в начале апреля сломался станок одного из орудий в носовой башне, запросили выслать из Петербурга, сняв с «Сисоя Великого», имевшего точно такие же башни главного калибра, но не успели — японцы блокировали Порт-Артур.
На этот броненосец Николая Оттовича назначил командиром позже погибший командующий флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров, вот только такое стремительное продвижение по службе вызвало у Эссена нескрываемое раздражение, подобное тому, какое испытывает скакун, когда его запрягают в телегу. Он ведь командовал быстроходным крейсером 2-го ранга «Новик», построенным в Германии, и выдававшим непостижимую скорость в 25 узлов — недаром этот корабль называли «чехлом для машин». И не было ни одного боя, где бы он не сражался на крейсере, с отчаянно безрассудной командой выходя на вражескую эскадру, ведя разведку. А сколько было стычек с вражескими крейсерами и миноносцами подсчитать трудно — ведь его крейсер находился в двух часовой готовности к выходу, и при первых же выстрелах старался выйти в море, атаковать неприятеля. Недаром лихой командир «Новика» одним из первых на эскадре получил золотое оружие с надписью «за храбрость», а в команде половина нижних чинов была награждена георгиевскими крестами, а то и не одним.
И все бы ничего, если бы по возвращению в Порт-Артур «Севастополю» не заехал форштевнем в корму «Пересвет», командир которого Бойсман при разборе происшествия взял всю вину на себя. В то время как капитан 1-о ранга Чернышев всячески постарался всю вину переложить как раз на него, благо тот и не оправдывался. Вот только такое поведение привело к тому, что адмирал Макаров вскипел, порывист был и горяч, настоящий моряк, и с прожитыми годами кровь не остыла. И снял командира «Севастополя», а на мостик броненосца решил поставить Эссена — самого отчаянного и боевитого офицера эскадры, и не посмотрел, что тот всего капитан 2-го ранга. Назначение Николаю Оттовичу пришлось не по душе — он получил под командование самый медленный корабль эскадры, у которого скорость вдвое меньше чем у «Новика». И часто испытывал ощущение, будто к каждой его ноге привязали по гире — примерно тоже самое чувство испытывает лихой кавалерист, переведенный на обозную повозку извозчиком.
Ладно бы назначили командиром «Аскольда» — все крейсер 1-го ранга, и ход немногим меньше, чем у «Новика», но попасть на «Севастополь» для Эссена оказалось страшным ударом. Его оторвали от войны безжалостно и грубо, и он только ругался от приступов ярости, оставаясь в одиночестве, в просторном командирском салоне, с которым несравнима его скромная каюта на «Новике». Однако будучи человеком долга, он всячески готовил броненосец и его команду к боям, и офицеры с матросами это оценили по достоинству и рвались на бой. Выход в море всей эскадрой 10 июня воспринимался экипажем с неприкрытой радостью, вот только при заходе в гавань обратно по возвращении, броненосец подорвался на мине, точь в точь как произошло с «Петропавловском». Однако детонации погреба шестидюймовой башни не произошло, а возникший было пожар боезапаса, был потушен хлынувшей в огромную пробоину — три с половиной на четыре метра — водой, которая затопила и соседнюю угольную яму. Однако команда действовала самоотверженно и умело — возникший крен спрямили контрзатоплением, корабль Эссен довел до бухты Белого Волка, где простояли всю ночь, избежав атак миноносцев. Утром, в прилив, вошли на внутренний рейд, одиннадцать нижних чинов было ранено. Для исправления повреждений решено было воспользоваться кессоном, который изготовили для подорванного раньше «Ретвизана». С ремонтом команда лихорадочно торопилась, матросы понимали, что скоро эскадра выйдет в бой, на прорыв. Их, конечно, не сочтут трусами, но в предстоящем сражении каждый корабль будет дорог. Однако при отжигании листов в кессоне ночью 26 июня возник пожар, погибли два матроса, три десятка получили отравления и ожоги — огонь потушили с помощью бортового буксира «Силач». Это еще больше сплотило команду — и там где с «Ретвизаном» провозились три месяца, работы на «Севастополе» провели в полтора, и пять дней тому назад снова вошедший в строй броненосец стали лихорадочно готовить к прорыву. Успели установить в казематы 152 мм орудия и почти все 47 мм противоминные пушки, приняли почти тысячу тонн угля, этого запаса должно было хватить по расчетам до Владивостока, вот только Эссен сильно сомневался — и на то у него были причины. Да, путь чуть больше тысячи ста миль, но в бою расход угля будет увеличенным, эскадра станет маневрировать. Машины изношены — топки котлов уже и так увеличивают расход в полтора раза, а дырки в трубах приведут к еще большему расходованию драгоценного топлива, причем в несколько раз.
Это означает только одно — угольные ямы станут пустыми, стоит только миновать Цусимский пролив, а там придется топить броненосец, если из Владивостока не подойдут на помощь крейсера с угольщиками — тогда придется в море перегружать несколько сотен тонн, и молиться, чтобы не подошли вражеские броненосцы. И это маловероятно — японцы их не отпустят, а уйти от них на десяти узлах невозможно.
Поход самоубийц, у них всего один шанс из сотни, что они все же доберутся до порта назначения, и девяносто девять на худший исход!
— Метко стреляют, ничего не скажешь. Дело будет горячее…
Эссен поморщился, машинально вытер ладонью капли соленой морской воды с лица. Амбразуры боевой рубки заплеснула вода от близкого разрыва. И это несмотря на то, что по опыту стычек их широченные прорези в двенадцать дюймов довели всего до трех, надежно прикрытых стальными уголками и листами. Николай Оттович озаботился этим, хотя на других броненосцах отнеслись крайне безалаберно, предпочтя наспех заделать тросами. И если разрыв крупнокалиберного снаряда будет на самой броне рубки, то эту с позволения сказать «защиту», просто вынесет. А вот в том, что броненосец выдержит даже длительный обстрел ни командир, ни его команда не сомневались — главный пояс по ватерлинии в центре составляли 356 мм плиты прочной гарвеевской брони, свыше пятисот тонн которой закупили во время строительства в САСШ. Такая броня даже в упор не пробивается двенадцатидюймовыми снарядами — защита избыточна, можно было уменьшить ее толщину до двенадцати дюймов, даже десяти, а сэкономленный вес пошел бы на прикрытие незащищенных оконечностей. Единственный за весь сегодняшний день, попавший в «Севастополь» 305 мм снаряд оставил на столь толстой плите только небольшую вмятину.
