Роберт Твиггер - Злые белые пижамы
Такое высокопарное объяснение постоянной погони за сексом не вызвало сочувствия у его жены. Размахивая кинжалом, она поклялась, что убьет себя и детей, если он не перестанет спать со всеми подряд. Он перестал.
У Уэсибы, основателя современного айкидо и учителя Канчо, тоже было много любовниц. Он поощрял своих юных учеников наращивать свое сексуальное ки, мастурбируя перед бумажными ширмами шоджи. «Тот, кто сможет пробить дыру в шоджи только с помощью своего семени, будет настоящим мастером!»
Кейко была девушкой неопределенного возраста, в районе конца второго десятка или начала третьего; в этом возрасте большинство японских девушек должны начинать беспокоиться о замужестве. Посреди одного занятия она, абсолютно проигнорировав учителя, начала подметать в углу додзё. В культуре, где обучение происходит посредством наблюдения и копирования, Кейко была радикальной индивидуалисткой. Даже сумасшедший иностранец не посмел бы начать посреди урока. Один из учеников подбежал к ней и вытолкал ее из зала. И хотя она больше не бралась за метлу, я замечал некоторую нервозность среди учителей, когда она посещала занятия после этого случая.
Все это сумасшествие из додзё должно было на время переехать на природу. Наступило время гасёку*. Ежегодное гасёку, летний лагерь, проводимый под руководством додзё, не имел аналога на западе. Его посещали все ученики, занимающиеся в додзё, включая полицейских, детей, молодых матерей и иностранных сеншусеев. Старшего сенсея в лагере — в последние несколько лет это был Накано-сенсей — можно полноправно сравнить с главой огромной и счастливой семьи. Сенсей, учи-деши и севанин управляли делами, а полицейские выполняли их указания. И, конечно, посещение лагеря иностранными сеншусеями было обязательным. Все сошлись во мнении, что это неплохо — девушки там тоже должны были быть, а тренировки по слухам были мягче, чем обычно. Кроме того, мы должны были тренироваться с обычными учениками, что на фоне привычно строгого и безжалостного режима было для нас сопоставимо с отдыхом.
В помощниках у Накано-сенсея были обладатель пятого дана и высокомерного выражения лица, не профессиональный айкидока, взятый для административных поручений, миниатюрный учи-деши Фуджитоми и севанин Толстяк — а также Сакано-сенсей, которая при своем четвертом дане имела наиболее высокий уровень в додзё среди женщин и была единственным учителем женского пола.
По сравнению с другими стилями айкидо Ёшинкан был в основном ориентирован на мужчин, хотя время от времени появлялись и ученики женского пола. Это была давняя традиция, одним из любимых учеников Канчо в 1920-х была женщина. Не такие сильные, как мужчины, женщины обычно быстрее овладевали правильной формой исполнения, поскольку наиболее частой ошибкой у новичков бывает использование силы вместо техники. Лучшим учеником Такэно, которого серьезно боялись, была женщина. За ее спиной мужчины поговаривали, что несмотря на красоту исполнения, в ее бросках не было мощи. Женщины, чьи тела были скроены по мужскому подобию, как правило не уступали мужчинам, но остальным женщинам приходилось применять скорость и совершенную форму, чтобы сдвинуть своих громоздких противников. Японские женщины, как правило, не любят кровоточащих носов и выщербленных зубов и предпочитают оставаться высокотехничными профессионалами в боевых искусствах вместо того, чтобы рисковать своей внешностью оттачивая бойцовское мастерство. Поскольку к женщинам в додзё предъявлялись одинаковые требования с мужчинами, я видел, что это неплохое место для занятий. Женщины-айкидоки, в основном молодые ученицы вузов, были страстно увлечены занятиями и многие из них решили посетить летний лагерь.
Как только мы вошли в автобус, и, естественно, полицейские и сеншусеи тут же заняли места в конце автобуса, я обратил внимание, что Кейко, со своей обычной безумной и невозмутимой улыбкой, тоже ехала с нами. Я сразу подумал о том радушии, которое проявлялось в айкидо ко всем занимающимся, — словно все мы были членами одной общей семьи. Но на самом деле японцы всегда надеются, что ты поставишь собственные интересы на последнее место. Многие японцы знакомы с английским выражением «быть сосланным в Ковентри*» — они сразу же понимают, о чем идет речь, поскольку это вполне в японской традиции: создавать такую неприятную атмосферу, когда тебе все-таки придется сыграть роль Капитана Оатеса и пожертвовать собой, даже если этого не хочется. (Между прочим, большинство японцев считает подвиг Оатеса совершенно нормальным поступком — они придумали для себя, что его заставили выйти из палатки в результате негласного решения большинства, поскольку именно так бы случилось в Японии.*)
Автобус тащился через Токио и заехал в Чибу. Мы проехали завод по сжиганию мусора, в это время приторная девушка, предоставленная автобусной компанией для нашего сопровождения, рассказала нам, сколько в точности мусора сжигается на заводе ежедневно. Мы выразили уважительное восхищение острову «Гоми», который построен из мусора и находится в Токийском заливе. Мы проехали по подвесному Радужному мосту и были проинформированы о его точной длине в метрах, а также о том, что он на 327 метров короче моста через Йокогамский залив. По-видимому, мосты в Японии олицетворяют романтику — в любой субботний вечер вы можете увидеть ряды Тойот и Ниссанов, припаркованных с включенными фарами по всей длине моста через Йокогамский залив, пока влюбленные парочки всматриваются в темные воды глубиной в сотни метров у их ног. Никто не занимается сексом — для этого есть «гостиницы любви» — здесь они просто наслаждаются необъяснимой романтической атмосферой, которая непонятна западному наблюдателю из-за большого количества присутствующих.
В храме будо в Кашима (префектура Ибараки), который расположен в небольшом лесочке, где из-за громадных сосен и кедров едва заметны деревянные похожие на пагоды строения храма, мы бросили монетки в алтарную решетку и отправились на поиски прохладительных напитков. Вокруг входа в храм было множество сувенирных лавочек, торгующих деревянными дощечками удачи, и магазинов традиционного оружия. Когда мы усаживались обратно в автобус, я заметил, что Кейко приобрела традиционный деревянный меч, обернутый в прозрачную упаковку, чтобы покупатель мог его рассмотреть. Неудержимый Хал, студент университета, высказался по этому поводу: «Он, конечно, в целлофане, но это не значит, что ты можешь его съесть», — и Кейко одарила его в ответ суровым взглядом. Но это и правда была странная покупка для женщины; несмотря на то, что по японской традиции женщины могли заниматься боевыми искусствами, очень редко можно было увидеть свидетельство этого.
Мы прибыли на место.
— Черт, — сказал Бен. — Это похоже на армейские казармы.
— Я говорил тебе, — сказал Билл, хотя он ничего такого не говорил. — Чего ты ожидал?
— Я представлял себе бревенчатые домики вокруг открытой площадки додзё, маты на открытом воздухе или что-то в этом духе, — сказал я.
— Четырехэтажные бетонные бараки, — разочарованно сказал Бен.
Здание додзё производило более благоприятное впечатление. Оно было расположено недалеко от бараков и представляло собой огромное строение из дерева с массивными деревянными дверями на каждой стороне. Двери были распахнуты, и это давало ощущение легкости и открытости. Если постараться, можно было почувствовать в воздухе запах моря. До моря было рукой подать, но в какой конкретно стороне лежал берег, никто не знал.
Когда Ага увидел ступени крыльца додзё, он чуть не подпрыгнул от радости. Он и Малыш Ник взяли с собой роликовые коньки, а десять ступеней крыльца, опоясывавшие здание по всему периметру длиной сто пятьдесят метров, представляли собой первоклассную площадку для катания. Глупый Ага! Здание додзё считается священным местом. Катание на роликах по его крыльцу неизбежно будет выглядеть кощунством с точки зрения японца, но ни Ага, ни Малыш Ник, по-видимому, об этом и думать не хотели. Они быстро переоделись в шорты из лайкры, переобулись в роликовые коньки и начали «осквернять» крыльцо додзё.
Нас распределили по комнатам. Мне предстояло жить вместе с Сакума, Хэлом и еще парой копов, единственным другим иностранцем в моей комнате был Билл. Сакума медленно приходил в себя после унижений, пережитых ранее. Он очень сильно похудел, но что самое важное, он не собирался сдаваться, несмотря на то, что сейчас получал ударов и пинков еще больше, чем ранее. Сакума заслужил уважение своей стойкостью. Копы перестали его игнорировать, и дали ему прозвище Кума или Кума-тян, по-японски это значит «медвежонок». В самом деле в его облике было что-то от плюшевого мишки. Он принял меня в качестве семпай*, и настаивал на том, чтобы оказывать мне всякие мелкие услуги, например, наливал мне напитки и расчищал место, чтобы я мог присесть. В ответ, как я думаю, я должен был ободрять его и не мучить в течение курса. Это взаимоотношения «кохай — семпай»*. Обе стороны выигрывают, хотя на западный взгляд это скорее похоже на доминирование одного человека над вторым, и этот второй мало что выигрывает от таких взаимоотношений. Настоящий семпай — это как добрый старший брат. Его бросят, если он будет слишком плохо обращаться с младшим братом.
