Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Вильсон был вне себя от возмущения. Ведь за три дня до выступления Лоджа он собрал тридцать четыре сенатора и конгрессмена на ланч в Белом доме и постарался, как советовал Хауз, рассказать им в непринужденной атмосфере о том, что происходит на мирной конференции в Париже, ответить на вопросы и развеять существующие опасения. Был на той встрече и республиканский сенатор от Массачусетса. Кэбот Лодж не задавал вопросов, не давал рекомендаций, но внимательно слушал, о чем говорили другие 69. Разговор президента с законодателями длился больше двух часов. За это время Вильсон ответил на многие вопросы, включая те, которые три дня спустя затронул с сенатской трибуны Лодж. После речи Лоджа в Сенате Вильсон окончательно разуверился в том, что с выступавшими против Лиги Наций сенаторами можно договориться. В какой-то степени он чувствовал себя униженным. Два часа он улыбался и разъяснял тем, кого не выносил, все сложности, связанные с созданием Лиги, и то, как он старался решить их в Париже. Ему казалось, что сенаторы поняли его доводы и оценили ту откровенность, с которой президент отвечал на их вопросы. И вот своим выступлением Лодж перечеркнул достигнутое, как думалось Вильсону, взаимопонимание. После того памятного обеда Вильсон один только раз собрал у себя сенаторов. Встречаться со многими из них стало для него сродни пытке. Он совсем перестал доверять им, даже некоторым своим приверженцам из Демократической партии.
Сторонники Вильсона из Лиги по принуждению к миру постарались сгладить в глазах американцев обструкцию сенаторов и провели 4 марта, за день до отплытия президента назад во Францию, массовое мероприятие в Нью-Йорке. Вильсон даже выступил там, как и бывший президент Тафт. Но в тот же день Кэбот Лодж предложил в Сенате резолюцию, где говорилось, что «Устав Лиги Наций в той форме, в которой он сейчас представлен на мирной конференции, не должен быть принят Соединенными Штатами». В настоящее время усилия американской делегации должны быть направлены на подготовку мирного договора с Германией, говорилось в предложении Лоджа, а Устав Лиги подлежит дальнейшему детальному обсуждению 70. То есть Лодж предлагал изъять Устав из текста мирного договора и заняться его переработкой. По процедурным причинам резолюция Лоджа не была выставлена на голосование в Сенате, но ее текст подписали тридцать семь сенаторов. Этого количества было достаточно, чтобы в дальнейшем заблокировать ратификацию Устава. К тому же Лодж воспользовался ситуацией и переслал текст подготовленной им резолюции вместе с подписями сенаторов в Париж. Теперь все на мирной конференции знали, что президент потерпел дома фиаско.
Во Францию Вильсон возвращался в подавленном состоянии. Он был зол на сенаторов, поставивших его в неловкое положение. Рикошетом досталось и Хаузу, которого Вильсон посчитал ответственным за постигшую его неудачу. Сразу по прибытии 15 марта в Брест, Вильсон холодно заметил полковнику: «Ваша идея совместного обеда стала полным провалом» 71. Их переломный разговор состоялся в поезде, по пути в Париж из Бреста, куда Хауз ездил встречать президента. Много лет спустя вдова Вильсона вспоминала, что ее муж «постарел лет на десять» после разговора с полковником. «Хауз сдал все, чего мы добились перед тем, как я покинул Париж, — якобы сказал Вильсон супруге. — Он согласился на компромиссы по всем вопросам, и теперь я должен начинать все сначала. Но на этот раз все будет тяжелее, поскольку он создал впечатление, что мои делегаты не согласны со мной» 72. Такое утверждение вызывает массу сомнений. Известно, что Эдит Вильсон, мягко говоря, недолюбливала Хауза. Ей не нравилось то влияние, которое полковник оказывал на ее мужа. Дальнейший разлад между Вильсоном и Хаузом, во время которого полковник повел себя далеко не лучшим образом, не добавил ему симпатий супруги президента. Тот памятный разговор в поезде был непродолжительным, и во время него Вильсон рассказал Хаузу о том, что случилось в Вашингтоне. Вряд ли у них было время детально обсудить еще и развитие событий на конференции, где, в отсутствие главных лиц, царило относительное затишье. Скорее всего, миссис Вильсон что-то перепутала (свои воспоминания она писала много лет спустя) или сознательно решила оговорить Хауза. Но слова о «провальном обеде» из уст Вильсона прозвучали. Об этом написал в дневнике сам Хауз. Очевидно, Вильсон не смог простить полковнику столь неудачно данного совета, и это послужило отправной точкой ухудшения их отношений. Так или иначе, но эти отношения, бывшие почти безоблачными в течение многих лет, стали резко портиться сразу после возвращения Вильсона в Париж. К концу мирной конференции от былой теплоты и доверительности между ними не осталось и следа. Вильсон все меньше следовал советам Хауза, а после завершения конференции полностью прекратил общение с ним.
Возвращение Вильсона на мирную конференцию не было столь же триумфальным, как его первое прибытие в Париж тремя месяцами раньше. Самым значимым событием за время его пребывания в Америке стало неудавшееся покушение на Клемансо. 19 февраля французский премьер был серьезно ранен местным анархистом (одна пуля попала ему в плечо, а другая застряла в легком), и многие полагали, что Клемансо выбыл из участия в конференции. Но семидесятивосьмилетний премьер, страдавший диабетом, продемонстрировал всем чудеса стойкости и живучести. Уже через несколько дней после покушения Клемансо, превозмогая боль, прогуливался в своем саду, принимал посетителей в строгом костюме и даже проводил у себя дома короткие совещания с министрами своего правительства. О том, что он пережил покушение и у него пробито легкое, напоминал лишь кашель, которым Клемансо периодически заходился впоследствии. Ллойд Джорджа в это время не было в Париже. На следующий день после отъезда Вильсона он уехал в Лондон, оставив вместо себя главу своего Форин Офис. Бальфура многие упрекали в том, что на мирной конференции он пребывал в состоянии летаргии 73. Во время присутствия во французской столице трех основных действующих лиц Бальфур действительно старался не вылезать на первые роли и сознательно находился в тени. Но оставшись, по сути, за главного на конференции, именно он смог значительно ускорить ее работу. Бальфур предложил комиссиям экспертов по границам, финансам и экономическим отношениям с Германией подготовить доклады к 8 марта, дню возвращения Ллойд Джорджа из Лондона. И это было выполнено. Конечно, деятельность экспертов носила больше технический характер, но в отсутствие главных действующих лиц, когда никто поминутно не одергивал и не давал ценных советов (сам Бальфур, дав указания, вернулся в свою «летаргию»), работа пошла значительно плодотворнее. Когда же три лидера вернулись, в Париже вновь закипели политические страсти, которые стали даже сильнее, поскольку на передний план вышли вопросы послевоенных границ и взыскания репараций с Германии. Вильсон мог быть доволен тем, что предусмотрительно завершил разработку основного текста Устава Лиги Наций до обсуждения условий мирного договора с Германией, многие из которых грозили перессорить участников конференции.
Устав, однако, нуждался в доработке. Во время пребывания в Америке Вильсон понял, что без некоторых дополнений и изменений Устав не пройдет утверждения в Сенате. Он согласился с необходимостью внести три важных изменения, которые были предложены сторонниками Лиги — лидером демократов в Сенате Хичкоком и бывшим президентом, республиканцем Тафтом. Прежде всего, надо было вставить в Устав слова о том, что он никоим образом не умаляет существование доктрины Монро. Это было главным. Кроме того, надо было дополнить Устав отдельным положением о выходе из Лиги Наций. Отсутствие такого пункта вызвало критику многих сенаторов, посчитавших, что США не могут принимать участия в бессрочном договоре. И, наконец, необходимо было упомянуть о невмешательстве Лиги во внутренние дела своих членов. Когда президент уже плыл через Атлантику, Уильям Тафт телеграфировал ему на борт «Джорджа Вашингтона»: «Скорее всего, уже одно упоминание доктрины Монро сделает Устав проходным (в Сенате), но вместе с (двумя) другими дополнениями он точно будет принят» 74. Предстояла новая работа над Уставом.
