За речкой (СИ) - Март Артём

Наливкин бросил аксакалу несколько кратких, шипяще-гавкающих слов. Потом сдержанно поклонился.

Поклонился и аксакал. Остальные мужчины так же продемонстрировали нам поклоны. Афганцы держались сдержанно, но напряженно, с опаской. Следили за каждым нашим шагом.

— Все, братцы, — проговорил Наливкин, когда Масловы подвели к нам Зию и Ефим стал доставать свой перевязочный пакет. — Выдвигаемся. Идти нам еще порядком.

Когда мы преодолели большую часть пути, солнце уже давно взошло. До полудня было еще далеко, но воздух уже прогрелся так, что мы снова почувствовали на себе бремя знойной афганской жары.

Группа растянулась на марше. Мы шли цепью. Каждого бойца разделяли три-четыре метра дороги.

Только я и Наливкин шагали рядом. Между нами понуро перебирал ногами Зия. Наливкин решил, что мы с ним лично будем конвоировать провинившегося двойного агента.

Зия молчал. С момента как мы покинули кишлак, огромный пакистанец не сказал ни слова.

Он просто шел вперед, словно бы был не человеком, а неодушевленным агрегатом. Его остекленевший, отсутствующий взгляд уперся в землю под сапогами пакистанца.

Добравшись до широкой тени каменного зубца, невысокой башенкой тянувшегося к небу, мы сделали небольшой привал. Наливкин вышел на связь с заставой. Доложил туда нашу ситуацию. Получил указания для дальнейших действий.

Когда закончил, сказал мне, поднимаясь с охлажденного тенью камня:

— Первая группа перешла через границу еще вчера. Хана арестовали.

— А Абдула и Мариам? — спросил я.

— Их взяли на заставу, — сказал Наливкин. — Абдуле оказали медпомощь. Все с ними будет нормально, Саша.

— Я знаю, — улыбнулся я и встал с земли, где под холмиком отдыхал в тени.

Наливкин некоторое время молчал, упаковывая рацию. Посмотрел на сидевшего на земле Зию, возле которого дежурил Глушко.

— А вот ты, Саша, натворил делов на Шамабаде, — с грустью сказал Наливкин. — Там знают, что ты жив. И ждут.

— И это я тоже знаю, товарищ майор, — невозмутимо сказал я. — Но это меня мало волнует.

— Вот как, — Наливкин грустно улыбнулся. Перекинул ремень сумки с рацией через плечо, поудобнее устроил сумку на боку. Поднял автомат. — Тебе грозит трибунал.

Не ответив, я кивнул.

— А что-нибудь слышно про личный состав заставы? Что с ними?

Наливкин не ответил. Покачал головой — не знаю, мол.

— По сути, ты поднял военный мятеж, Саша. Поспособствовал незаконному аресту офицеров.

— Офицеров, — начал я, — которые даже не были пограничниками. А еще подвергли опасности охрану границы.

Наливкин кивнул.

— И все же. Если бы не ты, вся операция по поимке Хана пошла бы прахом. А мне и моим парням не пришлось бы снова углубляться во вражескую территорию, чтобы искать вас.

— Вы злитесь на меня за это, майор? — спросил я.

Наливкин, уже поправлявший ремень автомата на плече, замер. Уставился на меня и сглотнул.

— Нет. Я считаю, ты поступил по совести, Саша. Окажись я на твоем месте — поступил бы так же. Но знаешь что? Я не уверен, что в командовании ПВ, КГБ и ГРУ придерживаются того же самого мнения, что и я. Учитывая, какие настроения царят среди командиров и начальников, я удивлен, что мне до сих пор не приказали арестовать и тебя. Приказали лишь доставить на заставу для дальнейшего выяснения всех обстоятельств дела.

— Вы бы стали арестовывать? — спросил я. — Если бы приказали.

Наливкин улыбнулся.

— Нет. Не стал бы.

Я кивнул.

— ГРУ решили провернуть очень сомнительную операцию, — сказал Наливкин. — Я даже поначалу ушам не поверил, когда меня посвятили в некоторые ее детали. Амбициозно, но рискованно. Мне кажется, это была инициатива среднего звена командования. Они думали, что проявят себя. Покажут начальству, чего стоят. Но ты спутал все их планы.

— Если бы вернуть время назад, — сказал я, — я бы поступил ровно так же.

Наливкин снова сдержанно улыбнулся.

— В этом весь ты, Саша Селихов.

Наливкин вдруг задумался. Лицо его сделалось напряженным. Взгляд — твердым и тяжелым. Я заметил, как у майора заиграли желваки.

Он приблизился ко мне. Заговорил тихо и быстро:

— Тебя может ждать тюрьма, Саша. Но знаешь что? Я этого так не оставлю. Я знаю твои заслуги. Все это знают. Если бы не ты, операция по поимке Хана не увенчалась бы успехом. Потому я попытаюсь помочь тебе, чем смогу.

— И чем вы поможете?

— Говори мало и только по делу, — начал Наливкин, оглядываясь на своих. — Только факты. Ничего лишнего. Попробуем отбрехаться. Я не последний человек во всей этой системе. Ты ж знаешь. У меня есть влиятельные знакомые и друзья и…

— Спасибо, товарищ майор, — сказал я с улыбкой, — но отмазываться я не привык. Привык, чтобы за меня говорили мои дела, а не слова.

Наливкин нахмурился.

— Ты не хочешь избежать тюрьмы? Или еще чего похуже?

— Хочу, — признался я. — Но поможет ли ваше покровительство остальному личному составу Шамабада? Ведь не я один участвовал в мятеже. Не я один брал под арест капитанов ГРУ. Сколько еще голов простых солдат, которые хотели лишь справно служить своей стране, полетит, когда я вернусь на заставу?

Наливкин не ответил. В глазах его поочередно блеснуло сначала непонимание, потом осознание и наконец… растерянность.

— Меня можно назвать лидером и зачинщиком мятежа, — сказал я. — Но в этом порыве я выражал общие настроения личного состава. Под угрозой многие славные парни, кто стережет границу нашей страны. И под угрозой они только за то, что вопреки чужим амбициям хотели и дальше исполнять свой долг.

— И что же ты намерен делать? — спросил Наливкин. — Просто смириться с судьбой? Положить голову на плаху?

— Разве я когда-нибудь мирился с судьбой, товарищ майор? — спросил я и глянул на Зию.

Тот сидел в теньке и пялился в землю.

Наливкин проследил за моим взглядом.

— Ты проявил храбрость и самоотверженность, чтобы взять Хана и остановить Зию. Но ты должен понимать, что этого может не хватить, чтобы выправить ситуацию.

И я понимал. Понимал я и то, какая грызня начнется между ведомствами, когда я вернусь на заставу. Понимал, что каждая сторона начнет винить во всем произошедшем другую. Каждая будет требовать козла отпущения, на которого можно все свалить. Каждая в этой борьбе будет защищать своих. А еще у всех у них будут общие слабые стороны.

И если все сложится так, как я предполагаю, возможно, получится сыграть на противоречиях неповоротливых, громоздких структур, которые вцепятся друг в друга после того, как мы достигнем Шамабада.

Вот только для этого мне понадобятся союзники. А еще — козырные карты, которые нужно будет разыграть в правильный момент.

Но в то же время я знал — если то, что я задумал, выгорит, определенную цену все равно придется заплатить. И платить ее буду я.

Но я к этому готов.

— Может, — согласился я, — потому я рад, что вы предлагаете мне свою помощь, товарищ майор. Она мне понадобится. Так что спасибо вам.

Наливкин молча покивал. Потом открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг заговорил Зия.

— Ты боишься возвращаться на свою заставу, маленький шурави? — сказал он хриплым, низким голосом. — Ведь боишься, не так ли? Знаешь, что будет, когда ты перейдешь Пяндж.

— Знаю, Зия, — ответил я, взглянув на него.

И ни в моем голосе, ни во взгляде не было страха. Зия это понял. А потому стал давить дальше:

— Я не могу задушить тебя собственными руками, но буду благодарен советской власти, если тебе пустят пулю в затылок за твой мятеж. И знаешь что? Я приложу к этому все свои силы.

— Молчи, Борода, — сказал ему Наливкин строго. — Не то велю завязать тебе пасть.

Зия злобно, но бессильно рассмеялся.

— Можете вязать где хотите. Это ничего не поменяет. Мы знаем, что завтра товарищ Селихов будет сидеть за решеткой. И видит Аллах, я буду этому радоваться. Радоваться каждую минуту. А еще знать — Всевышний всегда распоряжается по справедливости.