Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Как раз это и доказывал Жоржу Клемансо неизвестный автор письма, которым с очень большой долей вероятности был именно полковник Хауз. Он предлагал проанализировать сенатские оговорки, исходя из худшего варианта, когда они привели бы к окончательному отклонению договора Соединенными Штатами, что повлекло бы за собой, как не раз заявлял Клемансо, «серьезную угрозу миру в Европе. Сохранение этого мира, — делал вывод Хауз, — представляет для вас гораздо больший интерес, чем возможное значение и эффект некоторых оговорок» 139. Хауз даже допустил возможность отделения Устава Лиги от мирного договора, две оговорки к которому не имели для него принципиального значения. Но посчитал, что можно вполне обойтись и без этой меры. Потому что из всех четырнадцати оговорок лишь две представлялись ему серьезными, по которым надо было искать компромиссные решения. Ко времени этого письма Хауз уже не чувствовал себя связанным моральными обязательствами с больным Вильсоном (ближайшее окружение президента не только не допускало к нему Хауза, но и не передавало его послания). Поэтому он отбросил свой вынужденный идеализм и предстал тем, кем всегда и был, — реалистом в политике. Соответственно строился и его анализ сенатских оговорок.
Первая из них касалась уставного положения о возможности выхода из членов Лиги только «после выполнения всех обязательств» перед ней. Сенатская оговорка на этот счет исходила из того, что Соединенные Штаты будут сами решать, какие обязательства из накладываемых на них Уставом и как они должны выполнять. «Не будет ли это означать на практике такое же отношение и ваших правительств (Франции и Англии. — И. Т.)? — спрашивает Хауз. — Как можно без войны заставить любую из Великих Держав оставаться в Лиге, при том что какие-то другие правительства будут определять ее обязательства? Не является ли очевидным, что ваш отказ принять эту оговорку показал бы, что самая первая статья устава может скорее вызвать войну, чем предотвратить ее? Не будет ли лучше, с точки зрения ваших опасений полного провала (мирного) договора, довериться здравому смыслу и разуму Соединенных Штатов, которые займут правильную позицию, когда возникнет необходимость, и принять то, что когда Соединенные Штаты заявят о выполнении своих обязательств, вы согласитесь с тем, что они выполнены?» Хауз демонстрировал здесь абсолютно реалистичный подход. Как и в отношении ко второй оговорке, посвященной ключевой 10-й статье. Хауз обратил внимание Клемансо на то, что Конституция Соединенных Штатов отдает приоритет внутренним законам над международным правом, и в Америке никакой договор не может стоять выше Конституции. Эта правовая коллизия вызывала и продолжает вызывать массу вопросов и проблем в международных отношения, но случай с ратификацией Версальского мирного договора стал первым громким делом, обнажившим суть проблемы.
По американским законам, только Сенат может решать, когда Америка должна начинать войну. В случае с Уставом Лиги Наций сенаторы не раз подчеркивали, что их оговорка не означает отказ присоединиться к возможным в будущем санкциям Лиги, но решение об этом должна принимать не Лига, а американский Сенат. Возникает резонный вопрос — неужели американская делегация в Париже не знала об этом, когда формулировала статьи Устава и подписывала мирный договор? Конечно, знала! Но Вильсон стремился создать прецедент, реформировать не только мировую систему, но и изменить место США в мире. Это, как он считал, требовало жертв, в том числе и от американских законодателей. Президент, правда, успокаивал сенаторов, что «статья 10 ни в коем случае не имеет двоякого смысла, если рассматривать ее в свете устава в целом. Совет наций может лишь “рекомендовать” те меры, — убеждал он членов комитета по внешней политике, — посредством которых должны исполняться обязательства по этой важнейшей статье. Пока Соединенные Штаты участвуют в политике или действиях, являющихся предметом рассмотрения, их собственное положительное голосование в Совете необходимо для принятия любой рекомендации, поскольку требуется единогласное решение Совета... В любом случае единогласное решение Совета будет всего лишь рекомендацией. Каждое правительство свободно отклонить ее, если сочтет нужным. Это моральное, а не юридическое обязательство, что оставляет Конгрессу полную свободу давать собственную интерпретацию всех решений, призывающих к действию. Это накладывает обязательства только на нашу совесть, а не на наши законы» 140. Сенаторов, однако, аргументация президента не убеждала. Они чувствовали какой-то скрытый подвох, угрозу американской Конституции и собственным полномочиям, исходящую от 10-й статьи.
Многие сторонники президента советовали ему уступить с оговорками к 10-й статье. Уж на что убежденным сторонником Лиги Наций был участвовавший в работе мирной конференции будущий президент США Герберт Гувер, но даже он вынужден был констатировать, что «без 10-й статьи Устав был бы более эффективным» 141. Того же мнения придерживался и госсекретарь Лансинг, который еще в Париже критиковал 10-ю статью. «Если бы Президент слушался советов своих коллег, — писал он впоследствии, -фактически если бы он прислушался к мнению любого американца (принимавшего участие в Парижской конференции. — И. Т.), высказывавшего свое мнение по этому вопросу (10-й статье. — И. Т), договор, скорее всего, получил бы быстрое одобрение в Сенате» 142. То есть отношение к 10-й статье членов американской делегации на мирной конференции было далеко не однозначным с самого начала. Многие из них, оставаясь во внутренней оппозиции к формулировке этой статьи, поддержали Вильсона лишь потому, что не хотели вносить раскол в американскую позицию. Открыто одобрял тогда формулировку президента лишь полковник Хауз. Теперь, после размолвки с Вильсоном и провала первой попытки ратификации договора в Сенате, поменял свою позицию и он. «Я не советую сдаваться», — оправдывался Хауз перед Вильсоном. Но «для простых людей практически нет разницы между договором и оговорками к нему» 143.
Возвращаясь к письму, полученному Клемансо, надо сказать, что его автор предлагал Союзникам согласиться фактически со всеми оговорками Сената. Упоминание в сборнике британских документов о том, что «три или четыре оговорки, несовместимые с договором, будут отозваны», являлось не более чем попыткой «сохранить лицо», сделав вид, что не все оговорки будут приняты. Да, Хауз действительно понимал, что «вряд ли представляется возможным, чтобы тупиковая ситуация в Сенате была решена иначе, как путем достижения компромисса. Этот компромисс, -утверждал он в письме Клемансо, — предполагает сохранение каких-то оговорок и возможную модификацию некоторых других» 144. Но по сути сделанного им анализа сенатских оговорок, Хауз считал возможным принятие Союзниками их всех. Причем его доводы в большинстве случаев выглядели очень убедительно. Говоря, например, об оговорке, допускавшей в случае угрозы нападения наращивание Соединенными Штатами собственных вооружений без согласия Лиги Наций, Хауз задавал Союзникам резонный вопрос: «Существует ли такое государство, которое толковало бы статью 8 Устава как-либо иначе, независимо от того, сделало оно оговорку или нет?» 145 Хауз допускал возможное неприятие Союзниками лишь оговорок (касавшихся статей 156, 157 и 158 договора и не имевших отношения к Уставу Лиги), затрагивавших китайско-японские разногласия в отношении китайской провинции Шаньдун, и оговорок по вопросу о шести голосах Британской империи в Ассамблее Лиги. Но он полагал, что эти разногласия «вполне можно оставить на рассмотрение Лиги Наций, когда она приступит к работе» 146.
Клемансо, как уже было сказано, передал полученное им письмо на рассмотрение союзного совета, который решил отложить вопрос подготовки англо-французской декларации по поводу сенатских оговорок до возвращения Эдуарда Грея из Америки и его обстоятельного доклада о создавшейся там ситуации. Никакого доклада, однако, не получилось. 31 января, через три недели после возвращения в Англию, Грей опубликовал свои выводы в лондонской The Times. Они сильно отличались от официальной британской позиции. В беседе с редактором газеты Грей упрекнул Ллойд Джорджа в том, что тот вплотную подошел к тому, чтобы испортить все, чего Грей старался добиться в Америке. «Обвиняя американцев в подрыве доверия и нарушении обязательств, он (Ллойд Джордж. — И. Т.) вызвал бурю возмущения против себя самого и всего, связанного с Англией», — сообщил Грей редактору 147. В письме в газету Грей постарался объяснить читателям, что в Америке идет борьба традиционных представлений о собственном особом положении и суверенитете с пониманием новой роли этой страны в мировой системе, и нужно время, чтобы представления американцев претерпели изменения. Поэтому со стороны европейцев требуется понимание и терпение. «Без Соединенных Штатов, — писал он, — нынешняя Лига Наций может стать лишь немногим больше, чем Лигой Союзников для вооруженной самообороны против возрождения прусского милитаризма или борьбы с военными последствиями появления большевизма в России». С другой стороны, отмечал Грей, если американцы вступят в Лигу Наций как «заинтересованный партнер с ограниченными обязательствами, то вполне вероятно, что деятельность Америки в Лиге принесет гораздо больше пользы, чем если она вступит туда с неохотой, чувствуя, что ее вынудили к этому» 148.
