Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Удалось что-то узнать? — спросил я у Огинского, когда на подходе к дому губернатора к нему подбежал один из адъютантов.

На ходу, конечно, многое можно упустить, но не с пустыми же совсем руками идти на разговор.

— Наши броневые офицеры проявили гражданскую сознательность и арестовали банду, промышлявшую грабежом уезжающих из Маньчжурии солдат. Задерживали одиночек по подложным обвинениям, угрозами выбивали скопленное жалованье и выданные на дорогу деньги. Их прикрывал племянник начальника жандармов Жилинского. Сам-то генерал ушел с поста вместе с Алексеевым — про него ничего не скажу — но вот его родич решил задержаться и подзаработать. А как запахло жареным, не побоялся крови и был готов избавиться от наших, считая, что дальше сможет без проблем замять конфликт.

— Хорошо, — я взял себя в руки. — Допустим, я даже не удивлюсь тому, что пара человек может скрутить десяток.

— Они взяли одну из экспериментальных гранат. У-02…

— Ту учебную, которая стальные листы гнет⁈ — возмутился я. — Да ее если с кем-то ближе пары метров взорвать, человек легкие выплюнет!

— Вот именно ею бандитов и оглушили. Словно рыбу — бахнули, а потом просто прошлись и собрали.

Вдох-выдох. Это же армия, тут люди ходят по грани между жизнью и смерть, так чего удивляться, что у них понимания порядка не больше, чем в общежитии какого-нибудь областного филфака.

— А Столыпин, значит, приехал и навел порядок… — закончил я и мысленно вздохнул.

Не сложилось у нас пока с Петром Аркадьевичем. Слишком уж много он старается на себя взять, слишком тянет на себя одеяло. И это пока еще война у меня есть инструменты, чтобы ему противостоять, а чем дольше будет длиться мир, тем сложнее это будет. Он тоже это понимает и поэтому не спешит, медленно, но верно подбирая Маньчжурию к своим рукам.

— Заходите, — адъютант Столыпина встретил нас еще на улице и быстро провел к кабинету своего начальника по отдельной лестнице.

Внутри помимо самого Петра Аркадьевича неожиданно оказался прибывший вместе с ним Дмитрий Борисович Нейдгардт, а еще пара моих орлов, Буденный и Славский.

— Вячеслав Григорьевич! — Семен встретил меня широкой улыбкой. — А мы вот… Приехали Петру Аркадьевичу морду бить, а он оказался нормальным!

Столыпин, собравшийся что-то сказать мне с самой серьезной миной, чуть не поперхнулся и с неодобрением посмотрел на Буденного.

— Семен Михайлович… — я не смог сдержать улыбки. Буденный — это всегда Буденный. — Петр Аркадьевич, — я повернулся к Столыпину уже с серьезным лицом, — прошу прощения, если вас обидели. Давайте отпустим моих людей, и мы с вами лично обо всем договоримся.

— Не нужно, — Столыпин сжал челюсти с такой силой, что я как будто услышал скрип зубов. — Пусть лучше Семен с Николаем расскажут вам то же самое, что рассказали мне. И да, я разрешил им общаться по-простому, так что не в обиде на некоторые выражения.

— Он в обиде, но держится. Кремень, — Буденный показал подхваченный у меня жест с большим пальцем.

— Семен Михайлович, — я взглядом остановил продолжение шуточной темы, — давайте к делу. Что вы тут уже успели наговорить?

— Ну, мы рассказали Петру Аркадьевичу про то, как отличаются Инкоу и Ляоян, как мы решили хоть что-то сделать с местными бандитами, которые даже не прячутся. Ну, а потом уже про наши армейские дела — как брали врага, как вязали, как бы уходили, если бы тот жандарм пошел до конца.

Я повернулся к Столыпину и начал ждать продолжения уже от него. Пока от Семена я ничего нового или неожиданного не услышал.

— Я сам не был в Инкоу, — продолжил будущий министр, — но туда заезжал мой друг, Дмитрий Борисович, и ваш город его тоже поразил. Это и строгость Санкт-Петербурга, и одновременно естественная свежесть улочек с вековой историей. Это и кварталы заводов, и места для людей. Есть рестораны, театры, клубы по самым разным наукам — и все это сделано для каждого жителя города. Даже для детей! Чтобы они могли учиться, отдыхать, заниматься спортом — словно это город, где к нам заглянуло будущее. Да, в конце концов, вы разделили улицы на машинную часть и пешеходную, и теперь не нужно тратить часы, чтобы проехать всего пару километров.

— Спасибо, — ответил я, пока еще не понимая, как все это могло повлиять на отношение Столыпина ко мне. А оно ведь точно изменилось.

— Сам по себе красивый город меня бы не впечатлил, — Петр Аркадьевич не заставил себя ждать с продолжением. — Утаить деньги от метрополии — это совсем не ново, как и сделать местечковое чудо, которое моментально обратится в фата-моргану, стоит только копнуть поглубже. Но я копнул! Ваши контракты, договора аренды… Все сделано предельно открыто, при этом никаких якобы копеечных сумм, как некоторые любят. Вы везде платите честные деньги, а с продуктов, что идут в армию из Китая, и вовсе ничего не берете. Скажу откровенно, я искал, кем бы вас заменить, но ни один торговец не смог предложить цену лучше. Больше, с половиной мне в карман — это каждый второй, но вот лучше — нет.

— И вы отказались?

— Родиной не торгую, — словно само собой вырвалось у Столыпина, и дальше тот продолжил уже спокойнее. — Также проверка выявила, что вы тратите на каждый объект больше, чем он приносит. Кстати, зачем?

Тяжелый пристальный взгляд уперся мне чуть выше переносицы.

— Я называю это инвестициями. То, что мы получаем сейчас — это крошечная часть от того, что может на самом деле дать эта земля. Но чтобы не упустить эту главную ценность, нужно честно вести свои дела. Тратить на людей, и они вернут все сторицей.

— Вами довольны маньчжуры, соседи из большого Китая стоят в очередь, чтобы оказаться в рядах ваших партнеров, корейцы — тоже. И единственные, кто вас терпеть не может — это наши родные чиновники, чьей жизни и песне вы так безжалостно наступили на горло.

— А вы в этом противостоянии готовы поддержать их или меня? — спросил я в лоб.

— Пока вы тратите и вкладываете свои капиталы в Россию, я буду за вас, — просто ответил Столыпин. — И, право слово, удивительно, что понять я это смог из-за сущей случайности, — он кивнул на Буденного и Славского. — Отчеты — это одно, а вот простые люди, которые говорят, что думают — это совсем другое.

— Значит, заканчиваем войну? — я протянул Столыпину ладонь.

— Заканчиваем, но… — тот не спешил отвечать. — Вам придется вложиться не только в свои города и фактории, но и в целом в регион. Обсудим еще, что конкретно это будет, но ваши предприятия и ваши люди смогут стать ядром, вокруг которого я смогу менять этот край.

В принципе, ничего не имею против административной поддержки… Я кивнул, и вот теперь наши руки все-таки сжали друг друга. Крепко. Конечно, здесь и сейчас это приведет к дополнительным тратам, но мне фактически предложили построить свою торговую сеть по всей Маньчжурии. И даже не важно, какие товары я буду по ней пускать, в любом случае уже скоро минус превратится в плюс.

Я так погрузился в свои мысли, что чуть не пропустил, как Столыпин продолжил.

— Что же касается пленных, я правильно понимаю, вы рассчитываете, что они и после войны останутся на ваших предприятиях?

— Все верно, — я напрягся.

— Тогда вам нужно придумать что-то еще кроме обещаний земли и работы, — Столыпин смог удивить. — Пока я задерживал ваши эшелоны, то тоже с ними пообщался и… Минимум две трети сразу же вернутся в Японию, как только им представится такая возможность.

— Там голод, а еще нет тех самых работы и земли — а мы даем им шанс жить, а не выживать, — возразил за меня Огинский.

— Алексей Николаевич, — кивнул ему Столыпин, — вы сейчас упомянули очень важные вещи, но… Чтобы понять, что они нужны, этим людям необходим определенный уровень осознанности. А большая часть пленных — это вчерашние крестьяне, которых прогнали через несколько школьных классов, где им вбивали в головы всего пару очень простых истин. Япония — это центр мира, а они — лучше, чем вы. И как после такого им оставаться среди тех, кто для них не более чем варвар?