Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич
Пока Вячеслав Григорьевич еще точно не сказал, чей именно полк где будет стоять, так что у Буденного был вполне законный повод заглянуть не только в уже ставший родным Инкоу, где у него даже своя квартира появилась — личная, со всеми официальными документами — но и в Ляоян.
— Николай Львович, а ты точно со мной поедешь? — осторожно спросил он у Славского, который решил вместе с ним прокатиться по маршруту вывода броневиков. — Скоро Дашичао, можно будет пересесть на наш поезд. Зачем нам обоим время на этот Ляоян тратить?
Буденный в глубине души понимал, что все эти интриги совсем не его, и даже чувствовал, как фальшиво звучит в этот момент его голос, но хотя бы попытаться он был обязан.
— А я лучше все-таки прямо проеду. Сейчас-то деньги идут не только в Инкоу, но и Ляояну достается. Вот и хочется узнать, а как сильно будет отличаться то, что строят чиновники от того, что возводят под нашим присмотром, — Славский сделал небольшую паузу, а потом все-таки выдал в лоб. — А еще, Семен Михайлович, хочу убедиться, что ты никаких глупостей не наделаешь. А то ты же меня знаешь, а я знаю тебя. И видел, как у тебя кулаки сжимаются каждый раз, как при тебе кто-то говорит о Столыпине.
— Ну, он же мешает нам делать свое дело! — Буденный наконец-то смог выговорить все, что накопилось внутри. — Сам сидел где-то в тылу, приехал, когда мы разбили японцев, на все готовенькое. А теперь изображает из себя генерала Ермолова! Вот только он совсем не Алексей Петрович, тот-то, как Макаров, все делал сам, своими руками! А этот Столыпин… Даже от Алексеева или великого князя вреда было меньше.
— Помнишь, как тебя перевели на броневики, и ты ходил такой важный, задрав голову? — неожиданно сменил тему Славский.
— Не ходил я, — Буденный искренне надеялся, что не покраснел в этот момент.
— Ходил-ходил! Считал, что нормально поговорить будет уроном для твоей чести… Я уж было хотел говорить Макарову, чтобы забирал тебя обратно…
— Хотел? — выдохнул Семен.
— Хотел, — рубанул рукой Славский. — Мне зазнайки не нужны, и так каждый второй считает себя белой костью и элитой. А что такое броневики без пехоты, без разведки, без артиллерии? Просто мясо!
— А я? — напомнил Семен.
— А ты учился день и ночь, обрел уверенность в себе, и уже через неделю с тобой стало возможно иметь дело, — ответил Славский, а потом добавил. — И мне кажется, что с тем же Столыпиным ситуация очень похожая. Он на новом месте, он берет власть жесткой рукой, а тут мы — словно вызов всем его планам.
— Ну так у нас свои планы, и мы от них не откажемся.
— И не надо. В главном-то мы похожи, и, мне кажется, генерал решил дать губернатору время это осознать.
— В главном — это то, что мы за сильную Россию?
Буденный задумался над словами Славского и крутил их в голове все те несколько часов, что поезд добирался до станции Ляояна. На месте Семен уже отвлекся, невольно вспомнив про слова своего командира о якобы причине съездить сюда — посмотреть, чем имперские города отличаются от того, что строят они сами. И разница была…
Что такое Инкоу? Это плановый проект, который пересобрал город практически с нуля, оставив небольшой квартал исторических зданий, словно окошко в прошлое. Ляоян же встретил Буденного зданием старого вокзала. Раньше он не обращал внимание, но сейчас в глаза прямо-таки бросилось, что колонны тут стоят разной высоты, и на правой, чтобы покосившаяся крыша окончательно не съехала, даже добавлена неаккуратная подпорка из уже подгнивших досок.
Сама кладка, вроде бы выделяющая вокзал среди соседних деревянных домов, неровная. Видно, что где-то кирпичи то ли гуляют, то ли их специально вынимают для каких-то своих дел… А еще на официальном здании, принадлежащем городу, можно было разглядеть немыслимые в Инкоу частные вывески. «Парикмахеръ», «Хлебная лавка №2» и «Кафе Эльзасъ», причем последние две были прибиты под углом и залезая друг на друга, словно отражение вечной войны двух выбивших такое проходное место хозяев.
— Пройдемся пешком? — предложил Славскому Буденный, вдыхая такой привычный, пропитанный мазутом воздух железной дороги. Хоть в чем-то Инкоу и Ляояон можно перепутать.
Славский кивнул, и они, крутя головами, словно впервые увидев то, что не замечали раньше, двинулись по недавно главному узлу обороны от наступающих японцев. Эхо войны тут еще явно было не забыто: стайка детей играла с гильзами, а старый китаец, пристроивший лавку прямо на углу центральной площади, правил деревянный приклад мосинки.
— Оружие и случайному человеку? — нахмурился Славский. — Тут что, совсем за порядком не следят?
Семен кивнул, но сейчас его снова захватило изучение города. Справа стоял двухэтажный дом с лепниной — кажется, еще китайской постройки. Но с тех пор верхний этаж обвалился, и его недолго думая восстановили из дерева. А кухню и вовсе вынесли на улицу — впрочем, учитывая старика-мастера по дереву, это уже не удивляло. Удивляло, что рядом стояло здание казармы, а значит, были и нижние чины, и офицеры, которые могли бы навести порядок, но не собирались этого делать.
— Неужели и нам раньше было плевать на все, что творилось вокруг? — тихо спросил у товарища Буденный.
Теперь уже Славский молча кивнул, а потом из следующего дома за площадью донесся звук не настроенного пианино. И хриплый женский голос, начавший выводить популярную в определенных кругах «по этапу, по этапу…», тут же дополненную матом из окна напротив. Впрочем, кроме криков больше ничего и не было — кто бы ни возмутился песней, больше он ничего делать не собирался.
— А у нас рядом с центральной площадью цветник и яблоневый сад, — неожиданно сказал Славский.
— А я слышал, что генерал хочет для детей поставить макет броневика из дерева. Один в один. Или даже настоящий из тех, что сильнее всего пострадал — немного восстановим и пригоним. И детям будет веселье, и люди чтобы помнили.
— Цветы те в первый день все сорвали. Наши же и сорвали, когда пошли к девицам в юкаку! И на второй, и на третий день, когда заново посадили — сорвали, — Славский вспомнил те дни, и его голос задрожал от напряжения.
— Я слышал, как японцы и китайцы спорили, когда генерал сдастся, — добавил Буденный.
— И я слышал. Так обидно стало, а на следующую ночь, когда за цветами пришли, их уже кто-то встретил и начистил морду. А потом еще и еще раз.
— Я же говорил: иногда набить морду — это выход, — Буденный растерянно улыбнулся. Не ожидал он такого разговора.
— А потом к цветнику привыкли, — продолжал Славский. — Туда ходят — и семьи, и одинокие офицеры, и даже простые солдаты. Просто посмотреть, вспомнить, за что мы сражаемся!
Он все никак не мог остановиться.
— И что ты предлагаешь? — Семен предпочитал побыстрее переходить к делу.
— А давай сделаем то, что ты и хотел! — махнул рукой Славский, словно разом превращаясь в того дерзкого поручика, которым начинал эту войну.
— Набьем морду Столыпину! — воодушевился Буденный.
— Нет. Наведем тут хотя бы немного порядку и набьем морду всем, кто будет нам мешать, — Славский обвел рукой площадь, снял перчатки и решительно направился в сторону дома, из которого все так же продолжала лететь воровская песня.
Буденному потребовалась всего секунда, чтобы догнать товарища. А потом с ходу оглушить верзилу, который выскочил из ближайшей подворотни и попытался их остановить. Еще один удар достался амбалу, который справлял нужду прямо на лестничной площадке. И вот приоткрытая дверь, из-за которой доносился гомон целого десятка здоровых мужиков.
Буденный переглянулся со Славским, а потом прямо как во время учений по штурму позиций в жилых домах распахнул дверь ударом ноги. Удачно — деревяшка не удержалась на петлях и полетела на пол, сбив на своем пути сразу пару человек. А оба офицера тем временем ворвались сначала в пропахший табаком коридор, а потом и в комнату.
— Никому не двигаться! Работает 2-й Сибирский!
Крик, от которого начинали дрожать японцы, сработал и тут. Две девицы истошно завизжали, сразу трое подозрительных личностей, потянувшихся к оружию, замерли без движения. А сидящий за пианино офицер аж с двумя звездами на васильковых погонах беззвучно зашевелил губами и явно не понимал, что и как только что случилось.
