Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
С бюджетом у Гейне тоже не ладилось всю жизнь…
Женившийся на молоденькой — всячески обаятельной, но крайне невежественной и, по правде-то говоря, глупой, как пробка, Эжени Кресценции Мира (он звал ее Матильдой — из книжки мадам де Сталь имечко украл, Эжени с удовольствием откликалась на него) поэт жил на семь тысяч франков в год. Четыре — от щедрот миллионера-дяди Соломона, три — с писательства. Вроде бы не так уж и мало. Но его «милая мотовка» Матильда тратила их с неслыханным безрассудством…
К четырем тысячам дядя прибавил еще восемьсот. Но и их катастрофически недоставало: сумма скопившихся долгов выросла до 20 тысяч франков. Чтобы покрыть их, Гейне на одиннадцать лет уступил права на издание всех своих произведений некоему гамбуржцу Кампе. За те самые двадцать тысяч… Расквитался с долгами, но передышка была недолгой. После смерти дяди великовозрастный племянник вместо обещанного пожизненного содержания получил единовременную подачку в восемь тысяч: прослышав о готовящихся мемуарах, где от едкого Гейне доставалось всем, включая и благодетеля-дядю, семья фактически отказалась от него. Но Гейне не сдавался. Он инспирировал в прессе плаксивые слухи о своем бедственном положении (это вообще довольно грязная история, ну и не будем о ней). Он подсовывал эти статьи через подставных лиц богатым родственникам — не помогало…
Нужда довела поэта до крайности: он принял от французского правительства ежегодное пособие в 4800 франков — из фонда поддержки политэмигрантов. Что крепко ударило по его репутации пламенного публициста, ибо было воспринято окружающими как подкуп. Но вскоре правительство лишило едкого поэта и этой поддержки — за ту самую пламенную публицистику… И Гейне продлил договор с Кемпе. Уже «на веки вечные». Теперь ему (а по смерти — вдове) причиталось по 2400 франков в год. Кемпе, как вы, наверное, уже догадались, сделал на стихах Гейне сотни тысяч (по другим данным — миллионы)…
Тогда же состоялось примирение с семьей: навестивший Генриха кузен Карл предложил небольшую пожизненную ренту в обмен на согласие уничтожить компрометирующую родственников часть тех самые мемуаров. Поэт согласился. Плод его семилетнего труда вычитывал и собственноручно жёг другой брат — Максимилиан…
Дальнейшее хорошо известно. Последние восемь лет Гейне не выходил из дому. Смерти он не боялся никогда, но растянувшееся на долгие годы умирание от прогрессивного паралича было мучительно. Поэт слаб, сох, окончательно слеп, но не бросал работы. Последними словами были: «Писать… бумагу, карандаш!..»
А так и не выучившая ни слова по-немецки Матильда получала от Карла неплохой пансион на том простом условии, что при ее жизни ни одна строка из остатков мемуаров не будет опубликована…
Деньги спасли Гейне лишь раз в жизни — во время стародавней дуэли: выпущенная соперником пуля застряла в кошельке, лежавшем в кармане поэта. На наше счастье, тогда он не был пуст…
И следом рассказец о жизни его безо всякой натяжки разлюбезного молодого друга по имени Карл МАРКС. Который, кстати, потом громче других бранил Гейне за правительственную субсидию — это он-то, скоротавший за чужой счет весь свой век…
Сначала Карл доил отца. Потом шиковал на приданое жены. Затем его содержали прогрессивно настроенные буржуа, которых угораздило углядеть в отважном молодом публицисте вот чуть ли не мессию. Пока, наконец, всех их не заменил один, привлекавший нашего героя, скорее всего не только толщиной своего кошелька. И тут мы искренне просим прощения у тех, кто искренне полагает, что нетрадиционная сексуальная ориентация — порождение масс-культуры XX века. На чем, собственно, можно и точку поставить.
Но специально для любопытствующих следующие несколько страниц (не верящие или хотящие верить, могут пропустить их и переходить к следующему персонажу)…
Первые двадцать лет «бухгалтер, с которым еще наплачется вся Европа» (по Бисмарку) и «самый популярный персонаж после Иисуса Христа» (по кому-то еще) был занят исключительно тем, что бессовестно продувал денежки отца, мечтавшего увидеть старшего сына выдающимся юристом. Особенно в бытность студентом Боннского, а затем и более престижного Берлинского университета.
«Ты ведешь себя так, как будто мы черпаем деньги из золотой жилы, — писал ему терпеливый папаша незадолго до смерти, — Мой дорогой сынок вопреки всем договоренностям и здравому смыслу ухитряется потратить за год 700 талеров, тогда как самые богатые студенты обходятся пятьюстами. Как же это получается?»
Ну как-как… Хорошая квартирка, дорогая еда, приличная выпивка, кубинские сигары… Друзья, опять же: он ведь худо-бедно председатель студенческого землячества, а на таком посту без пыли в глаза нельзя…
В общем, в ту пору Карл больше кутил с себе подобными, нежели предавался штудиям. Доверчивый же Генрих Маркс отошел в мир иной, искренне веря, что его «трудолюбивый и талантливый Карл проводит все ночи напролет серьезно занимаясь, подрывая свое умственное и физическое здоровье, отказываясь от всех удовольствий ради изучения абстрактных, возвышенных наук»…
Берлинского университета трудолюбивый и талантливый не закончил: не хватило смелости отправиться на выпускной экзамен. Степень доктора философии (а не юриспруденции, как желал отец) Карл получил тремя годами позже, экстерном — в Йенском университете, где вообще не имел чести учиться. Просто представил диссертацию — тогда такое допускалось…
За всю последующую жизнь он состоял на должностях — в смысле, имел постоянное место работы — всего дважды. В 1842-м начал печататься в рейнской газете. Полгода спустя стал одним из ее редакторов. Еще через полгода газету закрыли. А с июня 1848-го Маркс год без малого редактировал «Новую Рейнскую газету». Аллес.
Лишь еще раз в жизни могильщик мира капитала пытался трудоустроиться — уже в Англии, в 1862-м, на место секретаря в железнодорожном бюро. Но получил отказ. По причине отвратительного почерка, как сообщается…
Но пойдем по порядку. За полгода до разгрома «Рейнской газеты» Карл женился на первой красавице Трира Женни фон Вестфален. Он был влюблен в нее с шестнадцати лет. Она была старше него на четыре года. Пять лет спустя они тайно помолвились, и еще семь лет Женни отказывала куда более перспективным женихам: ждала своего «маленького черного дикаря». Отказывала, пока не умер ее папа — высокопоставленный прусский чиновник, слышать не желавший ни о каком «выкресте» Марксе.
Свадьба была сыграна на наследство невесты. На средства из той же кубышки прошел в разъездах по Швейцарии и долгий роскошный медовый месяц. Позже Женни рассказывала: тогда они попросту «раздавали деньги бедным» — сейф, в котором молодожены перевозили наличность, оставался в гостиницах незапертым, чтоб кому нужно брали, сколько охота. На женины (Женнины) же деньги супруги перебрались в Париж…
Карл, заметим, не работает — доктор философии окончательно встал на революционно-коммунистические рельсы, готовится потрясти мир чем-то большим и пишет время от времени радикального характера статьи в прогрессивного направления журналы. Громит Гегеля, младогегельянцев, Фейербаха, Прудона — всех. Сострадательные друзья собирают для него 1000 талеров. Вскоре — еще 800. На другой год он получает 4000 франков от кельнских либералов.
Это очень много. Для сравнения: силезский, скажем, ткач зарабатывал от силы 300 талеров в год. Из письма другого политбаламута Арнольда Руге: «Маркс живет в Париже на широкую ногу. Жена подарила ему хлыст для верховой езды, ценой в 100 франков, а он, бедняга, не только не умеет ездить верхом, у него и лошади-то нет. Ему хочется иметь все на свете — карету, модную одежду, цветник, новую мебель с выставки, разве только не луну…».
Копаться в чужих карманах, конечно, некрасиво, но специалисты подсчитали, и получилось, что в пересчете на современные расценки, Маркс с женой и маленькой дочкой растранжирили в тот парижский год сто с лишним тысяч нынешних долларов США — неплохо для безработного-то профессора, не так ли?..
В 1845-м его высылают из Парижа, и Марксы перебираются в Брюссель. На протяжении последующих трех лет Карл продолжает сидеть дома. Но деньги поступают и поступают. Теперь преимущественно от небезызвестного манчестерского предпринимателя немецкого происхождения Ф. Энгельса…
Тогда же, напомним, Карл возвращается в Кельн и рулит «Новой Рейнской газетой». В 49-м бежит во Францию, но его снова высылают, и семья находит приют в Лондоне. И следующие пять лет приносят не желающему работать Карлу репутацию по-настоящему бедного человека.
Вот одно из писем Маркса той поры: «Женни больна. Моя дочь Женни больна. У меня нет денег ни на врача, ни на лекарства. В течение 8-10 дней семья питалась только хлебом и картофелем. Диета не слишком подходящая в условиях здешнего климата. Мы задолжали за квартиру. Счета булочника, зеленщика, молочника, торговца чаем, мясника — все не оплачены».
