Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Ко всему прочему, население Данцига было на 90 % немецким, и его протесты начались еще во время работы конференции. Правда, сельское население территории, примыкающей к Данцигу, было в целом преобладающе польским, но встречались и районы компактного проживания немцев. В общем, было сразу ясно, что польский коридор рано или поздно станет угрозой европейскому миру, а немцы не захотят жить в польском государстве. Но победила точка зрения Вильсона и Клемансо. Один из американских экспертов, профессор Гарварда Роберт Лорд объяснил логику принятого решения просто — интересы 2 миллионов немцев в Восточной Пруссии, оказавшихся отрезанными от остальной Германии, были несопоставимы с интересами 25 миллионов поляков, которым требовался выход к морю 98. Во время конференции англичане попробовали уменьшить возникшую напряженность и предложили провести в двух местах с преобладающим немецким (Мариенвердер) или польским лютеранским (Алленштейн) населением плебисциты (позже к ним добавился и третий плебисцит в Верхней Силезии), а Данциг сделать вольным городом под эгидой Лиги Наций. Плебисциты подтвердили существовавшие сомнения — немцы и поляки-лютеране не захотели жить в Польше. Но даже без этих районов и без Данцига во вновь созданном польском государстве оказалось миллион немцев, а всего Германия вынуждена была уступить Польше почти 45 тысяч квадратных километров, территорию, в три раза превышавшую аннексированные в 1871 году у Франции Эльзас и Лотарингию 99. Всего же Германия потеряла почти 68 тысяч квадратных километров территории с общим населением 5,5 миллионов человек. Эти земли отошли Польше, Франции, Дании, Литве, Бельгии, Чехословакии, а также вольному городу Данцигу. Французы могли быть довольны. Как в 1871 году бисмарковская Германия поставила цель низвести Францию до уровня второстепенной державы, так в 1919 году французы задумали проделать с Германией то же самое. Собственная история ничему их не научила. Справедливости ради следует сказать, что Польшу, как и другие вновь образованные государства, которым передавались территории со смешанным населением, обязали подписать договора о соблюдении прав нацменьшинств (The Minority Treaties), а Клемансо в специальном послании от лица конференции предупредил нового польского премьер-министра, всемирно известного пианиста Игнация Падеревского, что «будущее Польши в огромной степени зависит от безопасного обладания (переданными ей) территориями» 100. Контроль над соблюдением прав нацменьшинств Союзники собирались возложить на Лигу Наций, но многие эксперты понимали, что все будет зависеть от того, насколько сильной будет эта организация 101.
К концу работы конференции количество европейских государств, недовольных результатами перекройки границ, превышало число тех, кто был ими удовлетворен. Практически все решения, принятые Советами четырех, пяти или десяти на основе принципа «самоопределения наций», несли в себе семена раздора. Одни страны считали, что им досталось далеко не все из того, на что они имели «право» претендовать. Другие, наоборот, были убеждены, что их без всяких на то оснований лишили законно принадлежавших им земель. Конечно, основное недовольство высказывали проигравшие войну страны. Победители не считали нужным особенно с ними церемониться. Многолетний министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей, узнав, как идут дела в Париже, признался одному из друзей: «Я рад, что меня там нет. Они делят добычу» 102. Хотя и среди тех, кто причислял себя к победителям, были недовольные. Но главную опасность для будущего Европы, безусловно, несли в себе изъятия территорий у поверженной Германии.
Если на Востоке границы Германии терзали нации, получившие от победителей право создания собственных государств, то на Западе территорию поверженной империи пытались уменьшить, главным образом, французы. На Востоке основной задачей было определение границ вновь возникших стран, и немецкие территории подпадали под отчуждение на основании трактовки Союзниками принципа «самоопределения наций». На Западе, за исключением Эльзаса и Лотарингии, речь шла о землях, населенных собственно немцами. Хотя даже с бывшими французскими провинциями все было не так однозначно. За годы пребывания в составе Германии число немцев, проживавших в Эльзасе и Лотарингии, выросло с 70 до 300 тысяч человек, что составляло около 16 % всего населения. В главных городах, Страсбурге и Меце, число немцев было еще больше (свыше 40 и 50%, соответственно) 103. Это — современные французские цифры, от которых сильно отличаются германские данные последней предвоенной переписи, прошедшей в 1910 году. Согласно им, накануне войны в Эльзасе-Лотарингии проживали 1 634 260 (87,2 %) не-мецкоговорящих жителей против 204 262 (10,9%) франкоговорящих 104. Расхождение в цифрах можно объяснить тем, что многие жители этих территорий считали себя не немцами или французами, а эльзасцами и лотарингцами, для которых за годы нахождения в составе Германии немецкий язык стал родным. Кроме того, значительную часть жителей составляли смешанные франко-германские семьи. Эльзасцы и лотарингцы имели своих депутатов в рейхстаге, служили в германской армии, принимали участие в боях с Францией. Многим из них не хотелось менять гражданство, и новый министр иностранных дел Германской республики Брокдорф-Ранцау имел основания полагать, что плебисцит в Эльзасе-Лотарингии «был бы интересен» 105.
Однако в других местах на западе Германии — на левом берегу Рейна и в Сааре, которые французы также хотели изъять, ситуация была совершенно иной. Это были территории с абсолютным историческим преобладанием немецкого населения. Вокруг них между Союзниками разразились нешуточные баталии. Французы настойчиво требовали, чтобы германский левый берег Рейна на всем протяжении от Кёльна до Майнца стал либо французским (Фош), либо нейтральным, самостоятельным государством (Клемансо). В любом случае, даже если в этом месте «политическая граница Франции и оставалась бы такой же, что и раньше, то экономическая и военная границы должны были быть выдвинуты к Рейну» 106. И в том и в другом варианте предусматривалась оккупация левобережья союзными войсками. «Рейн был преградой, — считал маршал Фош, — под прикрытием которой Германия могла бы поставить под сомнение победы наших армий, восстановить свои силы и оспаривать условия мира» 107. Поэтому маршал настаивал, что Рейн должен стать «западной военной границей для германских народов» и Германия должна «лишиться территориального суверенитета на левом берегу этой реки» 108. Идею установления франко-германской границы по Рейну французы вынашивали уже давно, и на Петроградской конференции Антанты в январе-феврале 1917 года смогли даже втайне от англичан заручиться поддержкой царя в этом вопросе 109. К середине декабря 1918 года левый берег Рейна, мосты через реку и намеченные соглашением о перемирии анклавы на правом берегу были заняты войсками Союзников. Изначально Фош не исключал, что немецкие территории левого берега Рейна должны отойти Франции. Клемансо в целом разделял точку зрения своего главнокомандующего, но, видя ее полное неприятие Англией и США, соглашался на создание «буферного государства». В записке, подготовленной для Союзников накануне конференции французским правительством, Клемансо обозначил три пункта своей политики в данном вопросе: «1) Никаких германских вооруженных сил на левом берегу Рейна и установление по Рейну западной границы Германии; 2) оккупация мостов через Рейн межсоюзнической вооруженной силой; 3) никакой аннексии» 110. То есть речь шла о создании независимого Рейнского государства, которое должно было оставаться под контролем Франции. Последний пункт, по замыслу Клемансо, служил бы оправданием французского плана в глазах англосаксонского общественного мнения.
Во время мирной конференции идейным вдохновителем плана отторжения в том или ином виде западного берега Рейна от Германии был, безусловно, французский премьер, хотя сама идея находила поддержку практически всех французских политиков. Но там, где Фош или Пуанкаре, как правило, шли напролом, раз за разом твердя исключительно о безопасности Франции, Клемансо действовал более изощренно. Тигр пытался добиться своего двумя способами. С одной стороны, он, как и другие французские политики, при любом удобном случае повторял, что Рейнланд должен стать независимым. Этим Клемансо как бы приучал своих собеседников к неотвратимости подобного решения. Когда ему возражали, Клемансо слушал, но тут же повторял свою мысль, начиная все сначала. Так происходило день за днем в течение всей конференции. Но кроме этого Тигр всячески содействовал сепаратистским настроениям в самом Рейнланде, где французы помогали создавать местное движение за отделение от Германии. Воспоминания Клемансо по этому поводу изобилуют таким большим количеством мелких деталей и цитатами из никому не известных прирейнских газет, что складывается впечатление, будто сам он всей этой кампанией и дирижировал. Не случайно Союзники подозревали Клемансо в двойной игре еще во время конференции 111. Ллойд Джордж, правда, склонен был видеть в сепаратизме рейнских немцев скорее результат закулисной деятельности Пуанкаре и Фоша 112. Но Клемансо в любом случае способствовал сепаратистским настроениям и, как мог, использовал их на переговорах в Париже. Так или иначе, но, по замыслу организаторов кампании в Рейнланде, со стороны все должно было выглядеть, будто независимость является не только гарантией безопасности Франции, но и требованием самих прирейнских немцев.
