Юрий Губин - ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Таким образом, можно сделать вывод, что грегарный отбор изолировал территориально популяции архантропов друг от друга путем выработки конкретных сценариев охоты на определенные виды животных, на которых они только и могли охотиться. Этим было предотвращены повсеместные истребительные конфронтации, но каков побудительный механизм для проведения данного процесса, это одному Господу Богу известно. Кроме того, должно было существовать и, скорее всего, существовало другое направление в отношениях, как между мужскими группами, так и между полами. Произошло отделение таких популяций от поздних архантропов/ранних палеоантропов. Одно направление продолжила сукцессионный ряд к человеку, второе сформировало неандертальцев.
На основании изученных фактов Вайденрейх (Weidenreich 1943,1945) сделал вывод, что «одной из главных причин смерти ранних людей было их убийство своими же товарищами». Что там греха таить каннибализм у архантропов и ранних палеоантропов, был распространен довольно широко. А своих ли товарищей? Архантропы были уже людьми, хотя и древними и жестокость против членов своих праобщин извела бы человека как вид. Это же прописная истина! Но почему-то все очень верят, что архантроп мог вот так просто, ради пополнения пищевых запасов убить члена своего же коллектива. Абсурд! Да при такой политике они бы перебили себя еще в начале формирования своего вида. Ведь намного проще убить своего, чем рисковать на охоте с неизвестным результатом. Но убийство мужчин-архантропов, членов соседних, праобщин не считалось большим грехом потому, что они их не представляли подобными себе.
Можно сказать, что мышление архантропов из-за крайней обособленности картин мира и культурных ценностей было таковым, что другие популяционные группы не воспринимались как себе подобные. Поэтому каннибализм у поздних архантропов/ранних палеоантропов можно считать началом формирования общественного сознания, а значит и коллективной воли. Без данных психологических феноменов принципиально невозможна тесная сплоченность в праобщинах как реакции на преодоление постоянных трудностей неизменной совместной жизни. Всех остальных, не членов их сообщества они воспринимали как животных, на которых можно было охотиться. Поэтому употребление в пищу себе подобных для архантропов и палеоантропов не было в прямом смысле каннибализмом и не было таких понятий как вооруженный конфликт или война это была просто охота. Такой феномен психического состояния имеется у большинства первобытных племен. Ни какой значимой разницы между охотой и войной у них нет. Человек, не принадлежащий к общине, является такой же добычей, как и любое другое животное.
Такое положение в среде архантропов, а тем более палеоантропов могло возникнуть только при одновременном осознании и отождествлении своих праобщин с территорией, которую данные популяции занимали. С теми процессами, которые на ней происходили. С теми животными, которые там водились и теми природными продуктами питания, которые там собирались. Вся данная природно-социальная система архантропами, а впоследствии и палеоантропами воспринималась как единое целое, неотъемлемая часть данного человеческого коллектива, в постоянном режиме партиципации (сопричастия).
Конечно, охотничье-пастушечьи действия с определенными видами животных относились к тем праобщинам древнего человека, которые обитали в районах с постоянной миграцией животных. Но ведь существовали такие территории, где сезонные изменения были не ярко выражены. Это были территории со средними для существования климатическими составляющими, которые предполагали некоторое достаточное постоянство в определенных растительных и животных пищевых ресурсах, зависящих от времен года. Например, горные козлы в горах и тюлени по берегам океанов, а так же некоторые группы палеоантропов занимались и рыболовством. Об этом говорят данные раскопок на берегах Нила, и рек Европы. Много остатков лососей было обнаружено в мустьерских горизонтах Кударо I (Южная Осетия).
В средних широтах, а так же в предэкваториальных зонах, т.е. в местах относительно постоянного обитания животных с элементами коротких маршрутов сезонных миграций, стали оформляться стоянки оседлых праобщин. В них стали создаваться картины мира и их надстройки во многих элементах отличные от картин мира и надстроек кочевых популяций. Скорее всего, эти картины мира во многом были схожими с первыми картинами мира формирующихся архантропов, когда они еще только начали покидать экологическую нишу. Поэтому отношение их членов к территориям и животным на них обитающих было так же несколько иное. В них стал вырабатываться комплекс определенных правил поведения на территориях прилегающих к постоянным местам проведения охотничьих мероприятий. Данные правила, затем переходили в разряд мононорм. От членов праобщин даже тех, кто не участвовал в охоте, требовалось строгое их соблюдение. Непосредственно перед охотой ограничивались или даже строго пресекались некоторые виды социальной и хозяйственно-бытовой деятельности, а так же половое соитие, если оно приходилось на время подготовки к охоте. Кроме того, ограничивалась свобода передвижений в районе концентрации животных или на пути их движения на пастбища, водопой, отдых и т.д. Нарушение таких мононорм могло привести к тому, что потревоженные объекты охоты могли уйти из опасного места или свернуть с ожидаемого маршрута, что нарушало привычное течение раз и навсегда определенных охотничьих процессов и вело к неудачам. Поэтому все охотничьи мероприятия при оседлом образе жизни и при плавном течении событий, а так же соблюдении определенных норм поведения и знания повадок животных, были обречены на удачу.
Возникновение прототабу на половое соитие перед охотой предполагает наличие активной половой жизни в оседлых популяционных группах, проживавших в восточной части Центральной Африки. Там была распространена эндогамия, как и в кочевых праобщинах, но не было плотной связи с сезонными градациями потому, что в них свободного времени было больше чем у кочевых. Это вело к активным конфронтациям из-за женщин, и групповой отбор быстро выделил те популяции, где проявилась скрытая овуляция раз в месяц тем самым, снизив половое напряжение в оседлых праобщинах. Исходя из этих выводов можно предположить, что в активной половой жизни оседлых праобщин кроме годовых экзогамных оргиастических половых отношений имели место такие половые связи, которые могли происходить еще и раз в месяц. Конечно, они происходили во время одновременной овуляции у женщин как самого активного у них сексуального периода.
Если поверить в преемственность поколений в обычаях и традициях и предположить, что практически все они ведут начало именно с того великого времени, то можно даже предположить, как это все происходило, рассмотрев на материалах ранее упомянутого Малиновского. Женщины располагались напротив мужчин, которые к этому времени обязательно возвращались со своих охотничьих экспедиций, (ведь они очень хорошо знали, когда по времени это произойдет). Возбужденные, с криками, непристойными жестами возможно и с непристойными на наш взгляд словами, если таковые были в их лексиконе, они делали вид, что нападают на мужчин тем самым, возбуждая и их. В конце концов, все сплетались в половых промискуитетных отношениях. Так как в тот период антропогенеза в оседлых праобщинах появились повсеместно зачатки матриархата, то в данных промискуитетных отношениях, лидерство, конечно, принадлежала женщинам.
Южнее и севернее половая активность как мы уже говорили, приурочивалась, к сезонным периодам, т.е. если конкретнее, то к периодам размножения животных. (Не нужно забывать, что при всем при этом оргиастические половые отношения, о которых мы говорили ранее, никто не отменял). Половая жизнь в праобщинах там проживавших, как мы теперь понимаем, была активной. Она, в связи развитием качеств головного мозга, которые предполагали выработки наличия событийных цепочек заменявших в то время анализ и синтез окружающих факторов и событий не зависимо от их вида, обязательно должна была попасть в разряд отрицательных из-за большой вероятности совпадений с неудачными результатами охотничьих мероприятий. Вполне возможно половой запрет на соитие в оседлых праобщинах перед охотой и родился как мононорма, которая в последствии переросла в половое прототабу и, наконец, в табу.
Понимание без знания повадок животных и понимание своей зависимости от них (мы об этом уже говорили выше), в конце концов, привело к антропоморфизации их видового поведения, которое выливалось в отождествление с этими животными и принятие в возможной степени их повадок как часть своего характера. При этом утверждался в культурном блоке в процессе поиска аналогий, те видовые признаки и поведения животных, которые напрямую было трудно совместить с социальными установками жизни праобщин. Это было необходимо для принятия данных животных в равноправные члены своих сообществ, что и положило начало тотемизму в полном смысле данного понятия. Вероятно данное отношение к животным было развито в кочевых праобщинах гоминин, где существовали сезонные миграции животных.
