За речкой (СИ) - Март Артём

— Пошли-пошли! — крикнул Наливкин. — Готовь гранаты!

Мы с Наливкиным разом, пригнувшись, выскочили из арыка. При этом я бросил автомат Смыкалова. Пошел в бой со своим.

Не прошло и полминуты, как мы подскочили прямо к дому, откуда по нам вели огонь. Пару гранат РГД-5 и одна Ф-1 тут же полетели в окна к душманам.

Поочередно раздались три взрыва. Да такие, что стены домишки задрожали. Крыша в одном месте не выдержала и провалилась. Только тогда внутри все затихло.

— Сукины дети, — выдохнул Наливкин, сидя у стены. — Окопались…

Потом он заметил, что я смотрю туда, куда ушел Зия.

— Я всегда знал, что этот гад хитрый сукин сын, — снова заговорил Наливкин. — Здоровый на первый взгляд. Прям-таки салдафон. А хитрый.

— Он думал поправить за счет нас свои дела, — сказал я.

Странно было, что каскадовцы оставили его одного, хотя Наливкин строго приказал им приглядывать за пакистанцем. Видать, отвлеклись в пылу боя. Или же старый пес их перехитрил.

Наливкин прижал руку к гарнитуре, прислушался.

— Слушаю вас, Гром. Нет. Сами управились, Фима. Смыкалова задело. Вы где? Понял. Слушай боевую задачу: нужно помочь с эвакуацией раненого. Плюс у нас пакистанец сбежал. Нужно найти его и вернуть. Как слышно? Прием.

— Я думаю, — проговорил я тихо, — что он найдет нас раньше. Или, как минимум, меня…

К утру похолодало.

Солнце еще не появилось из-за горизонта, но небо уже мало-помалу светлело. Неприятная утренняя зябкость щекотала шею и лицо.

Зию мы так и не нашли.

Гад испарился непойми куда.

Мы трижды прочесали кишлак сверху донизу. Поиски так и не дали результатов.

Бой закончился, и остатки душманов уже давно сбежали из поселения.

Местные, прятавшиеся в домах, пока они тут хозяйничали, стали мало-помалу выглядывать наружу. Провожать нас, собиравшихся уходить, взглядами. Кто-то из местных даже подходил к нам. Благодарил. Другие смотрели с удивлением и интересом, но приближаться стеснялись.

Ранение Смыкалова, к слову, оказалось не тяжелым. Скорее всего, он схлопотал отрикошетившую пулю. Потому ему быстро остановили кровотечение, и младший лейтенант даже мог передвигаться на своих двоих.

— Зия уже не наша забота, — сказал Наливкин, когда мы двигались по кишлаку. — Он наверняка нарушил свой договор, когда не подчинился и самовольно повел Карима в Кундак.

Я глянул на мальчишку.

Карим устало шел рядом с Ефимом Масловым. Старший лейтенант что-то тихо говорил мальчику. Тот кивал. Кажется, этой ночью он кое-что понял. По его растерянному лицу я видел — война это не то событие, в котором он хотел бы участвовать. Да только мальчик сам не знал этого, пока не оказался вблизи боевых действий.

Группа шла к выходу из кишлака в полном составе. Мы держали оружие наготове, были внимательны, но не проявляли никакой враждебности.

— Мужики, всем внимание, — напрягся вдруг Наливкин.

Впереди собралось человек двадцать афганцев — все мужчины разных возрастов. Самому старому было за шестьдесят. Младшему — не больше шестнадцати.

Афганцы выглядели немного растерянными. А еще уставшими. Очень уставшими. Но главное — они перекрыли нам улицу.

— Не выпускают, что ли? — спросил вдруг Глушко, неся на плече свой пулемет.

— Не знаю, — выдохнул Наливкин. — Сейчас подойдем поближе, попробуем с ними поболтать.

— Они не выглядят враждебно. Потому — всем сохранять спокойствие, — сказал я.

— Ну да… — буркнул прихрамывающий Смыкалов. — Сегодня они безобидные, а завтра нож тебе в спину воткнут.

— Потому, товарищ младший лейтенант, — ответил я ему, — давайте-ка приглядывать за нашими спинами.

Мы приблизились к группе, преградившей нам путь. Встали от них на почтительном расстоянии.

Наливкин окинул местных внимательным, очень оценивающим взглядом. А потом прокричал им что-то на пушту.

Я не понимал слов, но и так было ясно — майор просит, чтобы они разошлись и освободили дорогу.

Внезапно Наливкину ответили. Пожилой, грузный афганец в белой, но грязноватой рубахе и тюбетейке вышел вперед. Поправил свою белую тюбетейку.

Он заговорил хриплым, глубоким голосом. Говорил громко, но решительно.

Бойцы застыли в ожидании.

— Что он говорит, товарищ майор? — спросил я у Наливкина.

— Он хочет нас поблагодарить, — ответил тот.

— И как же?

Майор спросил что-то у грузного афганца. Тот ответил. А потом обернулся к ближайшему двору и громко позвал хозяина.

Никто из нас не спешил что-либо делать. Мы терпеливо ждали, чем же все обернется.

— Они кого-то ведут, — пробурчал Глушко, сквозь хиленькие деревянные ворота наблюдая, как за глиняным дувалом стены кто-то закопошился. Я тоже заметил там движение.

Грузный афганец снова обратился к Наливкину. Что-то сказал ему своим хриплым, низким басом.

— Говорит, — перевел майор быстро. — У них для нас подарок.

— И я догадываюсь, какой, — сказал я, когда увидел, как двое местных выводят к нам связанного человека.

Глава 7

Это был Зия.

Четверо местных крепких мужчин, вооруженных дубинками и старыми винтовками, вывели пакистанца за низенькие плетеные ворота домишки, где его держали.

— Вот те на… — как-то зло хмыкнул Наливкин. — Мы думали, он с концами… А его, значит, представители дружественного афганского народа захомутали.

Зия выглядел неважно. Одежда на нем представляла собой грязные, рваные лохмотья. На груди она потемнела от его собственной крови. Лицо пакистанца представляло собой распухшую сине-кровавую маску. Борода была всклокоченной, а кое-где сбилась в сосульки от крови.

Я заметил, что правая рука Зии висела, едва ли не плетью. Он был ранен. Руку наскоро перевязали какой-то тряпкой прямо поверх одежды.

Зия злобно посмотрел на меня. Один его глаз затек так, что будто бы исчез с лица, скрытый опухшими щекой и бровью. А второй блестел от холодной, тихой ярости.

Пакистанец на миг застыл, увидев нашу группу. Потом с отвращением сплюнул кровью себе под ноги.

Впрочем, крепкий мужчина-афганец тут же ткнул его прикладом своей винтовки в плечо — иди, мол.

Зия даже не обернулся. Не отрывая от меня взгляда, он медленно направился к грузному аксакалу.

М-да… Местные неплохо поработали с Зией.

Когда пакистанца подвели, аксакал схватил его за одежду на раненой руке.

Потом заговорил на пушту. Говорил он долго и громко. Хриплый, напоминающий воронье карканье голос слабым эхом разносился по округе.

Остальные его соплеменники молчали. Их суровые, напряженные лица блестели настороженными взглядами.

Мы держали оружие наготове. Даже Глушко снял свой могучий пулемет с плеча.

Все слушали слова старика.

Когда он закончил, я спросил у Наливкина:

— Товарищ майор, что он сказал?

Наливкин уставился в округлое, полноватое и немного обрюзгшее лицо аксакала. Потом, повременив немного, сказал:

— Говорит, это «подарок» нам. Говорит, они видели, как он разговаривал с одним из псов Шахида. Что видели, как он скрылся от нас.

Гнетущая тишина висела над кишлаком. Пахло гарью, порохом и кровью.

— Он говорит, что этот шакал, — Наливкин кивнул на Зию, — наш. Что мы можем делать с ним то, что велит нам наш закон.

Только теперь он оторвал взгляд от украшенного короткой бородой лица грузного афганца. Взглянул на меня.

— Говорит, — продолжил Наливкин, — что Кундак помнит добро.

— Это хорошо, товарищ майор, — сказал я.

Наливкин помолчал. В глазах его стояла странная смесь облегчения и озабоченности.

Еще бы, ценный язык все же не ушел. Но в то же время теперь в нашей группе оказался еще один проблемный пленник. Да еще и раненый.

Наливкин снова взглянул на Зию. Мрачно оценил его взглядом. Скомандовал:

— Взять пакистанца. Осмотреть. Если надо — оказать первую помощь.

Братья Масловы медленно отделились от нашей группы. Их шаги хрустели по песку, когда оба направились к Зие и приняли его из рук местных.