Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Первые месяцы рурского конфликта англичане лишь наблюдали со стороны за его развитием. Они всерьез подозревали, что «французы отказались от репараций и занялись расчленением Германии» 29. К тому же у англичан не было реальных возможностей как-то влиять на ситуацию. В самой Англии в октябре 1922 года произошла смена власти, и коалиционное правительство уступило место консервативному кабинету. Вместо Ллойд Джорджа премьер-министром стал серьезно больной Эндрю Бонар Лоу. Все понимали, что новый премьер — фигура временная, и это также ослабляло авторитет возглавляемого им правительства. Глава Форин Офис лорд Керзон называл занимаемую его страной позицию «благожелательным нейтралитетом». «Наша благожелательность, — писал он в конце марта 1923 года, — заключается в том, что, не желая связывать себя с действиями, предпринятыми Францией и Бельгией, Правительство Его Величества на каждом этапе старалось облегчить задачу своим союзникам и не создавать препятствий успешному выполнению их планов. Наш нейтралитет заключается в том, что Правительство Его Величества стоит в стороне от диспута с Германией и воздерживается от занятия чьей-либо стороны в этом противостоянии» ³⁰. За изысканным дипломатическим слогом скрывалось несогласие с политикой Франции и признание неспособности как-то повлиять на нее.

Период ожидания закончился лишь 20 апреля, когда Керзон, один из кандидатов в будущие премьеры, решил, что если он претендует на то, чтобы возглавить правительство, ему следует определиться с позицией по Руру. Выступая в палате лордов, Керзон призвал Германию согласиться с общей суммой репараций и начать их выплачивать, ничего не сказав при этом о выводе оккупационных войск ³¹. Последовал обмен нотами с Германией и мнениями с Францией. Керзон действовал неудачно. Он не смог добиться от немцев прекращения пассивного сопротивления, а от французов — обещания вывести войска. В июне Керзон объявил французскому послу, что действия его страны незаконны и противоречат Версальскому договору ³², и поручил ведение дальнейших переговоров своему заместителю Айре Кроу. Последний действовал, как всегда, обстоятельно. К августу он подготовил многостраничную записку, в которой детально проанализировал создавшуюся ситуацию ³³. Нота Кроу также показывала незаконность франко-бельгийской оккупации, чем вызвала большое воодушевление в Германии. Там всерьез опасались занятия французами Берлина ³4. Теперь, с моральной поддержкой англичан, этого можно было не бояться. Но англофранцузские отношения вновь обострились, что выразилось в обмене резкими нотами в августе. В сентябре последовала встреча нового британского премьера Стэнли Болдуина с Пуанкаре в Париже, где, как пошутил Ван-ситарт, «стороны настолько не поняли друг друга, что объявили о полном согласии между собой» 35. Казалось, что Европа находится на пороге нового противостояния.

И тут в европейский конфликт вмешалась Америка. О Соединенных Штатах в Европе, конечно, никогда не забывали. Еще в период Майского, 1921 года, кризиса, чуть было не приведшего к вторжению в Рур, английский посол в Берлине д’Абернон записал в дневнике: «Теперь уже понятно, что никакое урегулирование проблемы мировых взаимных долгов невозможно без участия Америки и уступок с ее стороны» 36. Это прекрасно понимал и Ллойд Джордж, желавший, чтобы американцы вернулись к полноценному участию в европейских конференциях (иногда они присылали своих наблюдателей). «Это помогло бы мне сдерживать французов, — откровенничал с Ридделлом британский премьер. — У меня сейчас очень трудное положение. Французы собираются взять такой курс, который, я считаю, вызовет новый пожар. В одиночку мне тяжело противостоять им. Американцы были бы очень ценными союзниками» 37.

В самих Соединенных Штатах за время, прошедшее после ухода Вильсона из Белого дома, произошли большие изменения. На смену президенту-профессору и неисправимому идеалисту пришел Уоррен Гардинг — «прекрасный образчик высшего американского общества, сильно напоминающий мэра заштатного городка, которого выдвинули на высокую должность. Типичный провинциальный политик хорошего уровня, знакомый с мыслями обычных людей, и с ясными, простыми взглядами, позволяющими ему схватывать суть проблемы. Все это сдобрено большой порцией набожности и банальности» 38. Таким «своим парнем» Гардинг старался выглядеть на публике. А в частной жизни он был известен любовными похождениями и тягой к шикарному образу жизни. Гардинг плохо разбирался в международных отношениях и предпочитал не заниматься внешней политикой. За него это делал Чарльз Хьюз, государственный секретарь Соединенных Штатов, который, в отличие от Лансинга, был полным хозяином в своей вотчине. К моменту назначения Хьюза на пост госсекретаря США успели вернуться назад, к традиционной политике самоизоляции. Президентские выборы осенью 1920 года показали глубокий консерватизм американского общества, его нежелание быть вовлеченным в европейские дрязги. С уходом Вильсона исчезла и аура героической роли Америки в спасении всего человечества от ужасов войны. Хьюзу надо было проявлять осторожность, чтобы избежать упреков в повторении «ошибок» предыдущей администрации. Свою доктрину, провозглашенную им в 1924 году, Хьюз сформулировал поэтому довольно обтекаемо и явно с учетом промахов Вильсона: «Независимость, которая не означает и никогда не означала изоляции. Сотрудничество, которое не означает и никогда не означало союзов или политической вовлеченности» 39.

Соединенные Штаты возвращались в мировую политику, не связывая себя новыми обязательствами и с полной свободой рук.

Хьюз дебютировал на международной арене осенью 1921 года, когда созвал в Вашингтоне международную конференцию по ограничению морских вооружений. Эта конференция всегда занимала важное место в трудах советских историков. Она помогала в нужном идеологическом ракурсе выстраивать всю историю межвоенной мировой политики. «Вашингтонская конференция закончила передел мира, — записали крупнейшие советские исследователи международных отношений в классической “Истории дипломатии”. — В этом смысле она дополняла Версаль» 40. С тех пор определение «версальско-вашингтонская система» послевоенного мироустройства стало само собой разумеющимся клише советской историографии. На самом деле Вашингтонская конференция не занималась переделом мира. Ее главной темой было сокращение морских вооружений, и в этом плане она явилась скорее продолжением двух довоенных мирных конференций, состоявшихся в Гааге в 1899 и 1907 годах. Из других важных решений Вашингтонской конференции было подписание так называемого «трактата четырех» (США, Англия, Франция и Япония), гарантировавшего сохранение статус-кво островных владений в Тихом океане. Отдельное соглашение обязывало японцев оставить Шаньдунский полуостров. Великие державы договорились уважать принцип независимости и целостности Китая и провозгласили отказ от создания в нем своих сфер влияния. На какое-то время Япония, претендовавшая на собственную доктрину Монро в Азии, отказалась от своей «исключительности» и была поставлена в международно-правовые рамки. На «передел мира» это никак не тянуло, и дополнять версальскую систему решениями, принятыми в Вашингтоне, нет абсолютно никаких оснований.

В любом случае дебют Хьюза на мировой арене прошел успешно. Исчезла напряженность в американо-английских отношениях, ощущавшаяся после отказа Сената ратифицировать Устав Лиги Наций. В какой-то степени Англии пришлось пожертвовать своим самым старым союзом — с Японией. Этого требовали задачи сближения с Соединенными Штатами. Хьюз настаивал, что англичанам надо определиться, кого поддерживать — Америку или Японию ⁴¹. Из этого, конечно, не следует делать вывод, будто Англия «стояла на стороне» Японии и это могло как-то угрожать американским интересам ⁴². Когда Хьюз требовал от англичан определиться, он имел в виду совсем другое. Англии надо было решить, будет ли она продлевать союз с Японией (тот все равно истекал в 1921 году) или примет участие в новой системе коллективной безопасности в Тихоокеанском регионе, которая подразумевалась трактатом четырех. Выбор англичан был настолько естественен, что не задел даже японцев. Бальфуру, который когда-то стоял у истоков союза с Японией а теперь возглавлял британскую делегацию на Вашингтонской конференции, оставалось лишь публично заверить американцев в том, что «на свете нет двух других наций, которые так стремились бы к миру и дорожили доброй волей, как два великих народа, говорящих на английском языке» 43. Но главным итогом Вашингтонской конференции стало то, что Америка заявила о своей готовности снова принимать участие в решении мировых проблем.