Роберт Твиггер - Злые белые пижамы
Возможно, потому что атмосфера была очень непринужденной, Билл задал Рэму весьма прямой вопрос: «Так сколько же на самом деле ты убил людей?» В странном мире боевых искусств почитается за особую доблесть, если ты лишил жизни кого-либо. Рэм улыбнувшись дал нам список подтвержденных жертв: двое «террористов», которых он убил из винтовки около иорданской границы, палестинец (я подозреваю, что он мог быть и не один), который умер после жестокой драки
— Возможно, вы думаете, что я сумасшедший убийца, но это не так. Другой израильтянин меня бы понял, — он усмехнулся, блеснув круглыми стеклами очков. Он совершенно не был похож на человека, способного убить.
Он пожаловался на всю армейскую бюрократию, сказав, что только по этой причине он подал рапорт на увольнение. — Ты убиваешь одного человека, и должен заполнить тысячи форм. Это сумасшествие.
В Ливане войскам было запрещено избивать женщин.
— А что поделать? Женщина плюет тебе в лицо, потому что ее сына убили, и пытается выдрать тебе волосы. Все твои подчиненные на тебя смотрят. Тебе не остается ничего, как только ударить ее. Поэтому я сказал своим солдатам, что они могут ударить женщину, только не на главной улице, а где-нибудь на задворках.
— Но в Газе мне было страшнее всего. Даже когда я спал, где-то в глубине моего мозга всегда присутствовал страх. Я никогда не забуду этого, до самой смерти. — Рэм усмехнулся вопросительно. — Вы думаете, что я сошел с ума. — Он посмотрел на Бена, который был евреем по национальности, однако не израильтянином. — Другой израильтянин меня бы понял.
Староста группы зашел к нам в комнату и напомнил, что наступило время ужина.
— Тяжелый случай, — сказал Билл мне по пути в столовую, — Ага и эти армейские ребята только играют в солдатики. Рэм настоящий солдат
— Хотя мне кажется, что он все же слегка сумасшедший, — заметил я.
— Что значит сумасшедший? — сказал Билл. — Он нормальнее, чем большинство придурков, с которыми мы тренируемся.
После ужина у нас было собрание группы — повод выпить пива. По японскому обычаю каждый должен был произнести речь, так что за вечер мы должны были выслушать порядка сорока выступлений, и последнее из них Накано-сэнсея. «Он похож на касатку, правда?» — сказал Малыш Ник, и он был прав. С маленькими глазами на широком и грубом лице Накано действительно напоминал касатку. Он не был большим, но производил впечатление большого. Было в его облике что-то грубое и жестокое.
Когда подошла моя очередь произносить речь, я решил сказать что-нибудь смешное, несмотря на указания Накано по поводу того, что все доклады должны быть на тему «что айкидо значит для нас».
— У нас, англичан, — начал я, вставая, — тоже есть свое будо — оно называется крикет.
Накано засмеялся, и другие слушатели тоже.
— А по поводу крикета у нас есть поговорка: «Не важно, выиграл ты или проиграл, важно КАК ты играл». Суть айкидо также в том, как вести поединок. Единственное, что меня расстраивает в айкидо, и это основное отличие айкидо от крикета — я не могу носить чертовы наколенники!
Сато произнес речь, в которой он сказал, что ненавидит айкидо. Суть его концепции состояла в том, чтобы показать, как сильно айкидо переплелось с его жизнью. Накано развил тему в своей собственной речи, в которой он в том числе напомнил, что Канчо сказал однажды: «Вы должны принимать айкидо всерьез, потому что если вы перестанете практиковаться и откажетесь от него, вы навсегда потеряете покой.»
К счастью, выступления обычно короткие, поэтому мы скоро перешли к бутылкам «Кирин». Билл раскрылся и стал говорить про свою прошлую жизнь. Он поступил в колледж позже, чем обычно, в двадцать четыре года, а до этого сменил несколько работ, работал на авиалинии на северо-западе США, перед этим на рыболовнов судне на Аляске. Как-то разговор перешел на национальности и расы.
Билл спросил Рэма: — Ты белый?
— Не понял, — удивился Рэм.
— Ты считаешь себя человеком с белым цветом кожи?
Народ вокруг зашумел, как бы говоря: «Конечно, Рэм — белый, как же иначе?» — Но Билл настаивал на своем.
Рэм сначала не понимал, о чем речь, но когда он догадался, то выдал длинное и обстоятельное объяснение. Да, сказал он, израильские йеменцы рассматриваются как представители африканской расы, и часть из них действительно достаточно темнокожие, и по сравнению с ними Рэм — белый.
— Ты больше похож на средиземноморский тип, — сказал я, как всегда, в попытке примирить стороны.
— Как итальянец или грек, — подтвердил Рэм.
Но тут вклинился Дэнни: — Первая негритянка, которую я видел, была женщина из Або, выходящая из такси в Элис. Господи, я не хотел туда садиться после нее! Они настолько не похожи на нас!
Он продолжал в том же духе, говоря, что байки про вьетнамцев, мочащихся на сиденья в туалетах, и прочую расистскую чушь он считает неприемлемой. Дэнни был просто-напросто деревенщиной. Он дружил с Агой, а Ага был китайско-португальским метисом; у Дэнни также была шестнадцатилетняя подружка японка. Его расизм был чисто теоретическим. Когда он знакомился с людьми ближе, он переставал замечать расовые отличия и совершенно нормально к ним относился.
Придумав удачное прозвище для Накано, Малыш Ник в каждом из сэнсей пытался найти что-либо от животного или рыбы. Чино, по его мнению, был похож на рыбу-молот, а Оямада был большим тюленем. Мастард был львом, и Чида был гепардом. Правда, когда Малыш Ник сказал, что он сам похож на пуму, это привело к большим разногласиям в группе.
— Серьезно, ребята, — сказал он. — Неужели вы никогда не замечали, что хорошие парни похожи на кошек, а плохие — на рыб?
Мы продолжали пить пиво, пока Касатка не сказал, что нам пора в постель.
Следующий день был копией предыдущего, за исключением утренней и дневной тренировок. Вечером мы завалились в чью-то комнату и пили с полицейскими, пока не услышали, как Накано говорит с кем-то в коридоре. Копы сделали фантастический по быстроте трюк, моментально скрывшись за двумя шкафами, в которых помещались футоны и посуда. Это было как в дешевой комедии. Затем пришел Накано и стал подозрительно осматривать комнату. Он сказал, что нам пора баиньки, но так и не заметил притаившихся полицейских. Копы вылезли из убежища ко всеобщему восторгу. Единственным, кто не смеялся, был Рэм. «Почему они не могут себя вести, как мужчины? Боятся Накано, как дети малые!»
На следующий день незадолго до завтрака Хэл ворвался в комнату и выпалил, что Кейко угрожает детям своим деревянным мечом. Я не поверил этому, поэтому спустился вниз в лобби и увидел Кейко, сидящую с угрюмым выражением лица. Меч, все еще затянутый в пластик, лежал рядом с ней, и это делало Кейко еще более жалкой и трогательной. Я прошел мимо по направлению к додзё, встретил Хитреца Хэла и Карлика Фуджитоми, которые возвращались в бараки. Внезапно Кейко пронеслась мимо меня и замахнулась мечом на Хитреца. Фуджитоми стоял и ничего не делал, Хитрец тоже застыл как вкопанный, спасибо айкидошным тренировкам с мечом. Кейко несколько раз сильно ударила Хитреца и вцепилась ему в колено. Затем она убежала в сторону додзё. Хитрец послал Фуджитоми ловить ее, Фуджитоми мгновенно испарился. Вскоре подошло время завтрака. Фуджитоми не появился на синтоистской церемонии благодарения перед завтраком, поэтому Сакано пришлось проводить эту церемонию за него.
После завтрака Рэм взял свою камеру и мы пошли искать Фуджитоми и Кейко. Крошечный учи-деши безуспешно пытался вывести Кейко из додзе. Она как раз проводила сидячую акцию протеста посреди занятия кэндо. Поскольку Кейко была тяжелее Фуджитоми, ему требовалось приложить значительные усилия, чтобы заставить ее подняться и уйти. Фуджитоми заметил нас и помахал нам рукой, как если бы хотел, чтобы мы ушли и оставили его в покое. Позднее Фуджитоми сказал мне, что вообще-то он звал нас на помощь, но в тот момент я забыл, что жест, который на Западе означает «уходите», в Японии имеет совершенно противоположное значение.
В тот же день у нас была тренировка, которую проводил Накано, а у копов была экскурсия в ближайший синтоистский храм. Полицейские были против тренировки, но сеншусеи-иностранцы, желающие показать свое намерение серьезно тренироваться и жаждущие увидеть крутого инструктора Накано, добровольно выбрали страдание. Всю тренировку Накано постоянно отвлекался, подходил к окну и смотрел во двор. Он продемонстрировал совершенно электризующее котэгаэши на Дэнни, который был удивлен тем, как быстро и сильно была выполнена техника. Накано же вернулся к своему посту у окна. За полчаса до официального конца тренировки он извинился, и сказал, что вынужден закончить занятие, так как ему надо заняться Кейко, которая все еще бегает по лагерю и безобразничает.
С этого дня комнату Кейко круглосуточно охраняли двое полицейских. Она даже в туалет не могла выйти без сопровождения полицейского из спецотдела! Тем же вечером, пока мы любовались фейерверком, за Кейко присматривали двое полицейских. Фейерверки могли нанести ущерб психике Кейко, поэтому ее заперли в комнате. Никто не понимал, и вообще не размышлял о том, почему Кейко сошла с ума. «Она просто хен-на, странная, вот и все», — сказал Хэл. Фейерверки были совершенно потрясающим зрелищем, не то что на Западе. Было очень весело, и совсем небезопасно тоже. Дети подбегали ко мне с ракетами и римскими свечами в руках и упрашивали меня зажечь фитиль от сигареты. После некоторого колебания я соглашался. Было несколько неудачных запусков — когда ракеты поднимались и летели куда-то в сторону на высоте головы, а также несколько снарядов, которые не разорвались в воздухе, зато взрывались после падения на землю.
