Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Хотя работа комиссии даже в эти первые две недели проходила не совсем гладко. Главное противодействие англо-американскому проекту шло со стороны Франции. Клемансо изначально не верил в вильсоновскую идею Лиги и пытался использовать работу над ее Уставом в качестве разменной монеты за уступки в других, волновавших его гораздо больше вопросах. Своеобразная дуэль американского президента и французского премьера началась еще до открытия мирной конференции и продолжалась в течение всего времени ее работы. Выступая в лондонской ратуше 27 декабря 1918 года, Вильсон заявил, что не допустит более никаких альянсов или группировок государств, стремящихся к поддержанию «баланса сил». Англичане пропустили это заявление мимо ушей, хотя совсем не собирались отказываться от своего старого принципа и в новых условиях. А вот Клемансо поднял брошенную ему перчатку. Его ответ прозвучал незамедлительно. «Я свято верю в принцип баланса сил, — парировал французский премьер, — и буду следовать этому принципу на протяжении всей мирной конференции» 26. Клемансо произнес эти слова в Национальном собрании, и его поддержали все депутаты, за исключением французских социалистов. Теперь уже Вильсону надо было отвечать. «Я должен сказать откровенно, — заявил президент днем позже, 30 декабря, в Манчестере, — сегодня Соединенные Штаты заинтересованы в европейской политике. Но они заинтересованы в правовом партнерстве. Если будущее не готовит нам ничего, кроме новых попыток создать правовое равновесие на основе баланса сил, то это не подходит Соединенным Штатам. Мы не примкнем ни к одной комбинации держав, которая не станет комбинацией для всех» 27.
Формально примирение американской и французской позиций состоялось 7 января, когда Вильсон и Клемансо встретились в парижском отеле «Крийон», в номере полковника Хауза. «Я поддержу Лигу Наций в том виде, в каком она видится вам, — обещал после короткой беседы Клемансо, — и вы можете рассчитывать на мою поддержку» 28. Но реальное противостояние двух сторон на этом не закончилось. По Парижу в те дни гулял анекдот, согласно которому Клемансо каждое утро, просыпаясь, первым делом говорил сам себе: «Итак, Жорж Клемансо, теперь ты веришь в Лигу Наций» 29. США и Франция продолжали выяснять отношения в течение всей мирной конференции. Первые делали ставку на создание системы всеобщей безопасности, заложенной в Уставе Лиги Наций, а вторые — на обеспечение собственной безопасности, выражением которой должен был стать военный союз с США и Великобританией. Победили, а правильнее будет сказать — проиграли, обе стороны. Устав был принят, но доверие к нему из-за многочисленных уступок Вильсона было подорвано. Военные гарантии безопасности Франции были даны, но так и не вступили в силу.
Своему представителю в комиссии Леону Буржуа Клемансо прямо заявлял: «Не бойтесь проиграть. Это не имеет значения. Ваши уступки помогут мне требовать дополнительные гарантии на Рейне». Престарелый, вечно мерзнущий Буржуа жаловался президенту Пуанкаре на Клемансо, который «попросил, чтобы я согласился погибнуть в траншеях, пока сам он будет сражаться в другом месте» 30. Впрочем, надо сказать, что «сражался» Клемансо в тех же траншеях. Своими поправками к англо-американской идее Лиги французы преследовали ту же цель, что и попытками закрепиться на левом берегу Рейна. Как заметил в своем дневнике полковник Хауз, «у французов есть единственная мысль, которая заключается в обеспечении их собственной военной безопасности» 31. Клемансо желал, чтобы Лига стала надежным инструментом подавления любых попыток Германии добиться реванша на Западе. Если Лиге суждено состояться, считал Тигр, то она должна обладать зубами, то есть армией. «Вы предлагаете моим соотечественникам и всем подвергшимся разрушительному вторжению, — упрекал Буржуа президента Вильсона, — довольствоваться теперь лишь щитом Устава (Лиги Наций) без какой-либо вооруженной силы, полагаясь исключительно на красивые слова и заявления, которые вы предлагаете использовать против агрессоров. Но остановить их сможет только сила... Без военной силы, всегда готовой к применению, нашу Лигу и наш Устав можно смело сдавать в архив как обыкновенный документ, написанный вычурным слогом» 32. «О, господин Буржуа, — не выдерживал даже невозмутимый Роберт Сесил, — не заводите снова эту песню. Мы столько раз терпеливо выслушивали ее. Ваш план ведет в никуда. Он приведет к полному оставлению нашей нынешней работы по созданию какой-либо лиги народов. И когда это станет очевидным, я, со своей стороны, рекомендую правительству Его Величества создать между Америкой и Британией такой союз, который регулировал бы положение в мире, и Франции в нем не будет места, скажем, из-за несовместимости характеров» 33.
Если Вильсон и Сесил стремились к созданию системы всеобщей безопасности, то Клемансо желал обеспечения безопасности исключительно Франции. Выполняя пожелания французского премьера, Буржуа упорно пытался навязать эту мысль комиссии даже после того, как Вильсон ясно объяснил ему, что Соединенные Штаты не смогут участвовать в такой «военизированной» организации 34. После одной из длинных и бесплодных дискуссий Хауз в сердцах заметил, что Буржуа «хотел бы видеть в Лиге инструмент войны, а не инструмент мира» 35. Вообще, когда Вильсон, еще до открытия мирной конференции, настоял на том, чтобы Устав Лиги Наций стал составной частью мирного договора с Германией, ему казалось, что он обеспечил таким способом успех созданию новой организации. Мирный договор был необходим всем участникам конференции, а он не мог быть заключен отдельно от Устава Лиги. С одной стороны, так и было. Но с другой —Вильсон стал зависеть от различных эгоистических интересов остальных великих держав. Франция, Италия, Япония — все ставили свою поддержку Устава в зависимость от покладистости США в других важных вопросах мирного урегулирования. На первом этапе работы над проектом Устава, когда Вильсон спешил завершить его до отъезда в Америку, это было не так заметно. Но в дальнейшем, «чем упорнее Вильсон стремился превратить Лигу в краеугольный камень всего мирного урегулирования, тем больше он становился заложником целей и требований других политиков» 36. И хотя уставные домогательства французов так и не возымели эффекта, они добились своего иным способом. Еще до поездки домой Вильсон торжественно обещал в Национальном собрании, что «никогда больше Франция не останется в одиночестве, никогда больше Франции не придется задавать вопрос, кто придет ей на помощь в борьбе за право и справедливость» 37. Клемансо сумел-таки заручиться военными гарантиями США и Великобритании. Это, конечно же, подрывало доверие к Лиге со стороны малых государств, но интересы безопасности Франции были, как казалось Клемансо, соблюдены.
С готовым проектом Устава Лиги Наций Вильсон в середине февраля отправился на несколько недель домой, в Америку, чтобы получить поддержку со стороны Сената. Президент вез с собой хорошо сбалансированный, как он считал, документ. Устав «является не смирительной рубашкой, а локомотивом жизни, — заявил президент накануне отплытия. — У нас вышел очень жизненный документ» 38. Лига Наций получала Ассамблею, где были представлены все ее члены, и исполнительный орган в лице Совета со своим постоянно действующим Секретариатом, работой которого руководил генеральный секретарь. Первоначально Совет состоял из представителей пяти великих держав и четырех обычных, назначенных конференцией (в дальнейшем представители малых государств должны были избираться Ассамблеей). Такое соотношение гарантировало преобладание великих держав в Совете. Самым уязвимым местом Устава стала часть 1-я статьи 5-й, где речь шла о необходимости согласия всех членов Лиги для принятия решения на Ассамблее или в Совете. Эта статья допускала принятие решений обычным (по процедурным вопросам) или квалифицированным (принятие новых членов) большинством, но ключевые политические вопросы требовали единогласного голосования. Подразумевалось, что такой порядок позволит избежать противодействия американского Сената, который возражал против втягивания Америки в войну или в какие-нибудь санкции помимо ее воли 39. Однако дальнейшая история показала, что обязательность единогласного решения убила, прежде всего, эффективность самой Лиги. Ключевая 11-я статья Устава, где речь шла о необходимости совершения «любых действий, которые могут быть сочтены правильными и эффективными для сохранения международного мира» в случае возникновения войны или ее угрозы, оказалась неработающей.
