Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Булкина Фавзия Гареевна проживала в трёхэтажном деревянном доме. Тот не показался мне «капитальным» строением. Но простоял уже явно не один десяток лет (судя по тому, как выросли окружавшие его деревья). Это меня немного обнадёжило, но я всё же зашёл в подъезд с опаской. Не потому что там было темно — я опасался, чтобы мне на голову не свалилась подгнившая доска или подо мной провалился пол. Половицы под моими ботиками постанывали и потрескивали. Но мой вес они уверенно выдержали. Ступени лестницы бурлацким стоном известили жителей дома о моём приближении. А жители этого не самого капитального на вид трёхэтажного строения (криками, смехом, плачем и грохотом) сообщили о своём существовании.

Квартира Булкиной находилась на втором этаже, где в освещённом одинокой тусклой лампой коридоре клубился табачный дым. Хотя… квартирой она называлась весьма условно: такая же комната в коммуналке, в какой проживала семья Черепанова. Номер квартиры, указанный в предоставленном мне Иришкиным отцом списке, я обнаружил рядом с хлипкой на вид деревянной дверью — приоткрытой. Там же красовались и ещё дюжина номеров. Я скрипнул дверными петлями, шагнул через высокий порог. Вдохнул всё тот же табачный дым, к которому добавился запах гари и кислых щей. Обнаружил за дверью просторный длинный коридор, заставленный шкафами, тумбами, деревянными ящиками и велосипедами. Прошёлся до двери квартиры Булкиной.

Распахнул на груди пальто, чтобы виден был мой комсомольский значок. Снял шапку, зажал её в левой руке вместе с портфелем. Решительно постучал — мой стук получился звонким и дерзким.

На стук из квартиры-комнаты выглянул невысокий курносый мужчина лет пятидесяти.

Он окинул меня взглядом и спросил:

— Чего тебе, парень?

— Здравствуйте! — бодро сказал я. — Я представляю комсомольскую организацию сорок восьмой школы. Булкина Фавзия Гареевна здесь проживает?

Мужчина опустил взгляд — посмотрел на мою шапку и на портфель.

Зычно прокричал:

— Фая! К тебе пришли!

Фавзия Гареевна появилась не из своей квартиры — она выглянула в коридор из дальней комнатушки (с той стороны сквозняк доносил до меня запашок жареного лука). Невысокая (примерно полутораметрового роста) женщина с круглым лицом и чёрными волосами. Сперва мне показалось, что Булкиной не больше тридцати пяти лет (наверное, из-за её маленького роста). Но я понял, что ей уже под пятьдесят, когда Фавзия Гареевна подошла ближе. Она остановилась в паре шагов от меня, приветливо улыбнулась, вытерла о фартук руки. Я рассмотрел сетку морщин на её лице, седину в её волосах.

— Здравствуйте, вы ко мне? — поинтересовалась женщина.

Говорила она тихим, спокойным голосом.

Я тоже улыбнулся и заявил:

— Здравствуйте, мне нужна Фавзия Гареевна.

Женщина кивнула.

— Это я.

— Фавзия Гареевна, я пришёл к вам от имени комитета комсомола сорок восьмой школы. Меня уполномочили передать вам приглашение на праздничный концерт, который скоро пройдёт в нашей школе. Концерт посвящён Дню советской армии и военно-морского флота.

Я сунул шапку подмышку, вынул из портфеля тетрадь с Лёшиными рисунками, достал из неё открытку.

Вручил приглашение Булкиной, казённым тоном сказал:

— Пожалуйста.

Фавзия Гареевна поднесла открытку к своему лицу, пару секунд рассматривала открытку. Радостно улыбнулась.

— Какая прелесть! — сказала она.

Я кивнул и сообщил:

— Но это ещё не всё. Фавзия Гареевна, взгляните, пожалуйста, на этих людей. Вам знаком кто-нибудь из них?

Я открыл Лёшину тетрадь и поочерёдно показал женщине портреты физруков.

Булкина взглянула на рисунки с любопытством, сообщила:

— Тот, первый, выглядел знакомым. Где-то я его уже видела. Но имени его я не помню.

Я снова показал женщине изображение Ильи Муромца.

Спросил:

— Этот?

— Да. Но я не знаю его имени, извините. А почему вы меня спросили об этих людях?

Я пояснил:

— В честь грядущего праздника мы проводим шуточный конкурс красоты среди учителей физкультуры нашей школы. Поэтому я и спросил, знакомы ли они вам — для чистоты эксперимента.

Фавзия Гареевна усмехнулась.

— Хороший конкурс, — заявила она. — Весёлый. Тот, самый первый мужчина, красивее всех.

Она смущённо улыбнулась и пояснила:

— Наверное, я потому его и запомнила.

— Спасибо, Фавзия Гареевна, — сказал я.

Перевернул страницу. На обратной стороне портрета Ильи Фёдоровича Иванова (Ильи Муромца) поставил карандашом «плюс».

Глава 9

В среду мы с Иришкой не увидели Черепанова, когда вошли в класс. Хотя обычно в это время Алексей уже сидел за школьной партой. Дежурная натирала влажной тряпкой доску, парни лениво и сонно флиртовали с девчонками, девицы обсуждали сплетни. При моём появлении жизнь в классе на секунду замерла. На лицах старшеклассников расцвели улыбки. Я ответил на приветствия одноклассников, отыскал взглядом Надю Степанову. Отметил, что староста нашего класса выглядела сейчас печальной. Хотя её глаза всё так же ярко блестели. Надя-маленькая будто бы нервничала.

Она подошла к нам, привстала на цыпочки и шепнула мне на ухо:

— Лёша, понёс письмо.

Я кивнул.

Иришка сощурила глаза и произнесла:

— Вот теперь мы и посмотрим…

Черепанов явился за минуту до звонка — хмурый, нервный. Он по ходу кивнул в ответ на вопросительный взгляд Нади-маленькой. Уселся рядом со мной за парту. Вздохнул.

Сообщил мне и Иришке:

— Сделал.

Его голос слегка дрогнул.

— Молодец, — сказал я. — Что ты ей сказал?

Алексей помотал головой.

— Ничего, — ответил он. — Как ты и велел. Дождался Свету около кабинета. Просто отдал ей письмо и ушёл.

— Как она отреагировала? — спросила Иришка.

Её взгляд был буквально пропитан любопытством.

— Никак, — буркнул Лёша.

Он бросил на столешницу учебник и тетрадь. Тяжело вздохнул.

Я посмотрел Черепанову в глаза и сказал:

— Лёша, помни: это не твоё письмо. Я не сомневаюсь, что уже сегодня поползут сплетни. Игнорируй их. Чтобы не сказали — не принимай это на свой счёт. Я всё разрулю. Обещаю. Если понадобится, лично разъясню непонятливым личностям политику партии. Есть много вариантов давления на сплетников. Я использую их все, если понадобится. Вплоть до словесной дуэли на комсомольском собрании.

Алексей нервно дёрнул головой.

— Я понял, понял, — сказал он. — Ты ведь это уже говорил.

— Успокойся, Лёша, — попросила Иришка.

Черепанов снова кивнул, криво улыбнулся и сообщил:

— Пытаюсь. Но я всё равно… нервничаю.

Он хмыкнул и добавил:

— Наверное, таких беспокойных людей, как я, точно не берут в космонавты.

После первого урока мы с учениками десятого «А» (где училась Клубничкина) не встретились. Черепанов, Иришка и Надя-маленькая на перемене всматривались в школьном коридоре в лица всех встречных старшеклассников. Словно высматривали среди них предателей и злодеев. Но школьники на моих спутников внимания почти не обращали — они лишь посматривали на меня и приветливо улыбались: явно видели вчера мою фотографию в газете «Комсомольская правда».

Второй урок Черепанов отсидел, как и первый: ерзал на лавке, будто у него побаливал геморрой. На рассказы учительницы математики он внимания почти не обращал — смотрел то за окно, то на дверь, то на циферблат настенных часов. С его щёк не сходил румянец, будто Алексею было душно. По его слегка безумному взгляду я понял, что в мыслях у Черепанова сейчас творился хаос. Лёша то открывал тетрадь с рисунками, то заглядывал в учебник, то снова смотрел на дверь.

Мучения Черепанова увидел не только я.

Сразу после урока математики к нам подошла Надя-маленькая.

Она с сочувствием взглянула Лёше в глаза и сообщила:

— Сейчас прогуляюсь к десятому «А». Разведаю остановку.