Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Локарно было движением в правильном направлении. Но разделив безопасность на западе и востоке Европы, Англия и Франция совершили роковую ошибку. Остин Чемберлен и Бриан полагали, что Германия будет верна своему обещанию решать все проблемы на Востоке только мирным путем. Возможно, так и было бы, сохранись Веймарская республика надолго. Пока Штреземан оставался у руля германской внешней политики, оснований сомневаться в его миролюбии, по большому счету, не было. Хотя опасные ноты иногда проскакивали. В интервью, которое статс-секретарь фон Шуберт в марте 1926 года дал французской журналистке Женевьеве Табуи, прозвучали такие слова: «Германия, как только она сможет, намерена отвоевать Эльзас и Лотарингию и подготовить реванш!» 240 Тогда все списали на недопонимание и обратили в шутку. Но неприятный осадок остался. Он усилился после смерти Штреземана в 1929 году. А когда в январе 1933 года к власти пришли нацисты, наступил конец и самой Веймарской республики. Очень скоро всем стало уже не до шуток.
Глава 6. КОНЕЦ ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Считается, что Веймарская республика появилась на свет 31 июля 1919 года, когда избранное еще 19 января Национальное собрание Германии приняло текст Конституции нового государства, заменившего рухнувшую Германскую империю. Произошло это событие в Веймаре, небольшом городке, расположенном в Тюрингии. Хотя реально рождение нового германского государства следует отнести к февралю 1919 года, когда в Веймар, подальше от охваченного беспорядками Берлина, перебрались только что избранные депутаты Учредительного Национального собрания. В Берлин, в историческое здание Рейхстага, германские парламентарии возвратились только в мае, но новую Конституцию отправились принимать в Веймар. Отсюда и название. Оно может невольно вводить в заблуждение. Если согласиться с датой рождения 31 июля, то непонятно, кто тогда ратифицировал Версальский мирный договор. Впрочем, это не единственная коллизия в истории Веймарской республики. Официально страна продолжала, как и во времена Империи, называться Германским государством (Deutsches Reich). Пришедшее на смену Веймарской республике нацистское государство также именовалось Рейхом. В немецком языке слово Reich имеет значения и государства и империи. Возникавшая в связи с этим лингвистическая путаница полностью компенсировалась исторической преемственностью. На смену одному Рейху приходил другой. «С исчезновением Короны Рейх утратил точку опоры», — утверждал рейхсканцлер Франц фон Папен 1. Но тот же Рейх сам являлся такой точкой опоры. Веймарская республика стала новым Рейхом, что значительно облегчало немцам жизнь. Перед их глазами не разворачивался пугающий калейдоскоп перемен, как это было, например, в России, где на смену монархии пришла республика, которая очень быстро уступила место Советам. У немцев всегда оставался Рейх. С февраля 1919 года им стала Веймарская республика.
Первое демократическое государство в истории Германии имело все шансы стать успешным. С войной было покончено. В промышленность и сельское хозяйство возвращались сотни тысяч демобилизованных немцев. Учитывая традиционные германские дисциплину и трудолюбие, можно было не сомневаться, что, при условии финансовой стабилизации, подъем экономики не заставит себя долго ждать. Правда, для этого необходимо было восстановить в стране элементарный порядок. Ситуацию пытались раскачать германские большевики — спартаковцы. Вот как описывал жизнь Берлина в январе 1919 года британский офицер, прибывший в столицу Германии с контрольной миссией: «Грязь, беспорядок, танцы и смерть! Город выглядит мерзко. Движение хаотично, поскольку отсутствует полиция, чтобы контролировать его. Все танцевальные залы набиты людьми, и когда музыка прерывается, становятся слышны взрывы снарядов и ружейная стрельба снаружи. Там спартаковцы и республиканские части убивают друг друга» 2. Благодаря решительным действиям социал-демократическому правительству в союзе с армейским руководством удалось подавить январское вооруженное восстание и ликвидировать самую опасную попытку коммунистического переворота в зародыше. Социал-демократы сумели пресечь и сепаратистские тенденции в ряде германских областей, прежде всего в Баварии, где недолгое время был популярен лозунг «Бавария для баварцев». После всех пережитых волнений, связанных с поражением в войне, ликвидацией монархий (имперской и королевско-княжеских), предотвращением быстрой большевизации страны, ситуация в Германии весной 1919 года стала успокаиваться. Произошли еще, правда, вспышки насилия в Берлине 7-8 марта, но они были жестоко подавлены властью. Интересно, что в тех местах, где германские большевики-спартаковцы (вместе с независимыми социалистами) сумели мирно закрепиться, все было тихо. «В Дюссельдорфе все абсолютно спокойно, — записал 24 февраля британский журналист Морган Прайс. — Никто бы не подумал, что городом управляют спартаковцы. Магазины открыты, театры и кафе полны людей. Коммунизм не так уж и страшен для дюссельдорфской буржуазии» 3. В течение почти полугода после подписания перемирия немцы были больше озабочены выяснением классовых отношений, нежели мирным соглашением с победителями. «Большинство членов Национального собрания не слышат ничего, кроме голоса улицы», — с грустью записал в те дни будущий канцлер, а затем многолетний министр иностранных дел Веймарской республики Густав Штреземан 4. К апрелю 1919 года временно замерли и классовые бои.
Никто толком не знал, какие условия мира готовили победители в Париже, но многие, несмотря на жесткие условия перемирия, продолжали надеяться, что мир будет основан на «Четырнадцати принципах» президента Вильсона. «Когда вы приводите город в порядок, — объяснял бельгийскому эмиссару Вальтер Ратенау, германский промышленник и будущий министр иностранных дел, — вы не изолируете нездоровые кварталы. Вы проводите туда свет, даете воду и прочие, необходимые для жизни вещи». Поэтому «сначала накормите людей, наведите порядок, дайте работу, восстановите чувство европейской солидарности. Именно эти проблемы должны сейчас заботить все ответственные умы» 5. Ему вторил Карл Гельферих, известный немецкий финансист, недолгое время после убийства Мирбаха побывавший послом Германии в большевистской России. «Я не думаю, что они (победители. — И. Т) решатся на такое преступление, — прокомментировал он вопрос о возможных репарациях. — В любом случае многого вы не получите» 6. В Германии почему-то считали, что Антанта не поступит с немцами так же, как сами они поступили с Россией в Брест-Литовске годом ранее. «Мир будет зависеть от условий, которые будут нам предложены, — полагал бывший в ту пору министром иностранных дел Брокдорф-Ранцау, не допускавший и мысли о том, что этот мир будет продиктован. — Германия ожидает справедливого мира. Сейчас у нас нет идеи реванша. Если она и существует, то только в умах очень незначительного меньшинства. Но если Антанта, и в особенности Франция, станет проводить ту политику, к которой она склоняется все больше, мысль о реванше возникнет и уже никогда не умрет» 7. Были, конечно, в Германии и те, кто сомневался в доброй воле победителей. «Я не питаю иллюзий о том, будто Ллойд Джордж и Клемансо предложат приемлемый мир, уже хотя бы потому, что мы являемся социалистической республикой», — заявлял иностранным журналистам военный министр Веймарского правительства, социал-демократ Густав Носке 8. Но таких скептиков было все-таки меньше. К тому же они редко высказывались публично, опасаясь, очевидно, лишний раз задевать тех, кто в Париже определял участь побежденной Германии.
Все изменилось в начале мая, когда в Берлине узнали, наконец, условия мира, которые с Германией никто не собирался даже обсуждать. Они вызвали возмущение всех слоев общества и всех политических партий. Сбывались мрачные предсказания Штреземана, который еще до подписания перемирия отмечал: «Я совершенно не доверяю Вильсону. Он будет требовать от нас одну уступку за другой, пока мы не сдадимся безоговорочно и не окажемся беззащитными перед наступлением Антанты, как кусок материи под ножницами портного» 9. В подавляющем большинстве немцы были против подписания унизительного для них мирного договора. Многие горячие головы считали даже, что борьбу надо продолжить, хотя ни сил, ни средств для этого не было. «Да отсохнет та рука, которая наденет на нас эти оковы!» — гневно заявлял канцлер Шейдеман 12 мая в эмоциональном выступлении на заседании Национального собрания под бурные аплодисменты собравшихся депутатов 10. Лишь независимый социал-демократ Гуго Гаазе считал, что договор надо подписывать. Но он, как и многие из его радикальных соратников, исходил из ожидания скорой мировой революции, которая аннулирует Версальский мир. Подавляющее большинство социал-демократов и представители всех буржуазных партий выступали против подписания предложенных Германии мирных условий. Как записал в конце мая в дневнике М. Ф. Прайс, корреспондент британской газеты The Daily Herald в Берлине, они «предпочитали позволить Союзникам войти в Германию и посмотреть, что те смогут извлечь из того дьявольского котла, который сами же и заваривали» 11.
