Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В конечном итоге Германия и Австрия решили заключить мирный договор с представителями националистической Рады, не вдаваясь в вопрос о том, кого она на самом деле представляла. Троцкий категорически возражал против этого, заявив Чернину, что он «ни за что не даст согласия на то, чтобы мы заключили отдельный мир с Украиной» 63. Такой мир означал крушение всей стратегии большевиков, направленной на то, чтобы тянуть время, дожидаясь революций в Германии и Австрии. В Берлине и Вене теперь готовились получать продовольствие из помирившейся с ними Украины, что, конечно же, должно было сбить зревшие в двух центральноевропейских монархиях протестные настроения. Троцкий проиграл. Ожидания большевиков на скорые революции в Германии и Австро-Венгрии не оправдались. Последнее, что он мог сделать, — это заявить об окончании войны и одновременно отказаться подписывать мирный договор. 11 февраля Троцкий покинул Брест. Закончилась самая необычная в истории мирная конференция. Перемирие все еще действовало, но мира не было. Так родилась ставшая широко известной формула «ни войны, ни мира». Оригинальный выход, найденный Троцким, не решал стоявших перед Россией проблем, но зато позволил в те дни Ленину удержать власть в партии и не дать ей расколоться. Со своей формулой Троцкий выступил связующим звеном между сторонниками крайних взглядов в большевистской партии — немедленного мира любой ценой и продолжения войны, теперь уже «революционной».
Драма сепаратного мира, однако, на этом не закончилась. Большевики начали демобилизацию российской армии. Собственно говоря, от нее теперь было гораздо больше проблем, чем пользы. Относительную боеспособность сохраняли лишь отдельные части. Многие солдаты и даже офицеры занимались пьянством и грабежами. Дезертирство с оружием в руках приняло невиданные масштабы. Троцкий вспоминал, что во время своего первого пересечения фронта на пути в Брест-Литовск в январе 1918 года он и его единомышленники в окопах «не могли уже подготовить сколько-нибудь значительной манифестации... окопы были почти пусты» 64. Многомесячная антивоенная агитация разномастных революционеров сказывалась самым печальным образом. От такой армии лучше было избавиться и постараться создать новую. Троцкий прекрасно понимал, что на это уйдет время, но другого выхода в создавшейся ситуации он не видел. Как всегда, Троцкий смотрел на события с точки зрения мировой революции. Он понимал, что неподписание мирного договора может привести к возобновлению войны и началу немецкого наступления на Петроград, но находил «революционную» выгоду в том, что это покажет всему миру агрессивность германского империализма и предъявит германским рабочим «бесспорное доказательство смертельной враждебности между нами и правящей Германией». Свою политическую формулу Троцкий поспешил дополнить, и теперь она выглядела следующим образом: «Войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем». Если немцы начнут наступление, рассуждал Троцкий, «мы всегда успеем капитулировать достаточно рано» 65. Позиция Троцкого находила в целом полное понимание Ленина 66, хотя последний больше склонялся к раннему, как он его называл, «аннексионистскому миру». «Приличия соблюдены, а война закончена», — примирительно говорил Ленин, не скрывая своего облегчения 67. Об их якобы непримиримых разногласиях по вопросу мира с Германией было много написано в советское время, но оба вождя расходились гораздо больше с теми большевиками, кто требовал вести «революционную войну», чем между собой. «Мы рискуем потерять Эстонию или Латвию, — успокаивал себя Ленин. — Уж ради одного доброго мира с Троцким стоит потерять Латвию с Эстонией» 68. Правда, когда 18 февраля немецкое наступление началось, Ленин, судя по всему, не на шутку перепугался. Троцкий же сохранил полное хладнокровие.
Мирное соглашение с Германией все же было подписано. Произошло это 3 марта 1918 года, после длившегося две недели наступления германской армии. Хотя армией наступавшие германские части назвать было трудно. Соединения, насчитывавшие буквально 100-200 человек, брали российские города, из которых в панике разбегались немногочисленные красноармейцы и представители революционной власти 69. Новые условия, продиктованные немцами, были, как и опасались большевики, более жесткими, чем те, что предусматривались ранее. Россия теряла новые территории, обязывалась выплатить трехмиллиардную скрытую контрибуцию и признать независимость Украины. Но на этот раз советская делегация подписала мирный договор, как образно выразился Троцкий, «не читая» 70. Брестская революционная авантюра была закончена. Большевиков принудили подписать «аннексионистский» мир. Правда, как заметил в те дни англичанам Чичерин, ставший заместителем Троцкого в НКИД, «мир был продиктован России, и она нарушит его, как только будет достаточно сильна» 71. Условия Брестского мира просуществовали недолго — в ноябре 1918 года они были отменены Компьенским перемирием на Западе. Всего через восемь месяцев немцы получили от Союзников такие же унизительные условия, что они силой навязали большевикам в марте. А еще через несколько месяцев в Париже Антанта совсем раскромсала Германию.
О Брестском мире написано так много, что сегодня историку остается лишь честно оценить те факты, которые всем хорошо известны. Тем удивительнее читать в наши дни выводы, которые иногда делают серьезные вроде бы авторы. О том, что «с “высоты” сегодняшнего дня... легко объявить Брестский мир “предательством интересов России”», в то время как «этот “похабный” мир принес куда меньше жертв, чем революционная “доблесть” последующих лет» 72. Как будто авторы рассматривают Брестский мир отдельно от того, что ему предшествовало, и во что он затем вылился. Да, деваться большевикам было некуда. Мир был им необходим, чтобы уцелеть, поскольку у них не было на тот момент армии, способной сражаться. Но ведь они сами разлагали российскую армию своей агитацией. Ну а тезис о малых жертвах, которыми Россия оплатила Брестский мир, совсем уж наивен. Во многом именно Брестский мир способствовал ожесточенной Гражданской войне в России. Он консолидировал против большевиков огромное число жителей страны, которые не приняли его условий и не простили большевикам национального унижения. В международном плане Брестский мир на несколько лет превратил большевистскую Россию в страну-изгоя, с которой не хотели иметь дела, потому что не доверяли правителям, захватившим в ней власть. Не надо также забывать, что если бы не Брестский мир, Россия в качестве полноправного участника была бы представлена на Парижской мирной конференции. И неизвестно, как это отразилось бы на дальнейшем ходе истории. Впрочем, последнее уже из области предположений.
Большевики, кстати, и сами понимали, что, подписывая Брестский мир, совершают национальное предательство, и готовы были сорвать ратификацию соглашения с немцами съездом Советов. «Вы по-прежнему хотите сорвать мир? — интересовался Троцкий у американского полковника Р Роббинса. — Пришло время определиться окончательно. Мы пока лишь только говорим и говорим о помощи со стороны Америки. Вы можете реально организовать такую помощь? Может ли ваше правительство дать четкие гарантии ее предоставления? Если это возможно, мир можно сорвать даже сейчас. Я выступлю против ратификации мирного договора в Москве, и мир будет сорван» 73. В этом Троцкого, пусть и не столь открыто, поддерживал даже Ленин. Существует предположение, что перенос начала работы IV Всероссийского съезда Советов с 12 на 14 марта был вызван ожиданием Ленина конкретных предложений о практической помощи со стороны США и Англии 74. Но их не последовало. Ленин ждал до последнего, и только когда тянуть было уже бессмысленно, перед своим выступлением на съезде сказал Роббинсу: «Я сейчас выступлю в поддержку мирного договора. Он будет ратифицирован» 75. Прояви в те дни правительства США и Англии больше решительности, история могла бы пойти иным путем. Но Вильсон предпочел ограничиться лишь телеграммой поддержки в адрес съезда.
