Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Письмо Грея в The Times вызвало большой общественный резонанс по обе стороны Атлантики. Ллойд Джордж, многие консервативные члены британского правительства и руководители ряда доминионов посчитали, что Грей сделал прямо противоположное тому, зачем его посылали в Америку. Негодовал также и больной Вильсон, который незадолго до публикации в The Times в очередной раз призвал сенаторов принять договор без изменений. Интересно, что еще в октябре Грей придерживался позиции, в целом близкой к президентской, но беседы с американскими политиками убедили его в ее нереальности. Возможно, свою роль в перемене мнения сыграл и англо-американский дипломатический скандал, случившийся в Вашингтоне как раз во время миссии Грея. Суть его заключалась в следующем. Молодой военный атташе английского посольства в Вашингтоне Чарльз Крауфорд-Стюарт, желанный гость многих светских мероприятий, имел несчастье навлечь на себя гнев таких могущественных персон, как Эдит Вильсон и финансовый советник президента Бернард Барух. Виной всему был длинный язык английского дипломата, любившего не к месту рассказывать анекдоты и делиться светскими сплетнями. Американцы не придумали ничего лучше, как обвинить Стюарта в установке подслушивающей аппаратуры в доме у женщины, которую навещал Барух. Никаких доказательств этому не приводилось, но миссис Вильсон и Барух настояли, чтобы молодой человек был отозван в Лондон. Тут как раз и появился Грей, которому в Вашингтоне нужен был личный помощник, и он пригласил занять это место Стюарта. Представители американской Администрации несколько раз советовали Грею уволить молодого человека, но Грей счел его вину недоказанной и решил не портить Стюарту дипломатическую карьеру 149. Трудно сказать, был бы Грей принят в Белом доме в ходе своей миссии, но после отказа уволить нового помощника вход туда ему был точно заказан. Такому опытному политику, как Грей, стало ясно, что в Белом доме командует не сам президент, а близкие ему люди, что подтверждал и полковник Хауз. «Все говорит о большом влиянии, имеющемся сейчас у Баруха и Грейсона, — записал он в дневнике. — Никто, кроме Грейсона (личный врач Вильсона. — И. Т), не имеет доступа к Президенту» 150. Так или иначе, но письмо Грея, вызвав негодование в Белом доме, было положительно воспринято в американском обществе и способствовало ослаблению растущих в нем антианглийских настроений 151.
Конечно, письмо Грея следует рассматривать прежде всего как попытку смягчить отношение Союзников к сенатским оговоркам и тем самым спасти договор с противоположной стороны. Грей преследовал ту же цель, что и полковник Хауз, отправляя письмо французскому премьеру. Однако в Америке выступление Грея объективно способствовало усилению позиции Сената и республиканской партии. После него Вильсон лишился одного из своих последних веских аргументов — будто любые изменения в договоре не будут приняты Союзниками. Несмотря на все эти выступления, позиция Вильсона оставалась неизменной. В январе 1920 года еще один преданный сторонник Вильсона, журналист и его будущий биограф Рэй Бейкер, понимая, что достучаться до самого президента почти невозможно, предпринял заход через его супругу. «Люди желают видеть Лигу, — с отчаянием и надеждой писал он Эдит Вильсон, — они поддерживают ее идею, тот дух, что живет в ней, и они совсем не понимают существующих мелких разногласий. Мысли людей направлены к самой сердцевине вопроса — они хотят, чтобы быстро заработало что-то новое, чтобы была создана организация, занимающаяся мировыми проблемами, они хотят видеть группу лиц, работающих в общем совете. Все понимают, что ни один документ не может быть окончательным и что все изменится, когда Лига заработает. В будущем люди забудут о нынешних мелких разногласиях...» 152 Но и это письмо осталось без последствий. Президент, скорее всего, никогда не узнал о нем, как и о многих других.
Складывалась совершенно необычная для Соединенных Штатов ситуация. В период, когда надо было принимать важнейшие для страны и мира решения, которые обсуждали и политики, и общественность, глава государства, его президент, был полностью изолирован от общества и общался с внешним миром почти исключительно через первую леди, миссис Эдит Вильсон. Президента не видели даже члены его правительства. Когда кто-то из политиков набирался смелости и заявлял миссис Вильсон, что ему необходимо увидеться с главой государства и лично передать информацию, крайне важную для президента, он мог услышать от первой леди такой ответ: «Меня не интересует Президент Соединенных Штатов. Я забочусь о своем муже и его здоровье» 153. При всем при этом никто официально не требовал отставки президента по состоянию здоровья, и сам он тоже не собирался ее просить. Впоследствии миссис Вильсон объясняла это тем, будто врачи объявили ей, что отставка будет так же губительна для здоровья президента, как и излишняя нагрузка, связанная с разными встречами и работой с документами. «Если он подаст в отставку, — якобы сказал врачи первой леди, — исчезнут основные стимулы к выздоровлению, а поскольку его сознание кристально чисто, он может даже в физически немощном состоянии сделать (для страны) гораздо больше, чем кто-либо другой. Он полностью доверяет вам... и всегда обсуждал с вами общественные проблемы. Так что вы не можете считать себя неподготовленной к ним» 154. Такое вот странное объяснение, которым миссис Вильсон поделилась с миром много лет спустя.
Республиканцы могли только радоваться в такой ситуации. Для них недееспособность президента-демократа был настоящей находкой. Осенью 1920 года в Америке должны были пройти президентские выборы. Вильсон в любом случае не участвовал бы в них, так как заканчивался второй срок его пребывания в Белом доме. Но в нормальном, здоровом состоянии, да еще и с его былой популярностью, он мог оказать неоценимую поддержку новому кандидату от демократов. Сейчас не имеет смысла гадать, как все могло повернуться, если Вильсон подал бы в отставку и президентом на оставшееся время стал бы вице-президент Томас Маршалл. Возможно, и мирный договор с Уставом был бы ратифицирован с некоторыми оговорками, и демократы победили бы на президентских выборах. Ни того ни другого, однако, не произошло. Когда кто-нибудь из команды Вудро Вильсона заводил разговор о его отставке, могла последовать отставка самого инициатора. Одним из первых эту тему затронул госсекретарь Лансинг. Он сделал это вскоре после случившегося с президентом удара в разговоре с Тамулти. Этот вопрос в октябре 1919 года обсуждали все американские газеты, но у помощника Вильсона предложение госсекретаря вызвало искреннее негодование 155. Тогда для Лансинга все обошлось. Но недоверие к нему со стороны ближайшего окружения Вильсона накапливалось, и в феврале 1920 года Лансингу вежливо предложили уйти.
Насколько самостоятелен был Вильсон, когда принимал какие-то решения во время своей болезни, сказать трудно. Еще труднее ответить на вопрос, насколько хорошо президент был информирован. Очевидно, что цензура миссис Вильсон была жесткой, но газеты в Белом доме читали регулярно. Делал ли это президент самостоятельно или зависел и в этом от своей супруги, с уверенностью сказать нельзя. Тамулти, так же как и миссис Вильсон, уверял в своих воспоминаниях, что президент был полностью в курсе всех важных событий 156, однако свидетельства этого верного Санчо Пансы вызывают массу сомнений в своей объективности, хотя даже он признавался, что все близкие, регулярно общавшиеся с президентом во время его болезни (сам Тамулти, доктор Грейсон, миссис Вильсон), старались «не беспокоить его лишний раз пессимистическими прогнозами» 157. Так или иначе, но впервые после начала болезни Вильсон встретился с членами своего правительства только 13 апреля 1920 года. За прошедшие почти полгода к президенту были допущены лишь король Бельгии, принц Уэльский, сенаторы Хичкок (дважды) и Фолл (как уполномоченные Сенатом проверить состояние президента), а также финансист Бернард Барух. Конечно, все они сообщили прессе, что Вильсон находится в ясном сознании, бодр духом и быстро идет на поправку. Но вот каким увидел президента в апреле министр финансов Дэвид Хьюстон, не встречавшийся с Вильсоном с августа предыдущего года: «Президент выглядел постаревшим, усталым и изможденным. Достаточно было взглянуть на него, чтобы навернулись слезы. Одна рука у него была парализована. Когда он сидел неподвижно, то выглядел почти как обычно, но когда он пытался что-то сказать, было видно, что у него большие проблемы. Его челюсть перекашивалась на одну сторону. По крайней мере, создавалась видимость этого. Его голос был очень слабым и напряженным. Я поздоровался с ним за руку и присел. Он приветствовал меня как в старые времена. Он выпрямил спину и несколько минут шутил. Затем наступила тишина. Казалось, что Президент не собирается брать на себя инициативу разговора. Кто-то предложил обсудить ситуацию на железных дорогах. Президент не сразу смог вникнуть в предмет обсуждения. Д-р Грейсон несколько раз смотрел на дверь, как будто предупреждая нас не затягивать разговор, чтобы не утомить Президента. Беседа продолжалась больше часа. Наконец вошла миссис Вильсон с озабоченным выражением и сказала, что нам лучше уйти» 158. По этому описанию можно сделать вывод, что президент был не вполне адекватен. Но как же тогда он принимал важнейшие решения?!
