Дизель и танк (СИ) - Тыналин Алим

— Точно, — подхватил Звонарев. — Старинные романсы в основном. Говорят, знает их больше сотни. А еще он… как бы это сказать… помешан на чистоте. До странного.

— В каком смысле? — заинтересовалась Варвара.

— Может по полчаса инструменты протирать. И если его прервать — начинает все заново. Каждый ключ определенное число раз протирает, не больше и не меньше.

— Но в работе — гений, — добавил Руднев. — Я видел, как он капиталку на грузовике делал. Двигается вокруг машины как в танце, поет себе под нос, а руки сами все делают, безошибочно. За восемь часов управился, а другие по два дня возятся.

— И еще одна особенность, — я просмотрел характеристику. — Бывший артист. До революции в оперетте пел, потом работал механиком в театре. Там и пристрастился к технике.

— Только он… как бы это сказать… со своими правилами живет, — заметил Звонарев. — Если его от протирки инструментов оторвать или порядок нарушить — может замкнуться, перестать работать.

— Думаете, сможет в долгом пути с этими его особенностями? — усомнилась Варвара.

— А вы видели его работу? — спросил Руднев. — Такого мастера поискать. Да и потом, у Бережного свои причуды, а мы ведь его берем.

— Он сейчас в ночную смену работает, — сказал я. — В моторном цехе. Пойдемте поговорим с ним. Такой необычный опыт нам может очень пригодиться.

В моторном цехе царил полумрак. Работало только несколько ламп над верстаками. Откуда-то из дальнего угла доносилось тихое пение — старинный романс «Гори, гори, моя звезда», исполняемый приятным баритоном.

Мы нашли Велегжанинова за дальним верстаком. Его невероятно высокая и худая фигура словно плыла вокруг разобранного двигателя в каком-то завораживающем танце. Длинные руки двигались с удивительной грацией, каждое движение было точным и плавным.

— Ипполит Савельевич? — окликнул я его.

Он замер, оборвав песню на полуслове, и медленно обернулся. Узкое бледное лицо с крупным носом и глубоко посаженными глазами выглядело встревоженным. Я заметил, как его пальцы начали механически протирать и без того чистый гаечный ключ. Ровно восемь движений, не больше и не меньше.

— Простите за беспорядок, — пробормотал он, хотя верстак был идеально чист. — Сейчас… сейчас все приведу в порядок.

Его длинные пальцы снова принялись протирать инструменты, потом поправлять их положение, выстраивая точно под определенным углом. Движения были нервными, но по-прежнему грациозными.

— Мы хотели поговорить о предстоящем пробеге, — начал я.

— Пробег… — он кивнул, не прекращая своего занятия. — Пять тысяч километров. Много пыли и грязи… — он вздрогнул и снова протер ключ. — Я должен буду содержать инструменты в чистоте. Это очень важно. Очень.

— Конечно, — мягко сказала Варвара. — У нас будет отдельный ящик для инструментов.

— И время на их обработку, — добавил я. — Сколько вам нужно?

— Пятнадцать минут, — он посмотрел на часы. — Каждые три часа. Ровно пятнадцать минут. Иначе… иначе все может пойти не так.

Он вдруг замер, прислушался к звуку работающего в дальнем углу мотора и неожиданно запел, негромко и чисто: «Умчались годы золотые…» Его руки при этом продолжали плавно двигаться над верстаком.

— Удивительно, — шепнул Руднев. — Никогда не видел, чтобы кто-то так работал с механизмами. Как будто вальсирует с ними.

Велегжанинов оборвал пение и повернулся к нам:

— Я поеду. Но мне нужны три щетки разной жесткости. И спирт для протирки. И точное расписание остановок — я должен знать, когда смогу проводить обработку.

— Хорошо, — кивнул я. — Все будет.

— Тогда… — он бросил беспокойный взгляд на верстак, — мне нужно закончить здесь. Навести порядок. Все должно быть правильно.

Он снова запел, теперь уже «Вечерний звон», и его фигура вновь начала свой странный танец вокруг механизмов.

Мы тихо вышли из цеха.

— Поразительный человек, — сказала Варвара. — Вы видели, как он двигается? Будто механизмы сами раскрываются ему навстречу.

— И руки… — добавил Руднев. — Я ни разу не видел, чтобы он ошибся в движении или уронил инструмент.

— Главное — его способности и опыт, — заключил я. — А привычки… у кого их нет? Вон у Бережного свои причуды, и ничего, сработаемся.

Когда ребята ушли, я снова просмотрел дела. Ну что же, команда сформирована. Последние приготовления и можно выезжать.

Глава 6

Дорога в столицу

На заводском дворе выстроились три грузовика. Впереди наш «Полет-Д», отполированный до блеска, с хромированной решеткой радиатора, играющей в лучах восходящего солнца. За ним два стандартных грузовика, груженных запчастями, инструментами и измерительным оборудованием.

Бережной, уже в неизменной фуражке, степенно обходил головную машину, бормоча что-то под нос. Его массивная фигура с выпуклым животом удивительно проворно двигалась вокруг грузовика, а выпученные голубые глаза внимательно осматривали каждую деталь.

Велегжанинов в идеально чистом черном халате раскладывал инструменты в специальном ящике, напевая вполголоса «Гори, гори, моя звезда». Его длинные пальцы двигались с какой-то особой грацией, придавая каждому ключу строго определенное положение.

— Ну что, товарищи, готовы? — я оглядел команду.

Варвара, в теплом дорожном костюме, проверяла показания приборов. Руднев в лиловом сюртуке под тяжелым пальто с каракулевым воротником просматривал документы. Звонарев в потертой кожанке возился с измерительной аппаратурой.

К нам подошел директор завода в сопровождении Нестерова. Чуть дальше приблизились Циркулев и Вороножский.

— Товарищи! — директор поднял руку. — Сегодня мы провожаем нашу команду на важнейшие испытания. От их успеха зависит будущее завода.

— И расположение звезд благоприятствует! — вставил Вороножский, взмахнув колбой.

— Все измерительные приборы откалиброваны с точностью до третьего знака, — добавил Циркулев, поправляя пенсне.

Бойков с неудовольствием оглянулся на них. Потом улыбнулся нам и пожал руки.

Бережной наконец закончил ритуальный обход и забрался в кабину:

— Ну, голубчик, не подведи, — он ласково погладил руль.

— Товарищ Краснов, — окликнул меня Циркулев. — Не забудьте заполнять журнал измерений каждые четыре часа.

— И проверять расположение машины относительно звезд на каждой стоянке! — крикнул Вороножский.

Велегжанинов, закончив с инструментами, грациозно скользнул в кабину второй машины, не прерывая пения.

— По местам, товарищи, — скомандовал я.

Взревели моторы. Бережной перекрестился, поправил фуражку и аккуратно тронул головную машину с места. За ним плавно двинулись остальные грузовики.

— Ни пуха! — крикнул вслед директор.

— К черту! — весело ответила Варвара, высунувшись из окна.

Колонна медленно выехала за заводские ворота. Впереди лежала дорога на Москву. Первый этап большого пути.

За воротами завода наша колонна выстроилась на Владимирском тракте. В головной машине я сидел рядом с Бережным, а Варвара устроилась между нами. Во втором грузовике за рулем опытный водитель Семенов, рядом с ним Велегжанинов, не прекращающий напевать. В третьей машине ехали Руднев со Звонаревым и водителем Петровым.

— До Москвы около трехсот верст, — я развернул карту. — При хорошей дороге часов за восемь-девять доберемся.

— Ежели распутица не помешает, — пробасил Бережной, любовно поглаживая руль. — Видите, как подтаивает? К полудню совсем раскиснет.

Он был прав. Мартовское солнце пригревало все сильнее, и снег на обочинах начинал оседать. Дорога пока держалась промерзшей, но в низинах уже поблескивали лужи.

— Может, стоит сделать крюк через Богородск? — предложила Варвара. — Там тракт получше.

Я покачал головой:

— Потеряем лишних часа два. Нет, надо идти прямиком. Заодно и машину в деле проверим.

«Полет-Д» уверенно шел по накатанной дороге. Новая подвеска отлично гасила толчки, в кабине было тепло благодаря усовершенствованной системе отопления.