Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Что писать? — спросила Лукина.

Она взяла авторучку.

— Зачем писать? — встрепенулся Алексей.

Он шагнул к Иришке. Будто собрался ей помешать.

К нему подошла Надя Степанова. Она стала рядом с Лёшей плечо к плечу, словно выразила Алексею таким образом свою поддержку. Надины глаза взволнованно блестели. Но я прочёл в её взгляде и любопытство.

— Говорю же: любовное письмо, — ответил я. — Для Светы Клубничкиной.

— От кого?

— Автора в письме мы не укажем. Но письмо передаст ей Лёша Черепанов. Завтра утром.

— Так она же подумает… — сказала Надя-маленькая, но не договорила предложение.

— Она подумает, что это письмо от нашего Алексея, — подтвердил я.

Я увидел, что Черепанов смутился и растерялся.

Поэтому я тут же уточнил:

— Но мы всем потом объясним, что это был наш эксперимент.

— Какой ещё эксперимент? — спросил Алексей.

Он нахмурил брови.

Не заметил я веселья и в глазах девчонок.

— Это будет проверка на вшивость, — сказал я. — Как бы вы, девчонки, поступили, если бы парень написал вам любовное письмо?

— Смотря, какой парень, — произнесла Иришка.

— Гена Тюляев, к примеру. Что бы ты сделала с его письмом, сестрёнка?

Я увидел, что щёки Лукиной налились румянцем.

— Ну… я не знаю…

— А если бы тебе написал любовное письмо Лёша Черепанов? — спросил я.

Пристально посмотрел на Иришку.

Та стрельнула в Алексея строгим взглядом — Черепанов виновато дёрнул плечом.

— Я бы поговорила с ним, — сказала Лукина. — Объяснила бы Лёше, что…

— Поговорила бы с Черепановым? — уточнил я.

Иришка кивнула.

— Ну… да, — сказала она. — С кем же ещё?

— Ты бы показала Лёшино письмо своим подругам? — спросил я. — Дала бы прочесть письмо одноклассникам? Чтобы об этом письме заговорила вся школа? Чтобы все знали: Черепанов в тебя безнадёжно влюблён?

Лукина возмущённо фыркнула.

— Вот ещё!.. Нет!

Иришка замолчала. Посмотрел на Лёшу. Затем указал авторучкой на пока ещё пустую страницу.

— Вася, ты думаешь, что она…

— Я уверен в этом, сестрёнка. А вы сомневаетесь?

Черепанов закусил губу — Надя и Иришка посмотрели на него с явным сочувствием.

— Не будьте такими наивными, — сказал я. — Клубничкина в меня не влюблена. Но она с удовольствием поднимет свой статус в глазах учеников нашей школы за мой счёт. Неявка в кафе не сыграла в её пользу. Уверен, что на этот раз Света в «Юность» со мной пришла бы, если бы только я её туда пригласил. Чтобы ей позавидовали другие девчонки. Она влюблена не в меня, а в зрительские овации. Я знаю, что это такое. Можете мне поверить. Сам через такое прошёл. Плевала Светлана и на меня, и на Тюляева, и на Лёшу.

Я пожал плечами.

— Мы интересны ей только в качестве восторженных поклонников. В мечтах она уже крутит романы с «принцами» и со знаменитыми артистами. Потому что это престижно. А ещё Клубничкина любит быть в центре внимания. Мечтает, чтобы восхищённая её талантом и внешними данными публика складывала к её ногам цветы. Желает, чтобы мужчины устраивали ради неё дуэли и закидывали её признаниями в любви. Но что толку для актрисы от тех признаний, если никто о них не узнает?

Я развёл руками:

— Так что же, по-вашему, она сделает с любовным письмом от нашего Лёши? Спрячет в шкатулку? Будет перечитывать его по ночам? Или спешным образом его обнародует, чтобы другие девчонки ей позавидовали?

Румянец появился и на щеках Алексея.

— Ставлю на то, что Клубничкина сразу же покажет письмо подружкам, — сказал я. — А те растрезвонят о Лёшином любовном послании на всю школу. К радости Светы Клубничкиной. Лёшины искренние чувства польют насмешками и прочей грязью. А Света сорвёт очередную порцию оваций и завистливых взглядов.

— Но это же подло! — заявила Надя.

Она сжала кулаки, будто приготовилась к драке.

— Это жизнь, дорогие мои детишечки, — сказал я. — Вот такая она бывает. Когда влюбляешься не в того человека. Ни к чему хорошему такая влюблённость не приводит. Точно вам говорю. Так что, поэкспериментируем? Или вы останетесь в своих розовых мечтах, где все люди благородные и честные, где Света Клубничкина добрейшая из всех комсомолок планеты?

Я посмотрел на Черепанова — тот тяжело вздохнул.

— Напишем, — заявила Иришка. — Пусть все узнают, какая Светлана на самом деле подлая. Пусть полюбуются на неё и Лёша, и Гена. Выведем Клубничкину на чистую воду!

Она поднесла ручку к листу бумаги, обернулась ко мне и сказала:

— Я готова, Василий. Диктуй!

— … Жду твоего решения, — произнёс я.

Посмотрел через Иришкино плечо на красивые ровные строки письма.

Улыбнулся и скомандовал:

— Поставь завтрашнее число. Напиши время: два часа шестнадцать минут. Такие письма только по ночам пишут.

Иришка выполнила моё распоряжение.

— А подпись? — спросила она.

— Без подписи обойдёмся. Пусть думает, что это Лёшино письмо. Но мы-то знаем, что придумал его я, а записала ты. Поэтому совесть нашего Алексея чиста. Кто в этом усомнится, тот получит… строгий выговор с занесением по почкам.

Черепанов, следивший за Иришкиной работой, неуверенно улыбнулся.

Лукина взглянула на меня, сообщила:

— Тогда всё. Готово.

Она положила на столешницу авторучку.

— Это ещё не всё, — сказал я. — Нужен дополнительный штрих.

Взял в руки написанное Иришкой письмо и несколько раз на него плюнул.

Мелкие капли слюны упали на синие буквы — чернила под ними слегка расплылись.

Надя и Алексей от удивления приоткрыли рты.

— Что ты делаешь⁈ — воскликнула Лукина. — Вася! Ты с ума сошёл?

Стул под Иришкой жалобно застонал.

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал я. — Так надо. Для достоверности.

Показал Иришке, Наде и Алексею ещё не подсохшую страницу и спросил:

— Понимаете, что это? Нет? Это следы от Лёшиных слёз.

Вернулись с работы Иришкины родители.

Черепанов и Степанова ушли.

Я подошёл к окну спальни и выглянул на улицу, где уже почти стемнело. Отметил, что погода сегодня была относительно хорошая (я всё же предпочёл бы, чтобы за окном было лето, и шелестела на деревьях листва). Решил, что вечер вторника (первое февраля) лучшее время для воплощения в жизнь моего плана по спасению пока безымянной гостьи февральского концерта.

Взял в руки список приглашённых на концерт гостей, отыскал взглядом давно уже примеченную строку. Некая гражданка Булкина Фавзия Гареевна проживала всего десяти минутах ходьбы от Иришкиного дома. Я отыскал фамилию «Булкина» в стопке подписанных вчера Иришкой пригласительных открыток. Вложил её в тетрадь с портретами физруков. Сунул тетрадь в портфель.

Пробормотал:

— Вот с вас мы и начнём, товарищ Фавзия Булкина.

К вечеру на улице заметно похолодало. Февраль в Кировозаводске был «самым зимним» месяцем — так в один голос твердили Иришка и Черепанов. Эмма нашла для меня в интернете архив погоды по городам СССР. Там значилось, что потепление в Кировозаводске случится во второй половине месяца. В один из февральских дней температура воздуха поднимется почти до трёх градусов тепла — это точно не жара. Поэтому весну я пока не ждал, а настраивался на месяц зимы. Радовался, что тут не похолодает до минус тридцати, как это случится четвёртого февраля в Москве (об этом мне сообщила Эмма — сам я такие подробности не вспомнил).

Лёгкий мороз покалывал мне кончик носа и скулы. Небо над головой было тёмным, безоблачным, усеянным похожими на блёстки звёздами. Луна походила на лимонную дольку. Она будто лампа маяка замерла впереди — была единственным фонарём на моём пути, пока я сокращал маршрут: шагал по протоптанной на пустыре тропинке. Навигатора у меня с собой не было (он остался в моём ещё не построенном в шестьдесят шестом году доме, в пригороде Берлина). Но я держал в уме озвученный Черепановым маршрут. Увидел впереди два зыркавших в темноту многочисленными глазами-окнами дома. Свернул к тому, что был ближе к проезжей части.