Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №2 (2004)
Попытка немцев молниеносно прорвать линию обороны не увенчалась успехом, но бои на нашем направлении продолжались.
В воздухе пришлось добиваться превосходства через горечь досадных промахов. Двумя немецкими самолетами Ме-109Г, контролирующими над нами участок неба, были сбиты четыре наших бомбардировщика Ил-4 и два истребителя Як-7. Трагедия произошла из-за несогласованных действий наших летчиков. Бомбардировщики вылетели на задание без необходимого для сопровождения количества истребителей и, словно зажженные спички, со шлейфом дыма падали на землю. От досады и беспомощности у нас непроизвольно сжимались кулаки. Мы понимали, что с таким раскладом сил в воздухе советские летчики смириться не смогут, и ждали с нетерпением их появления. Раньше всех стремительный полет девяти наших истребителей заметили немецкие летчики. Они не решились принять неравный бой, поспешно развернули боевые машины, помахав крыльями, улетели и больше уже на этом участке боя не появлялись.
Даже неискушенному в военном деле юнцу было понятно и очевидно, что впереди нас ожидают жестокие, смертельные бои. Немцы предпримут возможные и невозможные меры, чтобы остановить наши войска и любыми способами сбросить с плацдарма. Ведь река Висла оставалась, по существу, последним серьезным естественным препятствием на пути продвижения наших войск на запад.
Ha следующее утро, во время завтрака, до нас донеслись звуки выстрелов с переднего края. По нашим предположениям, бой начался у подножия высоты “500”. И уже несколько минут спустя на опушке леса появились наши отступающие солдаты и офицеры.
В это время к опушке леса на зеленом фронтовом джипе подъехал полковник Морозов.
— Комдив, комдив, — повторяли друг другу красноармейцы.
Полковник на ходу выскочил из машины, бросился с поднятой вверх рукой к бегущим солдатам, четко и властно отдавая им приказы:
— Стой! Ложись!
Мужественное смуглое лицо полковника выражало отчаяние и ненависть. Отрывистые команды и решительные действия заворожили и приковали внимание всех, кто находился на его пути. Офицеры нашего подразделения кинулись помогать полковнику Морозову. Они во что бы то ни стало хотели остановить бегущих солдат.
Полковник нашел глазами капитана Васильева и окликнул его.
— Приказываю занять оставленный рубеж и держаться до моих указаний.
Капитан как будто ждал этого приказа, и тотчас последовала его команда:
— В ружье!
Перед построенной по команде ротой он в считанные минуты поставил боевую задачу. Медлить было нельзя, немцы могли занять брошенные траншеи и до нашего прихода в них укрепиться. На поляне рота развернулась в боевой порядок, и мелкими перебежками солдаты во главе с командиром роты, под неустанными разрывами немецких снарядов, ринулись вперед.
Добравшись до оставленных траншей, мы недосчитались нескольких человек убитыми и ранеными. Буквально в первые же минуты после их занятия был ранен в голову молоденький командир взвода. Санитары унесли его на носилках.
Мы с Васильевым установили станковый пулемет на подготовленный нашими предшественниками бруствер, осмотрелись и определили наше месторасположение на плацдарме.
Впереди, за лощиной, начиналась гористая местность. Высота “500” — самая высокая гора. Она была покрыта вековым лесом и находилась в руках неприятеля. Вся лощина, длиной в полкилометра, являлась нейтральной полосой. Наша дивизия занимала позицию, вклинившись дальше других в расположение противника. По карте мы оказались на вершине равнобедренного треугольника со сторонами в девяносто километров. Когда взглянули на нейтральную полосу, по телу пробежала дрожь. Прямо на нас двигались около десятка танков огромной величины. Они были раза в два больше “тигров”, наверное, поэтому назывались “королевскими тиграми”. За ними шла немецкая пехота. Огнем из автоматов нам все-таки удалось ее остановить. Вражеские пехотинцы залегли в двухстах метрax от нас и стали окапываться. Вслед за ними остановились и танки.
Васильев ничем не выдавал волнения; по окончании одной ленты без суеты и подсказки доставал другую, помогал заряжать пулемет, корректировал огонь при стрельбе.
На несчастье, откуда-то подкатили 150-миллиметровые пушки-гаубицы, и пушкари затеяли “генеральное сражение”. Орудия находились очень близко от наших траншей. Звуки выстрелов и грохот разрывов снарядов настолько нас оглушали, что в ушах стоял звон, у некоторых бойцов из ушей текла кровь.
Орудия вели огонь прямой наводкой, но, как ни старались артиллеристы, подбить танки не удавалось. Снаряд попадал в лобовую часть танка, не пробивал броню, а отскакивал в сторону. Нам из траншей это хорошо было видно. Немецкие танкисты почувствовали свою неуязвимость и попытались возобновить захлебнувшуюся атаку. Но на помощь артиллеристам вовремя подоспела авиация.
На вражескую пехоту и танки с воздуха летчики стали методически наносить бомбовые удары. Беспрерывно, на протяжении шести часов, до наступления темноты немецкой пехоте не давали приподняться от земли. Одна эскадрилья сбрасывала смертельный груз, другая к этому времени была уже на подходе. На головы врагов летели бомбы разных калибров. Для уничтожения пехоты эффективно использовались снаряды, начиненные большим количеством гранат. Они, падая с душераздирающим свистом, раскрывались, производя на противника психологическое воздействие; накрывали обширную площадь, не оставляя закопавшимся в землю немцам никаких шансов на выживание.
Капитан Васильев ни на минуту не покидал переднего края, находился рядом со своими бойцами: помогал советом, подбадривал, спешил туда, где наши могли дрогнуть. Всегда легче становится на душе, когда чувствуешь поддержку умелого, опытного командира.
С наступлением темноты немцы отошли на свои прежние позиции, оставив на нейтральной полосе три подбитых “королевских тигра”. Мы тоже, по приказу командиров, уступили свои окопы боевому авангарду.
Отдыхать после дневного напряженного боя нашей резервной роте не пришлось. Слева, в семи километрах от нас, немцам все же удалось потеснить наши части, ворваться и занять деревню. Маршевым броском мы поспешили на помощь.
При приближении к деревне до нас начали доноситься звуки выстрелов. С интервалом в две-три минуты в воздух взвивались ракеты, освещая не только населенный пункт, но и окрестную местность. Ясно было, что совсем недалеко, впереди, идет жестокий ночной бой. Солдаты с обреченной решимостью шли навстречу своей судьбе. Все мы уже неоднократно бывали в подобных переплетах и прекрасно осознавали: ночной бой — это бой вслепую. И здесь уж точно кому как повезет.
Но участвовать в бою нам не пришлось. Немцы почувствовали прибытие подкрепления и отступили. Оставшееся время до утра и весь следующий день, до наступления темноты, мы находились вблизи освобожденной деревни, а уже в ночь на третьи сутки возвратились на свое старое место — на опушку леса.
Вновь наступило затишье. В дневное время замирало всякое движение. Если изредка и появлялась машина либо иная техника, она тотчас подвергалась обстрелу. Временами давала о себе знать и вражеская артиллерия, чаще стреляя из дальнобойных орудий. Сандомирский плацдарм с высоты “500” просматривался как на ладони и в стратегическом отношении для наших войск был крайней неудобен.
Несколько дней спустя, ранним утром, к опушке леса на армейском джипе подъехал генерал-лейтенант. Его сопровождал командир дивизии полковник Морозов.
— Заместитель командира корпуса приехал, — перешептывались бойцы.
Из короткого разговора между генералом и полковником стало известно, что командование корпуса недовольно пассивностью нашего подразделения. И поэтому немедленно была дана команда о наступлении на высоту “500”.
Без единого выстрела рота, развернувшись в боевой порядок, миновала нейтральную полосу, затем на удивление легко нашла брешь в немецкой обороне и стала медленно взбираться по склону горы к намеченному рубежу. Дремучий лес и мертвецкая тишина предвещали что-то недоброе. В любую минуту бойцы ждали неприятельской автоматной очереди, разрыва артиллерийского снаряда, готовы были вступить, если понадобится, в рукопашный бой. Но, все дальше и дальше углубляясь в сумрачный лес, мы ни людей, ни вражеской техники так и не встретили. Хотя понимали, что они где-то рядом: не могли же они провалиться сквозь землю. Обратила на себя внимание природа: огромные, с раскидистой кроной деревья, в двадцать с лишним метров высоты и толщиной в два-три обхвата, росли на булыжниках.
Достигнув гребня высоты “500”, мы остановились. Невдалеке, чуть раньше нас, остановились и другие подразделения нашей дивизии. Артиллеристы приданной нам части подкатили орудия к подножию высоты и готовились поддержать нас огнем. В лес пушки тащить не имело смысла, да и стоило больших усилий из-за крутого подъема.
