Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
А ПО за обессмертившую его поэму «Ворон» получил от редактора «Америкэн ревю» жалкие пять долларов. Практически все ведущие журналы страны незамедлительно перепечатали эту «безделушку». Разумеется, без разрешения автора и выплаты гонорара…
Тут, наверное, надо немножечко обстоятельней. Что такое пять тогдашних долларов? — это десять тогдашних рублей. Опять не слишком наглядно? Делаем наглядно: ПУШКИН, имевший к определенному моменту с «Онегина» по 25 рублей за СТРОКУ (а мы с вами его всё жалеем) на одном только отдельном издании романа заработал 12 тысяч…
При этом разницы между эдгаровыми пятью баксами и пушкинскими тысячами целковых — десять с небольшим лет, то есть, почти никакой.
Попробуем еще понятнее. Сверстник По (на два года старше его) ЛОНГФЕЛЛО, например, получал за стихотворение стандартные, то есть жестко установленные для него 50 баксов. Поэту-песеннику Джорджу Моррису (вы слышали когда-нибудь о каком-нибудь Джордже Моррисе? мы — нет; ну, наверное, что-то вроде тогдашнего и тамошнего Ильи Резника) полагалось столько же за любую песню. То есть, за три-четыре куплета, за два десятка строк, если грубо. Причем, на условии: «как бы плоха она ни оказалась»…
За «Ворона» было уплачено вдесятеро дешевле, чем за ЛЮБОЕ сколь угодно ПЛОХОЕ этому… ну, как его… чьей фамилии мы с вами отродясь не слыхали…
Да это еще что! В ту пору По редактировал «Грэхэм мэгэзин». Имея за это 800 долларов в год. И это с учетом того, что в течение года ему удалось увеличить тираж журнала в ВОСЕМЬ раз…
И это с учетом того, что иллюстраторы получали в том же журнале по 100–200 долларов за каждую гравюру (а с учетом расхода на краски — и все 500)…
И это с учетом того, что за опубликованный в этом журнале роман «Острова в заливе» Фенимору КУПЕРУ было выплачено 1800 долларов. Вы читали у него «Острова в заливе» (другое название «Джек Тайер»)? То-то. Эти самые «Острова» — во всяком случае, по отзыву владельца издания, мистера Грэхэма — не принесли ни единого подписчика.
А Эдгар Аллан По заработал на «Вороне» пять баксов…
Вообще, его жизнь можно писать как одну бесконечную историю нужды.
С одной стороны, конечно: кто он таков, этот их Эдгар Аллан рядом с нашим Александром Сергеевичем, да? А вы бы Бодлеру об этом сказали — тот чистил себя под По как Маяковский себя под Лениным не чистил!.. Поскольку господин По не только детектив породил — влияние его поэзии на всю европейскую уже полторы сотни лет никем не оспаривается. Символисты молились на него как на икону…
И вообще… Памятуя о том, что первым среди русских поэтов на Западе числится вовсе не Пушкин, а Некрасов (даже, несмотря на то, что ни у одного другого крупного поэта не отыскать столько откровенно плохих стихов — это не наша точка зрения, это многократно исследованный факт), приходится признать, что планетарный рейтинг нашего всего пониже эдгарова будет. Если уж позволить себе такой вульгарный подход к соразмерности значения поэтов…
ЛЕРМОНТОВ же, в отличие от Александра Сергеевича, за свои стихи платы не брал — аристократический гонор не позволял завидному жениху и наследнику нескольких имений (совокупно более двух тысяч крепостных) иметь с дара что-нибудь помимо удовольствия и имени в литературе…
ТУРГЕНЕВ бахвалился в «великосветских салончиках», что не берет с издателей ни копейки гонорара. Узнав о чем, Белинский чуть не измордовал его. «Да как вы решились сказать такую пошлость, вы, Тургенев! — неистовствовал Виссарион Григорьевич, — Да разве это постыдно — брать деньги за собственный труд? Или по вашим понятиям только тунеядец может быть порядочным человеком?»
И тут справедлива не только идейная подоплека. С 1846 года помещик (по сути) Иван Тургенев мог жить лишь с литературного заработка и нуждался так, что «обедать ему приходилось не каждый день». Потому как в один из наездов в родное Спасское молодой барин имел неосторожность рассориться с содержавшей его матушкой. По совершенно, кстати, ерундовому поводу. Большая любительница всячески церемониалов, Варвара Петровна подготовилась к встрече с сыном так изобретательно, как только смогла: выгнала и выстроила вдоль подъездной аллеи всех жизнеспособных мужиков и баб. Завидев хозяйского сына, они «громко и радостно» приветствовали его. Сын рассердился, повернул лошадей и укатил обратно. Маменька не простила ему этой выходки до самой смерти. Со всеми, разумеется, вытекающими…
И стать одним из самых высокооплачиваемых в истории русской литературы авторов Ивана Сергеевича вынудила обыкновенная нужда. Видимо, наставления Белинского пошли впрок: к финалу жизни Тургенев получал за свои творения эксклюзивные 500 рублей с листа…
Контраста ради: ДОСТОЕВСКОМУ за авторский лист «Преступления и наказания» (в частности) платили скромно: полторы сотни рублей. Каждым новым романом Федор Михайлович лишь латал очередную прореху в семейном бюджете… В 1873-м, уже через два года после того, как с рулеткой было покончено, он писал жене: «Тяжело нам будет с тобою, Аня. Ещё тяжелее моя работа, которая так мало даёт мне и убивает меня, так что я надолго не способен буду что-нибудь сделать, чтобы нажить хорошие деньги. А долги наши всё растут и растут»… Федор Михайлович и умер-то через два дня после очень серьезного разговора с сестрой: Вера Михайловна приехала «просить его отказаться от своей доли рязанского имения, доставшейся по наследству от тётки». Со слов дочери писателя «была бурная сцена с объяснениями и слезами», отчего у Достоевского горлом хлынула кровь.
Дальнейшее известно…
В четком соответствии со своей неумолимой доктриной «драть сколь можно больше» по принципиальной цене в 500 рублей за лист продал «Русскому вестнику» «Войну и мир» и ТОЛСТОЙ. Здесь заметим, что «Преступление и наказание» и «Война и мир» очутились на издательском рынке практически одновременно…
Больше того: Лев Николаевич лично занимался подготовкой издания эпопеи: вёл учет типографских затрат, контролировал процесс печати и финансовые операции как издателя, так и торговой сети, продажу книг и даже «движение на складах», под что вытребовал себе лишние 5 % с реалти — за «свое спокойствие». А вскоре заключил договор на издание своих сочинений в 11 томах, получив за это 25 тысяч — чистыми и авансом. В договорах и сделках граф был жесток и неуступчив: платить ему полагалось только вперед. Такой подход в нем воспитала одна давняя история…
Хорошо известно, что, опубликовав «Детство», Некрасов не дал молодому автору ни копейки. Ну просто правило такое было: первая публикация не предполагала гонорара. И 24-летний Толстой — владелец полутора тысяч гектаров земли и семи сотен живых душ — устроил Николаю Алексеевичу показательный скандал и зло ругал в письме — за небольшие поправки и за то, что НЕ ЗАПЛАТИЛИ…
И его можно было понять. Литературный труд изначально был для Льва Толстогоне барской прихотью, но способом заработка. И желавший привязать к журналу перспективного автора Некрасов обещал ему за последующие произведения «лучшую плату» — по 50 рублей серебром за лист. После «Записок маркера» он платил Толстому уже по 75, а после «Набега» и «Святочной ночи» по 100. Но Лев Николаевич всё усиливал прессинг, пока не добился прибавки в виде процентных отчислений от доходов «Современника». О выходе за рекордную для России планку в полтысячи целковых за лист мы уже говорили…
Толстой любил деньги и делал их всеми доступными ему средствами. На регулярные гонорары и приданое жены он привел в порядок расхристанное яснополянское хозяйство. И вскоре имение уже прилично обеспечивало его неуемно растущую семью. Три сотни свиней, десятки коров, сотни породистых овец, тьма-тьмущая птицы, пасека, винокурня, фруктовый сад, маслобойня (продукция с неё шла в Москве по 60 копеек за фунт)…
Параллельно граф принялся скупать окрестные земли. И вскоре чудом уцелевшие в недавних карточных баталиях 750 наследных десятин превратились четыре с половиной тысячи (шестикратное увеличение). Но преуспевающему писателю и этого было недостаточно. Он прикупил четыре с небольшим тысячи десятин земли на Волге. И еще 1800 в Самарской губернии. Засевал их пшеницей и умножал свое достояние…
К середине 80-х он устал от коммерции и подписал передачу всей недвижимости, оценивавшейся к тому моменту в 550 тысяч, жене и детям. Его личный ежегодный доход в последние годы жизни составлял не более 600-1200 рублей, получаемых с Императорских театров за шедшие на их сценах «Плоды просвещения». Ну и приберегал что-то около двух тысяч на черный день…
Тут вспомним Дюма с Бальзаком: выбившись из полной нищеты на гребень самый успеха, они обезумели от достатка и, бездарно растранжирив нажитое, вернулись на исходные позиции. Благополучный же по рождению Лев Николаевич, пройдя через разорение и вернув своё с лихвой, в конце концов, наплевал на деньги как таковые. Одни нашли и потеряли, другой ровно наоборот. Которая из жизненных позиций вам милее, нам совершенно безразлично. Тут внимание фокусируется на главном: трилогия о мушкетерах, вся «Человеческая комедия» и «Анна Каренина» родились из примитивного, в общем, желания авторов разбогатеть. Всё остальное — слова и материал для диссертаций на тему художественной значимости и психологических особенностей их чудесных авторов…
