Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В начале сентября Вильсон принял решение обратиться напрямую к народу с разъяснениями своей позиции по Лиге Наций и мирному договору с Германией. Начался последний этап драматической борьбы одного человека за переустройство всего мира. 4 сентября Вильсон отправился на президентском поезде в длительное агитационное турне по стране, в ходе которого он за двадцать дней произнес сорок речей перед американскими избирателями в двадцати семи городах. В истории Соединенных Штатов нет аналога такой кампании, когда президент говорил на одну тему по два раза в день перед огромными аудиториями, достигавшими порой нескольких десятков тысяч человек. В то время не существовало мощной акустической аппаратуры, и Вильсон, выступая на открытых площадках или стадионах, вынужден был рассчитывать лишь на силу своего голоса. Ежедневные часовые выступления, конечно, сказывались, и по ночам, когда поезд переезжал из одного города в другой, президент не мог заснуть. Его мучили приступы сильной головной боли и кашля, но он упорно отказывался прекратить поездку, на чем категорически настаивали врачи. Последнее выступление Вильсона состоялось в городе Пуэбло, штат Колорадо, 25 сентября. После него президент понял, что продолжать турне он не состоянии. Следующим утром у него случился гипертонический криз, и поездку пришлось прервать. Президентский поезд на всех парах помчался в Вашингтон, где доктора прописали Вильсону полный покой. Но это уже не могло помочь. Перенапряжение, которое Вильсон испытывал в течение нескольких месяцев работы мирной конференции, вкупе с бешеным ритмом агитационной поездки по стране привели к тому, что 2 октября у президента случился инсульт. У него оказалась парализованной левая часть тела. В течение недели врачи опасались за его жизнь, но затем состояние Вильсона стабилизировалось, и в декабре он уже смог понемногу возобновить работу. Конечно, президент мало напоминал того энергичного человека, каким он был до поразившего его недуга. Его речь стала невнятной, передвигался он только с посторонней помощью. Но главное — президента лишили привычного круга общения. Доступ к нему, кроме врачей, имели только миссис Вильсон и Джозеф Тамулти.
Тем временем сенаторы, наконец, закончили рассмотрение мирного договора и 19 ноября вынесли его на ратификацию. Договор предлагалось ратифицировать с четырнадцатью оговорками. Имелись среди них и незначительные, но были и принципиальные, о которых говорилось выше. Тактика Лоджа полностью оправдала себя. «У меня была задача, — вспоминал он впоследствии, — которую я постоянно имел в виду, и заключалась она в том, что, если бы нам удалось настоять на оговорках, мы должны были создать ситуацию, когда за отклонение договора несли бы ответственность Демократическая партия и особенно друзья президента Вильсона, а не противники договора, которые старались одобрить его в безопасном для Соединенных Штатов виде» 115. В течение двух с половиной месяцев (с 10 сентября) сенаторы скрупулезно обсуждали и голосовали по отдельности каждую из представленных оговорок, после чего передали документ с прошедшими оговорками на ратификацию. 19 ноября весь текст мирного договора вместе с одобренными ранее оговорками дважды (включая повторное голосование) вотировался в Сенате и оба раза был отклонен. Сначала 55 голосами («за» ратификацию проголосовали 39 сенаторов), а затем 51 голосом (41 «за»). Несколько сенаторов решили не участвовать в повторном голосовании 116. Однако было еще и третье голосование. После того как ратификация договора с оговорками была дважды отклонена, сенатор Оскар Андервуд из Алабамы предложил проголосовать в третий раз, теперь уже за договор без каких-либо оговорок. Эта резолюция не прошла. Ей не хватило всего семи голосов до необходимых для ратификации двух третей присутствовавших сенаторов 117. Как же получилось, что в третий раз сенаторы проголосовали принципиально не так, как первые два раза? Ведь если бы не голоса семи демократов, проголосовавших вместе с республиканцами, мирный договор, а вместе с ним и Устав Лиги Наций, мог быть ратифицирован уже 19 ноября.
Тут возникает один интересный вопрос. Кто были те люди, которые голосовали «против»? Обычно считается, что ратификацию провалили сенаторы, главным образом республиканцы, которые выступали против участия Америки в Лиге Наций. Но это совершенно не так. При первом голосовании 19 ноября из 55 сенаторов, выступивших против ратификации, лишь 13 были республиканцами (так называемые «непримиримые»), тогда как 42 сенатора принадлежали к партии Вильсона. Лишь пять демократов проголосовали вместе с 34 республиканцами за ратификацию с оговорками. Примерно такой же расклад принесло и повторное голосование. Против выступили те же 13 «непримиримых» республиканцев, поддержанных 38 демократами, а за ратификацию отдали свои голоса 34 республиканца и семь демократов 118. И лишь при третьем голосовании, за ратификацию без оговорок, все стало на свои места. Против нее вместе с частью республиканцев проголосовали те самые семь демократов, которые принципиально выступали за оговорки. Их голосов и не хватило для необходимого квалифицированного большинства в две трети от общего числа присутствовавших. Получается, что ратификацию с оговорками провалили вместе с «непримиримыми» республиканцами сторонники президента, а ратификацию без оговорок — семь демократов, с которыми «недоработали» Вильсон и лидер демократического меньшинства в Сенате Джилберт Хичкок.
Накануне голосования, 18 ноября, Хичкок жаловался, что ему не хватает инструкций из Белого дома. «Лично я, как и большинство членов нашей партии, — объяснял он, — выступаю за ратификацию текста договора в любой форме. Даже если это будет одна из наименее желательных форм, мы думаем, это положило бы конец разрушительной анархии, господствующей в международных отношениях. Но я хочу следовать инструкциям, а те, кто отвечает за них в Белом доме, препятствуют любым прямым контактам. Мне просто говорят, что “Президент не уступит ни дюйма”. На кону его честь. Он считает, что будет опозорен, если не выполнит всех своих обещаний, данных в Париже» 119. Нормальной связи с президентом действительно не было, причем не только у сенаторов, но и у администрации. На страже здоровья Вильсона строго стояли первая леди и личный врач. Многие наблюдатели и тогда, и после обвиняли Эдит Вильсон в том, что она фактически руководила государством в период беспомощного положения своего мужа 120. Но конкретно по вопросу предстоящего голосования в Сенате Хичкок указания от президента получил. 18 ноября Вильсон продиктовал лидеру демократов в Сенате письмо, где в отношении предстоявшего голосования говорилось: «У меня нет сомнений в том, что резолюция в таком виде (с оговорками Лоджа. — И. Т.) означает скорее не ратификацию, а уничтожение договора. Я искренне надеюсь, что все друзья и сторонники договора проголосуют против резолюции Лоджа о ратификации. Тогда, как я понимаю, будет открыта дорога для истинной резолюции о ратификации (что и было предложено сенатором Андервудом. — И. Т.). Я верю, что настоящие друзья договора откажутся поддержать резолюцию Лоджа» 121. Демократы так и поступили, в полном соответствии с пожеланиями Вильсона, оправдав заодно и тактику, разработанную Лоджем.
Надо, правда, сказать, что в начале ноября Лодж, по некоторым свидетельствам, проявлял готовность договориться с президентом. Историю об этом спустя четверть века после событий поведал Стефан Бонсал, бывший переводчиком американской делегации на Парижской мирной конференции и доверенным лицом полковника Хауза. Бонсал был знаком с Лоджем, и по просьбе Хауза дважды встречался с сенатором накануне решающего голосования. Во время их второй встречи, состоявшейся, по-видимому, в начале ноября, Лодж прошелся карандашом по копии мирного договора, принесенной с собой Бонсалом, и оставил в совокупности сорок слов, которые надо было изменить, и пятьдесят слов, которые надо было вставить в текст. Эти изменения были значительно мягче тех, что известны как оговорки Сената, но главная из них сохранялась. Лодж настаивал на изменении 10-й статьи Устава Лиги в том смысле, что никакие вытекающие из нее обязательства не должны осуществляться Соединенными Штатами без одобрения Сената 122. После встречи Бонсал тут же послал экземпляр договора с правкой Лоджа полковнику Хаузу, а тот якобы переслал его в Белый дом. У многих историков рассказ Бонсала вызывает сомнения 123. Нет никаких подтверждений тому, что текст договора с замечаниями Лоджа когда-либо был прочитан Вильсоном. Да и сам Хауз в своем дневнике ни словом не обмолвился об этих «компромиссных замечаниях» Лоджа, хотя и упомянул о встрече Бонсала с сенатором 124. Точно известно лишь то, что после отклонения резолюции о ратификации в Сенате Хауз дважды писал президенту, советуя пойти на компромисс с сенаторами. Полковник предлагал вновь послать договор на ратификацию в Сенат, как только последний снова соберется, и проинструктировать сенатора Хичкока добиться ратификации даже с наличием оговорок. Хауз считал это гораздо лучшим исходом, чем отсутствие ратификации вовсе 125. Велика, однако, вероятность, что эти письма так и не были прочитаны президентом. Хауз явно не входил в число тех людей, чьи советы миссис Вильсон считала нужным доводить до сведения своего мужа.
