Борис Дедюхин - СЛАВА НА ДВОИХ
Лонгшамп был из тех ипподромов, к которым надо привыкать исподволь. Чтобы хорошо внедриться в его быт и чувствовать себя совсем раскованно, иностранные жокеи со своими лошадьми приезжают обычно за месяц-полтора.
Насибов с Анилином прибыли за три дня до соревнований. Многое было в диковину, а иные порядки раздражали, из себя Анилина выводили.
Начать с того, что его денник выходил окошками на проезжую часть улицы, по которой день и ночь с визгом проносились машины. Под окном цвел жасмин, но запах его проникал в денник только вместе с ядовитыми примесями—отработанных горючих газов и пыли. Федя говорил про Анилина: «Это удивительно обаятельная лошадь». Он имел в виду, конечно, не обаяние, а обоняние—способность различать запахи. Качество замечательное, Анилин никогда в жизни не мучился коликами живота, потому что за километр чуял носом белену, дурман, репейник, лопух и другие вредные для желудка травы, которые запросто съедают овцы, козы, коровы и лошади с притупленным чутьем. Но вот здесь его тонкое обоняние играло дурную службу: никак он не мог притерпеться к зловонию, даже и не спал из-за этого—всю ночь напролет вздрагивал и шевелил в беспокойстве ушами.
Но это бы еще куда ни шло, а вот стартовые машины — такой кошмар, что лошадь только увидит ее, начинает пятиться и всхрапывать.
Чудовищно ревущий тягач волочит и ставит поперек дорожки уродливое сооружение, которое состоит из множества узких чуланчиков-боксов, соединенных стальной рамой. У боксов две двери—спереди и сзади.
Анилин привык к вольным пускам—человек с флагом, волейбольная сетка на резинках, а здесь надо просунуться в железный чулан через заднюю дверцу, которая тут же наглухо закрывается, и стоять взаперти До тех пор, пока не раздастся команда главного судьи: «Приготовиться!» Враз распахиваются все передние калитки — старт дан. Да, уже дан: никого не интересует, приемист ты или медлителен, капризен или боязлив, помчался стремглав или еще стоишь дурнем.
По идее-то, ясное дело,—здорово, никаких фальстартов, но ведь этому надо особо обучиться и свыкнуться с тем, что у тебя клацают перед носом и за хвостом железные зубы, которые—кто же их знает?—может, еще и кусанут как следует... Времени в обрез, а Анилин в клетку заходить ни в какую не хочет—впору домой отправляться.
И уговаривал его Николай, и ругал — ничто не помогало.
Стали насильно загонять: четыре дюжих французских мужика за уши и за хвост крутят, тянут Анилина, толкают, бьют, будто он в чем-то виноват. Запихнули, замкнули двери,—Анилин стал так беситься в клетке, что упал. Николай еле успел выдернуть ноги из стремян и уцепиться руками за железную балку. Висел под потолком, а те же мужики отворили дверь и ухватились ручищами Анилину за хвост. Он тоскливо и жалостливо ржет, взмок всей кожей так, что ручейки с него побежали,—не привык к такому обращению.
Второй раз силком всунули, потом третий тем же макаром, четвертый... Изнемог Анилин, смирился. Николай принудил его упираться носом в металлическую дверцу, непрестанно освежая поводом (бил ремнем, если по-честному говорить).
Дали пробный старт — отскочила со щелчком железная дверь, Анилин со страху назад подался.
Два дня мучили его, научился наконец — нет, не выскакивать, конечно, — хоть как-то вылезать по команде. Два дня он не ел, не пил, равнодушно наблюдая, как вего кормушке пируют жуликоватые воробьи. Кстати, и с кормом в Париже было плохо, хозяева совсем об этом не заботились. Американцы предусмотрительно привезли с собой из-за океана овес, сено и даже воду в целлофановых мешках. И к счастью, в американской команде был знакомый Насибову по соревнованиям в США жокей Шумейкер, он-то и выручил: дал сена взаймы. Сенцо было самое едовое — с клевером да кострецом, но Анилин только выдергивал его себе на подстилку.
— Похудел, как крючок стал, — вздыхал, глядя на Анилина, Николай.—Что с него можно спросить?
Пришел знаменитый в прошлом жокей, скакавший некогда в Москве Джеймс Винфильд, который, невзирая на свой преклонный возраст, не утратил жокейского вида, сказал с сожалением про Анилина:
—Хорош, но скакового тела пока нет.
Всего сутки осталось на знакомство с Лонгшампским полем—со всеми его непривычными поворотами, неудобнымн и неожиданными подъемами и спусками. Не было времени сделать даже контрольный галоп на всю дистанцию, на две тысячи четыреста метров,—так просто пропрыгал формальности ради один километр...
В этаких условиях и рядовую скачку выиграть мудрено, не то что в компании мировых резвачей.
А это был знаменитый приз Триумфальной арки — венец скакового сезона для чистокровных лошадей, манящий коннозаводчиков всех пяти континентов: его стоимость— больше миллиона франков, а в переводе на наши деньги — двести тысяч рублей! Во Франции любят конные состязания. Журнал «Всеобщий спорт», например, на первой странице публикует рассказы и отчеты о скачках, а уж затем идут футбол, парус, рапира, бокс... Чистокровных верховых во Франции шесть с лишним тысяч голов, даже больше, чем на родине этих лошадей—в Англии. Устанавливая миллионные поощрения, превышающие по стоимости такие популярные скачки, как Кентукки-Дерби, приз Жокей-клуба, Рояль Окс, французы стремились сделать соревнование на приз Триумфальной арки крупнейшим мировым событием, и они добились своего: каждый год сюда собираются звезды со всего коннозаводческого небосклона. А в том, 1965, году состав участников был сильным на редкость: французские газеты писали, что таких лошадей Лонгшамп не видел по крайней мере десять лет.
Какие шансы были у Анилина?
Французы в журнале «Скачки и коневодство» писали, что все прибывшие элитные лошади Европы и Соединенных Штатов, «не имея надежд победить, должны радоваться, что им предоставлена честь участвовать в этих уникальных скачках».
Американская газета «Нью-Йорк Таймс» писала: «Лучшее, что могла сделать иностранная лошадь в этой скачке, — это занять пятое место».
Почему так низко оценивались шансы гастролеров? Да потому, что из СССР, Италии и США скакало по одной лошади, из Англии—две, из Ирландии—три, а французских было двенадцать, в полтора раза больше, чем гостей. Разве же они могли бы позволить увезти из своей страны такой приз, не говоря уж про те стены, которые помогают дома, и о том объективном факте, что Франция тогда располагала высококласснейшими, лучшими в мире лошадьми. Поэтому и пятое-то место — подвиг для чужеземца.
Анилин и его жокей находились в самых худших условиях, и, пожалуй, их бы никто не осудил, закончи они соревнование, находясь где-нибудь во втором десятке. Это пишется, понятно любому, не в оправдание — это все сущая правда.
Конечно, Анилин так и не примирился с боксами: дали старт, а он стоит, с ноги на ногу переминается, будто в смущении. Насибов готов к этому — резко, даже грубовато понукает его вперед. Ну ничего — более менее сносно начали скачку, лишь самую малость отстали от других.
Неделю, не переставая, шел дождь, и потому сейчас из-под копыт летят тяжелые, как булыжники, комья грязи.
Первая половина дистанции идет в гору. Сразу же становится очевидным, что в этой скачке не может быть случайных победителей — только лошади экстрамеждународного класса способны выдержать такое напряжение борьбы. Итальянский крэк Марио Висконти полдистанции возглавлял скачку, но это далось ему очень дорого — финишировал он двадцатым, самым последним!
Участники растасовались на две неравные группы: пять французских лошадей и крэки США, Англии, Ирландии откровенно сдали, затем и вовсе кончились, а семь скакунов — хозяев ипподрома и с ними Анилин и Марио Висконти спорят за лидерство. За «малым лесом», где участники соревнования на время скрываются из глаз зрителей, не выдерживают темпа и отпадают одна за другой еще три французские лошади.
Противоположная прямая переходит в три равных по ширине поворота, каждый из которых потом выходит на финишную прямую, идущую под уклон.
Слева — трибуны, справа — толпы народа и огромное скопление разноцветных легковых автомобилей, на которых зрители приехали внутрь скакового круга по специальным тоннелям. Но вот снова лишь деревья да кустарники — сбоку мелькают красные виноградные лозы и серебристые кусты олив, а впереди только мокрая дорожка и не летят в морду комья грязи, не слышно тяжелых всхрапывании: Анилин один, он выходит на полкорпуса вперед французских лошадей, возглавляет скачку!
Но эх, как же это скверно — не подготовиться вовремя и не знать всех условий борьбы, особенностей поля!.. Потом в советском журнале «Коневодство и конный спорт» напишут: «По мнению спортивных обозревателей, проведи Н. Насибов скачку более расчетливо и сохрани силы для броска на финише, все могло бы быть иначе. Анилин мог бы стать и победителем».
