За речкой (СИ) - Март Артём

— Я ждал, что ко мне придет кто-нибудь из КГБ или, может быть, ГРУ. Ну или снова припрется кто-нибудь из особого отдела.

— Но приперся я, — хмыкнул Наливкин.

— И я этому рад, товарищ майор, — сказал я со скромной улыбкой.

Мы помолчали полминутки.

— Я тут не просто так, — сказал Наливкин. — Пришел тебя допросить…

Он ухмыльнулся.

— «С санкции особого отдела». Еле добился от начальства, чтобы к тебе пробраться. Там сейчас, после Шамабада, черт-те че творится. Заваруха такая, что про тебя, кажется, все и забыли.

— Судя по тому, что ко мне тут капитан Рюмшин каждый день ходит, никто ничего не забывал, — ответил я.

Наливкин пожал плечами.

— Какие новости? — спросил я. — Ведь вы пришли, чтобы рассказать мне, что творится вокруг всей той заварухи, не так ли?

— Так точно, — Наливкин кивнул. — И, как я уже сказал, творится там черт-те че.

Не ответив, я только взглянул на майора.

Тот оглянулся на тяжелую дверь. Потом начал, понизив голос:

— ПВ, ГРУ и КГБ сцепились так, что не раздерешь. Каждый тянет в свою сторону и договориться никак они не могут.

— Не поймут, кто прав, кто виноват? — спросил я.

— Гоняют фамилии по кругу. Да так, будто в горячую картошку играют. Отпихиваются, вину перекладывают, выясняют, кто сильнее провинился, — Наливкин вздохнул. — Ситуация, скажем прямо, критическая.

Он глянул на меня. Взгляд майора был мрачным и полным тревоги.

— Дело идет к тому, — продолжил он, — что и тебя, и еще нескольких людей с Шамабада, тех, кого посчитали самыми активными зачинщиками, ждет трибунал.

— Как там ребята с Шамабада, товарищ майор? Есть новости?

— Есть, — на выдохе произнес Наливкин. — Большую часть старослужащих разоружили. Службу фактически несет усиление — два отделения из резервной заставы отряда. Старшину Черепанова, старшего сержанта Нарыва и еще нескольких солдат — арестовали.

Я покивал.

— Видал и Нарыва, и Уткина. Нас уже третий день вместе муштруют. Но разговаривать не дают.

— Ну вот, — вздохнул Наливкин.

— Я так понимаю, — кисловато начал я, — мы сейчас — определенный предмет торга между ведомствами. Не так ли?

— Так, Саша. Именно так.

— Ну и что начальство говорит? Какова общая обстановка?

Наливкин снова зыркнул на дверь. Потом заговорщически подался вперед и заговорил полушепотом:

— Погранвойска стоят на своем. Начальник округа рвет и мечет, не хочет трибунала над целой заставой. Не хочет широкой огласки. Такой скандал ему не нужен. Он обвиняет ГРУ в том, что они совершили серьезную ошибку, решив провести операцию «Ловец Теней». Что таким образом подвергли опасности охрану границы, — Наливкин стал еще мрачнее. — ПВ требуют головы офицеров ГРУ, что участвовали в операции. Требуют, чтобы их отправили под трибунал. Вроде как по их вине осуществление охраны госграницы было ослаблено. ПВ усматривает в этом состав преступления. Чуть ли не диверсию.

— И в общем и целом они правы, — покивал я. — Но одна только моральная правота — слабый козырь в этом деле.

— И верно, — согласился Наливкин. — Слабый.

— А что остальные?

— ГРУ готовы пойти на то, чтобы разменять участников операции. Чтобы отправить тех двух капитанов, что были у вас на заставе, под трибунал.

— Но?

— Но взамен, — продолжил Наливкин горько, — ГРУ требует судить тебя как виновного в разжигании мятежа. У них на руках карты покрепче — Тарик Хан и Зия. То есть — они считают, что «Ловец Теней» прошел успешно. Цели операции достигнуты. И конечно же, им совершенно невыгодна огласка фактов. Огласка того, что их «Ловец» провалился, а ты сделал за них всю главную работу.

— Дайте угадаю. Операция была низовой инициативой. О ней в Москве не знали?

— Совершенно верно, — сказал Наливкин. — Главное для ГРУ — замолчать свою неудачу. Представить все так, будто бы они добились успеха. В том числе и Москве.

— На чужом горбу, — ухмыльнулся я.

— И это тоже неважно.

На самом деле конкретно в вопросе «важно или не важно» я с Наливкиным не был согласен. И скоро я расскажу ему почему.

— КГБ тоже имеет в этом деле личные интересы, — продолжил Наливкин. — Но ведомство пытается подтолкнуть остальных к компромиссу. Для них главное — не допустить скандала и громкого судебного процесса. А кто окажется в итоге виноватым, для комитета уже не так важно.

— И выходит, — разулыбался я, — что ПВ хочет «головы» офицеров разведки, ГРУ хочет мою «голову», а КГБ пытается все это почище замять.

— В общем и целом, — согласился Наливкин. — И выходит, что все в тупике. ГРУ угрожает погранвойскам трибуналом для всех, кто участвовал в мятеже. ПВ грозятся, что раздуют скандал с неудачным «Ловцом Теней» до самой Москвы в отместку разведке. А КГБ не знает, как привести оба ведомства к компромиссу.

Майор КГБ вздохнул. Потом достал из кармана кителя платочек, протер им взмокший лоб.

— Душно у тебя тут. Сил нет никаких… — посетовал он.

— И тут душно, — согласился я. — И там, у вас, тоже душно…

— Это точно… — вздохнул Наливкин. — И честно? Я ума не приложу, как весь этот… пучок противоречий развязать. Все уперлись… Как бараны…

— Как я и думал, — начал я, — все ведомства боятся огласки произошедшего. Никому не нужно, чтобы все всплыло наружу: и про мятеж на заставе, и про безалаберность низовой инициативы ГРУ.

— Да. Но толку-то от этого? — пожал плечами Наливкин.

— А толк может быть, — улыбнулся я ему.

Майор скептически приподнял бровь.

— О чем это ты?

Огласка — это их общая ахиллесова пята. Вот о чем.

— И что?

— А то, что в этой игре есть и четвертая сторона, — улыбнулся я.

— Что?

— Мы. Те, кто участвовал в мятеже и событиях на территории Афганистана. Я, вы, товарищ майор, парни с Шамабада, даже Зия. — Вот кто четвертая сторона.

— Что? — повторил Наливкин, но теперь с полнейшим непониманием в голосе.

— Зию уже вывезли из отряда?

— Насколько я знаю, еще нет, — ответил Наливкин.

— Хорошо. Смотрите, майор, — продолжил я. — Чего больше всего боится разведка?

— Огласки.

— Они боятся огласки.

— Что ты задумал, Саша? — нахмурился Наливкин. — Причем тут Зия? Причем тут все это? Как ты хочешь выкрутиться из всей этой ситуации при помощи Зии?

— Я, может, и никак, — покачал я головой. — Но вытянуть из этой ямы погранцов с Шамабада вполне возможно.

— Как?

— Слушайте, — я подался ближе к Наливкину. — ГРУ нужны козлы отпущения? И более того, они готовы возложить эту роль на своих же?

— Верно, — кивнул Наливкин. — На капитанов и кураторов операции. Но взамен они требуют судить тебя.

— Пусть требуют, — я ухмыльнулся. — Но если меня будут судить, я дам показания против Зии. Он сейчас на свободе, и о том, что он самовольно ушел из группы, преследуя собственные цели, знаем только мы с вами. А если меня попытаются тоже в козлы записать — про поступок Зии узнают и все остальные.

— И… И что?

— Помните наш с ним разговор по пути к границе? Если я дам показания против него, он даст показания против меня. И тем самым вскроет этот гнойник. Он — непосредственный участник «Ловца» под присягой — покажет трибуналу истинные причины мятежа шамабадцев. А вместе с тем подтвердит и мои собственные показания, которые я несомненно дам. Показания о том, какими методами пользовались ГРУ в рамках операции. Что по их вине охрана границы была преступно ослаблена.

Наливкин не на шутку задумался. Он сморщил лоб. Засопел, подперев голову ладонью.

— Если ГРУ просто переложит ответственность на конкретных лиц, на амбициозных «интриганов», что курировали «Ловца», тем самым они и сами сохранят лицо, и частично удовлетворят ПВ, а вместе с ними и КГБ. Ведь последним неважно, кто будет виноват. Так?

— Так… — покивал Наливкин задумчиво.

— А тут мы уже имеем пространство для маневра, — улыбнулся я.

— Маневра? — спросил Наливкин, но во взгляде его теперь вместо скепсиса заблестел интерес.