Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
В Америке Вильсона ожидали восторженная встреча избирателей и настороженная реакция сенаторов и конгрессменов. Ошибки, допущенные при формировании мирной делегации, и двухмесячное отсутствие дома не прошли для президента даром. Еще накануне отъезда Вильсон узнал из британских газет, что дома его ожидает обструкция Сената. Президент сразу решил не договариваться со своими противниками и не искать с ними компромисс, а дать им бой. Конечно, на его настроение повлияла та атмосфера всеобщего почитания, которой он был окружен в Европе. Сенаторы виделись ему из Парижа мелкими политиканами, не способными понять и оценить истинного масштаба его великой миссии. «Эти сенаторы, — негодовал Вильсон, — не знают, о чем думают люди. Они так же далеки от народа, огромных масс нашего народа, как я от Марса. У них на самом деле нет контакта с мыслящими, прогрессивно мыслящими людьми со всего мира. Естественно, они не могут понять этих людей» 49. Сенаторы, однако, и не собирались понимать «мыслящих людей». Они вообще плохо представляли себе, что происходит на конференции в Европе. Вильсон практически не общался даже с членами собственной делегации, проводя ежедневные совещания с одним лишь Хаузом. Что уж тогда говорить о членах Конгресса. Сенаторы, как и все прочие американцы, довольствовались в основном той информацией, которую они могли почерпнуть из газет. Естественно, это вызывало раздражение, и даже те из них, кто ранее поддерживал саму идею Лиги Наций, постепенно стали противиться ей. 2 марта, когда Вильсон был уже в Вашингтоне, он узнал, что против привезенного им Устава Лиги выступают тридцать девять сенаторов 50, голосов которых было достаточно, чтобы отклонить ратификацию.
Критика раздавалась даже со стороны недавних сторонников Лиги. Бывший президент Теодор Рузвельт обрушился на Вильсона, упрекая последнего в иллюзорном мечтательстве и в попытках «убедить добропорядочных, но неосведомленных людей отказаться от реально существующего хорошего в пользу недостижимого и нереального совершенства... Нации создаются, защищаются и сохраняются не мечтателями, — утверждал Рузвельт, — а мужчинами и женщинами, которые исповедуют семейные добродетели в дни мира, но готовы умереть в дни справедливой войны или отправить на смерть тех, кого они больше всего любят, ради светлых идеалов» 51. Рузвельту вторил его бывший государственный секретарь. Предложенный Устав, считал Элиу Рут, «отбрасывает все попытки развивать и укреплять какую-либо систему международного права, или систему арбитража, или юридического урегулирования, которыми нации могут воспользоваться для осуществления законных прав во время войны. Он отбрасывает всю систему арбитража на 25 лет назад» 52. Такие мысли высказывали политики, которые могли помочь Вильсону в Париже, но которых он не захотел брать с собой, несмотря на то что ему это советовали. Теперь они присоединились к многочисленным старым противникам президента, которых объединила «Лига по сохранению независимости Америки» (League for the Preservation of American Independence). Эти люди считали, что привезенный Вильсоном Устав «порочен, что он приведет не к миру, а к бесконечным войнам и, более того, будет способствовать замене демократических правительств деспотическими» 53.
Вся эта риторика во многом состояла из красивых слов, за которыми часто скрывалось уязвленное самолюбие. Если отбросить высокопарные обвинения, которыми обменивались противники, то борьба фактически шла вокруг будущего курса Америки. Должна ли она полностью сохранить свободу рук и каждый раз самостоятельно решать, как ей поступать в том или ином случае, или ей надо примерить и на себя те нормы международного поведения, которые она стремилась определить для других? Сторонники «политической независимости» США полагали, что показав всему миру свою мощь, Америка не должна связывать себя новыми обязательствами. Ей лучше остаться, как и раньше, сторонним наблюдателем, всегда готовым вмешаться в события, если будут затронуты ее национальные интересы. Вильсон же предлагал создать совершенно иную систему международных отношений, где все участники, включая Америку, были бы взаимно связаны общими для них обязательствами и единой трактовкой норм международного права. Этого как раз и не хотели противники Лиги. «Готовы ли вы передать ваших солдат и ваших матросов в распоряжение других государств?» — гневно вопрошал в Сенате один из главных противников Вильсона республиканец Генри Кэбот Лодж 54. Вильсона фактически обвиняли в том, против чего выступал он сам, — в поддержке французского плана создания в той или иной форме вооруженных сил под эгидой Лиги Наций. Сторонники Вильсона пытались успокоить Лоджа. Президент не поддержит никакую организацию в рамках Лиги, «где наши армия и флот были бы поставлены под начало группы держав или подчинялись любым приказам, кроме наших собственных», — сообщал Лоджу посол Уайт, входивший в американскую делегацию на конференции 55. Однако подобные заверения не успокаивали противников Лиги, многие из которых к тому же использовали этот вопрос для сведения личных счетов с Вильсоном. Тот же бывший президент Теодор Рузвельт, когда-то сам поддерживавший идею создания «лиги мира», теперь «наивно» задавал вопрос, должна ли будет Америка начинать войну «каждый раз, когда югославы захотят дать пощечину чехословакам»? 56
У детища Вильсона было много недостатков, позволявших видеть в нем утопию, но критиковали его не за это, и даже не за желание покончить с самоизоляцией. Большинство американских политиков сходились во мнении, что сохранять самоизоляцию далее уже невозможно. Как четко подметил лидер демократов в Сенате Джилберт Хичкок, «интернационализация уже пришла, и мы должны выбрать, какую ее форму мы поддерживаем» 57. Противники Вильсона поддерживали такую интернационализацию, при которой Соединенные Штаты могли бы влиять на мировую политику, оставаясь при этом вне сферы чужого влияния. Их волновало, главным образом, сохранение американского влияния в Западном полушарии. Еще шла мировая война, когда Теодор Рузвельт, напуганный либеральными идеями Вильсона, предлагал поделить мир на сферы влияния. «Пусть цивилизованная Европа и Азия (имелась в виду Япония. — И. Т) устанавливают собственный полицейский контроль за слабыми и дезорганизованными странами, находящимися у них под боком, заявлял он, а Западное полушарие оставьте Соединенным Штатам» 58. Политикам на Капитолийском холме очень трудно было смириться с распространением принципов Лиги Наций на Американский континент, где особое положение США традиционно оправдывалось существованием старой доктрины Монро. Противники Вильсона требовали, прежде всего, зафиксировать незыблемость этой доктрины в отдельном параграфе Устава Лиги.
В те дни пребывания дома у Вильсона была реальная возможность попытаться личным общением переубедить некоторых из своих влиятельных оппонентов. Для этого ему надо было перешагнуть через свою самонадеянность и ощущение собственного величия. Накануне отъезда Вильсона Хауз советовал ему сразу по прибытии встретиться со всеми сенаторами и конгрессменами, входившими в комитеты по международным делам. На такой встрече можно было обсудить Устав и снять, по крайней мере, некоторые из возможных возражений оппонентов. Хауз также советовал Вильсону попросить сенаторов воздержаться от публичных заявлений и критики до такой встречи. Вильсону подобные мысли совсем не нравились, но он позволил Хаузу себя уговорить. В тот же день Хауз послал соответствующие инструкции личному секретарю президента Джозефу Тамулти, который оставался в Вашингтоне 59. Но у Тамулти, следившего за динамикой общественного мнения в стране, были свои соображения на этот счет. Он считал, что президенту надо сразу же по возвращении в Америку выступить с речью. «Простые люди по всей Америке за вас, — убеждал Тамулти Вильсона. — Вам следует только обратиться за их поддержкой, и оппозиция тут же растает» 60. Такой подход был гораздо ближе президенту, и он предпочел дать бой всем противникам Лиги Наций еще до встречи с сенаторами. Вильсон всегда был уверен в своих ораторских способностях, в умении убеждать людей во время публичных выступлений. Поэтому уже 24 февраля, едва сойдя в Бостоне на берег и даже толком не разобравшись в сложившемся раскладе сил, президент выступил в местном собрании с речью о Лиге Наций.
