Я – Товарищ Сталин 6 (СИ) - Цуцаев Андрей

Йосеф остановился у входа, его рука задержалась на дверной ручке. Он глубоко вдохнул, ощутив смесь запахов кофе и жжёного хлеба. Внутри кафе было тесно: деревянные столы, потемневшие от пролитых напитков, стояли неровными рядами, а стулья скрипели под весом посетителей. Хозяин, старик по имени Алемайеху, протирал глиняные чашки за стойкой. Несколько посетителей — двое торговцев в цветастых тюрбанах, переговаривающихся о ценах на зерно, и пара солдат в потрёпанных мундирах, потягивающих кофе, — создавали тихий гомон, который смешивался с треском жаровни в углу.

Йосеф заметил мужчину в дальнем углу, у окна, где тонкие занавески колыхались от сквозняка. Тот был одет в серый пиджак, слишком чистый для пыльных улиц Аддис-Абебы, и пил кофе из маленькой глиняной чашки, держа её с непривычной для местных изящностью. Его лицо, бледное, с острыми скулами и аккуратно подстриженной бородкой, выдавало европейца. Светлые глаза внимательно следили за входом. Йосеф сразу понял: это и есть «русский».

Мужчина поднял взгляд и кивнул, указывая на стул напротив. Йосеф прошёл через зал, чувствуя, как взгляды солдат и торговцев скользят по нему, словно проверяя, не несёт ли он угрозы. Он сел, положив руки на стол, покрытый пятнами от пролитого кофе. Жест был намеренным — показать, что он не вооружён, хотя кинжал под шаммой всё ещё покоился у бедра, его холодная сталь придавала уверенности.

— Ты Йосеф Вольде? — спросил мужчина на амхарском с лёгким акцентом, который мог принадлежать русскому, но звучал слишком отточенным, почти искусственным, словно выученным по книге.

— Да, — ответил Йосеф, его голос был ровным, но глаза внимательно изучали собеседника. Он заметил, как пальцы мужчины слегка сжали чашку, а уголок рта дрогнул в едва заметной улыбке. — А ты кто?

— Зови меня Алексей, — сказал мужчина. — Я от русских. У нас есть предложение для Раса Кассы.

Йосеф слегка наклонился вперёд, его пальцы невольно сжались, касаясь края стола. Он чувствовал, как сердце бьётся быстрее, но лицо оставалось бесстрастным. Он знал, что любое дело за спиной полковника Вяземцева, советского советника, чья суровая решимость скрепляла оборону Абиссинии, пахло предательством. Но долг перед Расом Кассой и любопытство заставили его остаться.

— Рас Касса занят войной, — сказал Йосеф, понизив голос, чтобы слова не долетели до соседних столов. — Если у русских есть что сказать, они говорят через Вяземцева.

Алексей покачал головой.

— Это информация не для Вяземцева. Это только для Раса Кассы.

Йосеф почувствовал, как напряжение сгущается, словно воздух перед грозой. Кафе с его скрипящими стульями и запахом жжёного хлеба вдруг показалось слишком тесным, стены — слишком близкими. Он заметил, как солдат за соседним столом бросил на них быстрый взгляд, но тут же отвернулся, словно боясь быть замеченным. Алемайеху, протирая очередную чашку, казался равнодушным, но Йосеф знал, что старик слышит больше, чем показывает.

— Говори, — сказал Йосеф, его голос был едва слышен над тихим гомоном кафе.

Алексей отхлебнул кофе, поставил чашку с лёгким стуком и наклонился ближе.

— Император слаб, Йосеф. Хайле Селассие не хочет сражаться. Он готовит бегство. Лондон уже ждёт его, чтобы спрятать за своими стенами, дать ему тёплую постель и чашку чая, пока Абиссиния горит, а её народ погибает. А что будет с вашей страной? Она останется под итальянскими сапогами, раздавленная танками и бомбами. Рас Касса — воин, человек, за которым идут люди. Он доказал это в долине. Он может стать новым Львом Иуды.

Йосеф замер. Заменить императора? Это была измена, и Йосеф знал, что такие разговоры караются смертью — виселицей или пулей в затылок. Но он также знал, что в словах Алексея была доля правды, горькой, как кофе в его чашке. Император колебался, его речи о сопротивлении становились всё тише, а слухи о переговорах с британцами доходили даже до солдат в траншеях. Йосеф вспомнил, как в лагере шептались о том, что Хайле Селассие уже отправил семью в безопасное место, за море, где нет ни итальянских бомб, ни криков раненых.

— Ты говоришь опасные вещи, — сказал Йосеф, его пальцы сильнее сжали край стола, шершавого, с вырезанными инициалами какого-то давно забытого посетителя. — Рас Касса верен императору. Его сердце принадлежит Льву Иуды.

— Верен, — согласился Алексей. — Но подумай, Йосеф. Абиссиния нуждается в сильном лидере. Не в том, кто сбежит к британцам, оставив народ умирать. Рас Касса доказал свою силу в долине. Его воины отбросили итальянцев, заставили их бежать, как шакалов. Он может спасти страну. Мы, русские, поддержим его. Оружие, люди, золото — дадим всё, что нужно для победы.

Йосеф молчал, его взгляд упал на чашку, стоявшую перед Алексеем. Кофе в ней почти закончился, оставив тёмный осадок на дне, похожий на грязь в траншеях. Он вспомнил Раса Кассу в тот день — его высокую фигуру в белой шамме, расшитой золотыми нитями, как он стоял в центре линии, поднимая руку, чтобы дать сигнал к атаке. Его голос, глубокий и твёрдый, разносился над полем боя, вдохновляя воинов, чьи лица были покрыты пылью и кровью. Рас был человеком чести, но Йосеф знал, что даже честные люди могут поддаться искушению власти. Слова Алексея оседали в его душе, вызывая жжение, которое он не мог игнорировать.

— Что я должен сделать? — спросил он наконец, его голос был едва слышен над треском жаровни и тихими голосами торговцев за соседним столом.

Алексей улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла — только холодный расчёт, как у человека, знающего, что его слова достигли цели.

— Намекни Расу. Не прямо. Скажи, что народ видит в нём силу. Что он может вести Абиссинию, если император падёт. Пусть подумает. Мы готовы поддержать его. — Он сделал паузу, его глаза сузились, словно он пытался заглянуть в мысли Йосефа. — И скажи, что у нас есть ресурсы. Золото, Йосеф. Много золота. Достаточно, чтобы купить винтовки, снаряды, даже самолёты. Достаточно, чтобы спасти Абиссинию.

Йосеф заметил, как рука Алексея скользнула под стол, но он не достал ничего — ни мешочка, ни бумаг. Йосеф почувствовал, как пот стекает по спине, хотя в кафе было прохладно от сквозняка, проникавшего через щели в окнах. Он представил золото — не горсть монет, а сундуки, полные слитков, которые могли бы купить оружие, накормить голодных, дать надежду измученным войной людям. Но он также знал, что золото всегда имеет цену, и эта цена часто измеряется кровью.

— Я передам, — сказал он, не глядя на Алексея, его глаза остановились на занавеске, колыхавшейся от ветра. — Но не жди ответа скоро.

— Время не ждёт, Йосеф, — ответил Алексей, его голос стал твёрже, почти угрожающим. — Итальянцы вернутся. Их танки уже на дорогах, их самолёты готовятся бомбить города и деревни. И если император сбежит, кто поднимет знамя? Кто встанет во главе народа, когда Аддис-Абеба падёт?

Йосеф почувствовал, как слова Алексея жгут его. Он хотел возразить, сказать, что император не сбежит, что Рас Касса никогда не предаст, но сомнения уже закружились в его голове. Он вспомнил, как в лагере солдаты шептались о том, что Хайле Селассие не выходит к ним, не говорит с народом, как раньше. Он вспомнил, как Рас Касса, стоя в траншеях, смотрел на дымящиеся обломки итальянских танков с гордостью, но и с усталостью, словно знал, что победа — лишь передышка. Йосеф знал, что должен доложить Вяземцеву, но что-то удерживало его. Может, намёк на золото, обещавшее спасение? Или страх, что слова Алексея окажутся правдой?

Он медленно отодвинул стул, скрипнувший по деревянному полу, и встал, поправляя шамму. Алексей наблюдал за ним, его пальцы слегка постукивали по столу — нервный жест, едва заметный, но выдающий напряжение. Йосеф сделал вид, что хочет заказать кофе, и повернулся к стойке, чтобы ещё раз взглянуть на собеседника. Алексей всё так же сидел у окна, но лицо оставалось неподвижным, словно маска. Йосеф заметил, как свет из окна падал на его пиджак, подчёркивая его чистоту, такую неуместную в городе, где пыль покрывала всё.