Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Идейным вдохновителем будущего гения выступил его младший брат Теодор. Тео был чрезвычайно хватким и прозорливым сотрудником «Гупиля». Это он уговорил руководство сделать ставку на непривлекательных до поры импрессионистов и раскручивал их до тех пор, пока не приучил Париж к мысли, что импрессионисты — это круто.
Это он надразумил Винсента отказаться от чернушной «крестьянской живописи» («Едоки картофеля» и т. п.) и обратиться к т. н. «светлой» — на манер Ренуара, Моне, Писсаро и иже с ними. Это он устраивал в своем монмартрском жилище экспозиции картин нового направления (прообразы элитных «квартиных выставок»), гвоздем которых постепенно становились работы брата. Это он в обмен на готовую продукцию обеспечивал начинающего Винсента всем необходимым для работы, приплачивая ежемесячно по 220 франков (примерно четверть заработка приличного врача или юриста), снабжал его одеждой, нужной литературой, оплачивал лечение…
У братьев имелся вполне амбициозный план: создать рынок авангардного искусства, делать ставку на которое «Гупиль» так не спешил. И давайте-ка заодно попрощаемся с мифом про то, что непризнанный при жизни Ван Гог продал всего одну картину, да и ту какому-то жалостливому булочнику. Это, извините, откровенная лажа. «Красные виноградники в Арле», поминаемые в этой байке, были просто ПЕРВОЙ из купленных у него работ. И ушли за не самые плохие деньги — за 400 франков (в то время как большинство гогеновских, например, картин продавались вдвое дешевле). Документально подтверждена реализация четырнадцати полотен Винсента, и это не самый плохой в сравнении даже с маститыми современниками показатель.
Обязанности между Ван Гогами были распределены четко: один творит, другой сбывает. Их переписка той поры (сохранилось свыше 600 писем художника к брату) изобилует уточнениями стратегии. Винсент то и дело советует и подсказывает: «Ничто не поможет нам продать наши картины лучше, чем их признание хорошим украшением для домов среднего класса». И для наглядности сам устраивает пару выставок — в кафе «Тамбурин» и ресторане «Ла Форш» — где, между прочим, лично пристраивает несколько полотен. А чего вы хотели: торговать он научился задолго до того как взялся за кисти…
«Искусство — долго, жизнь — коротка, и мы должны терпеливо ждать, пытаясь продать свою шкуру подороже». Это цитата из Винсента Ван Гога плохо коррелируется с образом безумного бессребреника, сидевшего на черном хлебе и кофе и писавшего порывно и от наития. Образ одержимого святого был вероломно сконструирован и изложен в ПЕРВОЙ книге о нашем герое под названием «Винсент» (с подзаголовком «Роман о Богоискателе») немецким галеристом Мейер-Грефе и оказался до того оригинальным и подкупающим, что его моментально растиражировали и увековечили. Проникшись трогательностью этого образа, Ирвинг Шоу разродился в 1934-м бестселлером «Жажда жизни», а Винсент Минелли снял в 56-м фильм о сумасшедшем неприкаянном художнике, пригласив на главную роль самого Керка Дугласа. И всё: не имеющий почти никакого отношения к реальному Ван Гогу миф о нём принялся жить собственной жизнью. Жизнью, превратившей в 1990 году (на долгих десять лет) обыкновенный, в общем-то, портрет лечившего некогда художника доктора Поля Гоше — ну не «Христос в пустыне»», как ни крути! не автопортрет Рафаэля даже — в самую дорогую картину на свете: один упрямый японец приобрел ее за 82 с чем-то миллиона долларов…
С этой, собственно, целью и сочинял рекламный портрет уникального товарного гения Мейер-Грефе: приобретя по случаю знаменитую теперь, но никакую тогда «Влюбленную пару», он сообразил, что навариться на ней будет проще с шокирующей биографией подмышкой. Садясь за жизнеописание Ван Гога, он даже предположить не мог, что пару лет спустя станет видным вангоговедом и авторитетнейшим экспертом по его творчеству, в буквальном смысле слова раздающим (продающим, конечно) лицензии на организацию подпольных фабрик дорогих фальшивок…
Что же касается душевной болезни Ван Гога, она, конечно, имела место. В противном случае он ни за что не застрелил бы себя на самом взлете признания. Впрочем, не так давно появилась и другая версия гибели: «Ван Гог был подстрелен одним из подростков, которые регулярно составляли ему компанию в питейных заведениях».
А чего вы хотите — такой уж персонаж: вся жизнь сплошные мифы и смерть вот, похоже, тоже…
Не перенесший потрясения (и предательства) Тео не ушел бы спустя полгода вслед за братом. Их планы осуществились бы (скорее всего) еще к середине 90-х, и, превратившись в раскрученный брэнд в сорок с чем-нибудь лет Ван Гог еще при жизни вкусил бы плоды главной своей мечты — «продать шкуру подороже»…
ГОГЕНУ светила жизнь миллионера: он должен был получить четверть наследства престарелого сожителя своей матушки (они обитали тогда в далеком Перу). Но когда дон Пио помер, родственники осмелели и выперли ненавистную потаскуху с мальчишкой вон практически ни с чем. Пришлось возвращаться в Европу…
Юный Поль пошел в матросы, дослужился до лейтенанта, списался на берег и, устроившись на службу, тринадцать лет вел размеренную жизнь благополучного биржевого маклера. Свой особнячок, своя карета, приличный банковский счет. А в 35 он бросил датчанку-жену с пятерыми детишками и ударился в живопись, которой баловался и прежде — теперь уже всерьез и безальтернативно. Что превратило оставшиеся ему два десятилетия в непрекращающуюся борьбу за элементарное выживание…
Затмить признанных мастеров (типа Сезанна и Писсаро) с кондачка оказалось не так просто. Картин его никто не покупал. И Поль пытался привлечь внимание к своей неординарной персоне, превратив в произведение искусства свой внешний облик. Он рядился в умопомрачительно синий сюртук с перламутровыми пуговицами поверх голубого жилета с желто-зеленой вышивкой и застежкой где-то на боку, плюс шляпа с лазуревой лентой и белые перчатки — Дали, как видите, в смысле клоунады не был первым. Но и бытовая эксцентрика успеха не приносила: тупое общество все равно никак не желало разглядеть в нем гения.
А жизнь свободного художника — штука расточительная. От былого благополучия не осталось и следа. Средств не хватало не то что на краски — на кусок хлеба. Опять же, бесконечные скандалы — на сексуальной, прежде всего, почве (наш герой был жутким эротоманом и, извините, бабником несколько педофильского уклона: больше других ему нравились женщины лет тринадцати-четырнадцати) — привели его в «Желтый дом». Не пугайтесь — под этим названием вошел в историю домик в Арле, где проживал тогда Ван Гог, и «который он хотел и в реальной действительности покрасить в желтый цвет». Во всяком случае, серию знаменитых «Подсолнухов» он написал именно для интерьера этого знаменитого домика…
Два месяца провели художники там бок о бок: пили, снимали шлюх, спорили, ругались и, конечно же, работали, работали, работали… Особенно Ван Гог… Кстати, Винсент отрезал часть уха как раз после одной из ссор с Гогеном: ему показалось, что тот изобразил его на своем портрете слишком уж сумасшедшим. К тому же заявил, что отправляется в Океанию, а Винсент так привык к нему!
По другой же версии как раз искушенный в матросских драках Гоген полоснул приятеля, отхватив ему мочку уха, и уже потом, чтобы как-то оправдаться, выдумал историю про гонявшегося за ним с бритвой, а потом искалечившего себя в отчаянии припадочного Винсента…
Таким образом, желание срочно сменить обстановку у Поля было, а денег на поездку — увы. Тогда друзья устроили аукцион и продали три десятка его картин. Вырученных средств хватило на билет на пароход и даже на обустройство на новом месте.
Отбрасывая остатки пиетета, смеем заявить, что на Таити он махнул в непоследнюю очередь заради всё тех же легко доступных полуголых дикарок. Выбрав одну из натурщиц в постоянные сожительницы (родители взяли за малышку совсем недорого), Поль обрел некоторое душевное равновесие и плодотворно трудился, пока безденежье и первые признаки застарелого сифилиса не вынудили его бросить беременную девочку и снова отплыть на родину.
Проваландавшись там пару лет в новых амурах и распродав по дешевке часть картин, он снова сел на пароход (друзья помогли с 30 %-ной скидкой).
Собственно, теперь он плыл на Таити умирать…
Теура (так звали милую островитянку Поля) пожила в его хижине с неделю, после чего заявила, что боится струпьев и язв, покрывших ноги Гогена сплошным узором, да к тому же она теперь замужем за таким же как сама аборигеном, в общем, прощайте, мой господин…
Вконец обезноживший художник умер на Маркизских островах (это в Полинезии) в нищете и забвении. Несколько лет спустя в Париже состоялась выставка 227 его картин. Еще совсем недавно стоившие не более 200–300 франков, они шли теперь за тысячи, десятки тысяч. Двадцать лет спустя полотна Гогена подорожали в СОТНИ раз.
