Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Интересно, что решение Вильсона не поддержали даже члены американской делегации (кроме Хауза, естественно 79). Генерал Блисс написал в этой связи согласованное с Лансингом и Уайтом большое и аргументированное письмо своему президенту. В нем Блисс предупреждал Вильсона: «Если мы поддержим японское требование, мы оставим китайскую демократию под гнетом пруссифицированного японского милитаризма. Мы сами взращиваем зубы дракону» 80. А госсекретарь Лансинг записал в дневнике: «Мы отдали Китай ненасытной Японии. Демократическая территория передана автократическому правительству. Президент уступил Японии все, и даже больше того, на что она могла рассчитывать» 81. Но президент слишком крепко связал свое имя с успехом в создании Лиги Наций и ради нее готов был жертвовать собственными принципами. В случае с Японией Вильсон сделал это дважды. Первый раз, когда отказался поддержать принцип «равенства рас», испугавшись реакции в Соединенных Штатах. А второй — когда отказался от принципа самоопределения наций ради японской подписи под договором. Своим последним решением Вильсон фактически дал зеленый свет японской экспансии со всеми вытекающими отсюда последствиями. И хотя Шаньдун под нажимом американцев был все-таки возвращен китайцам в 1922 году, экспансия Японии в Китае продолжилась и сыграла не последнюю роль в нагнетании международной напряженности накануне Второй мировой войны. Не помогла и Лига Наций, доверие к которой в Японии оказалось изначально подорвано. Наконец, проигрыш в вопросе о «равенстве рас» пагубно сказался на позициях японских либералов, которые делали ставку на Лигу Наций. После мирной конференции их влияние в стране стало быстро падать, открывая дорогу к власти японской военщине.
Вообще на конференции сталкивалось так много противоположных интересов, высказывались настолько разные взгляды, что удовлетворить всех было просто невозможно. Особенно это касалось вопросов территориальных изменений и определения границ между государствами. Пример Фиуме был не единственным. Полковник Хауз признавался, что «создавать новые границы, значит всегда создавать новые осложнения», а английский дипломат Гарольд Николсон отмечал, что «новые границы Европы вызывали сильное негодование на местах и большие неудобства» 82. На многих землях исторически проживали разные народы, и передать их территории одному государству, не вызвав недовольства и протестов других, не получалось. Приходилось резать по живому. Привлекательная идея создания национальных государств, с которой Вильсон прибыл в Париж, на деле оказалась нереализуемой. Особенно ожесточенные баталии разворачивались вокруг территориальных изменений в Центральной и Восточной Европе, где на осколках рухнувших империй разные народы создавали свои государства. Для этих территорий война отнюдь не закончилась Компьенским перемирием. Она продолжалась. Правда, теперь вместо одной, мировой войны, народы, кроившие карту Европы, вели много местных, кровавых войн друг против друга. Они, вспоминал Ллойд Джордж, «готовы были перегрызть друг другу глотку в погоне за лучшими кусками наследства умерших империй» 83.
Сама процедура установления новых границ выглядела следующим образом 84. Первичные слушания проходили в кабинете министра иностранных дел Франции Стефана Пишона на Кэ д’Орсе. За огромным имперским столом министра, в комнате, устланной жемчужного цвета с красными розами ковром и украшенной старинными гобеленами, лицом к большим, в пол, окнам, выходившим в тихий сад министерства, восседали члены Совета десяти. В центре стола председательствовал Жорж Клемансо. Его руки в привычных серых перчатках (Клемансо не снимал их на публике, так как страдал экземой) были сложены на столе. С усталым видом он слушал сменявших друг друга просителей, рассказывавших мирному ареопагу о необходимых для их народов чужих территориях. С языка Клемансо всегда готова была сорваться меткая острота, и он постоянно сдерживал себя, чтобы не обидеть представителей малых народов. По левую руку от премьера сидел хозяин кабинета, которого Клемансо, желая в очередной раз продемонстрировать, кто есть кто во Франции, иногда отсылал погулять или просил принести чего-нибудь. «Пишон? Кто такой Пишон? — спросил Клемансо как-то раз окружающих. — Ваш министр иностранных дел, — последовал ответ. — Ах да, совсем забыл, — ухмыльнулся Тигр» 85. Сам Пишон никогда не возмущался таким отношением. О его лени ходили легенды. Он уже не первый раз возглавлял Кэ д’Орсе и никогда не любил утруждать себя серьезной скрупулезной работой. Пишон мог надолго заболеть, отправиться отдыхать или на охоту, но даже в те дни, которые министр проводил на рабочем месте, у него не всегда хватало терпения дочитывать до конца донесения французских послов. По правую руку от Клемансо сидел президент Вильсон, вынужденный пребывать в постоянном внимании, поскольку именно к нему обращались почти все просители. Если и не напрямую, то взглядами при обосновании своих просьб. Рядом с президентом чаще всего располагался полковник Хауз. Далее сидели англичане, внешне представлявшие полную противоположность друг другу. Энергичный и напряженный Ллойд Джордж перебивал просителей и задавал им уйму вопросов. Он даже сидел на краешке стула и, казалось, готов был вскочить с него в любой момент. Бальфур, напротив, был расслаблен. Он как бы полулежал на своем стуле, откинувшись на его спинку и вытянув длинные ноги. Глаза его часто были закрыты, и тогда создавалось полное впечатление, будто он спит. Слева от Пишона, в конце стола с невозмутимым видом сидели два японца. По их непроницаемым лицам никогда нельзя было понять, о чем они думают и слушают ли просителей вообще. Наконец, на другой стороне стола, лицом к Клемансо и спиной к окнам, сидели итальянцы. Они редко говорили, не задавали лишних вопросов, но слушали внимательно. За спинами этих вершителей судеб мира пребывали всегда наготове многочисленные эксперты, референты и переводчики.
Представители малых народов доходили до центра стола и останавливались напротив Клемансо. Иногда они присаживались за общий стол, но некоторые продолжали стоять во время своего выступления. Среди просителей были такие известные политики, как румын Ион Брэтиану и чех Эдуард Бенеш, поляк Роман Дмовский и серб Никола Пашич, китаец Веллингтон Ку и многие другие. Они по-разному держались, неодинаково владели французским языком, но выступления всех их без исключения были пропитаны духом смирения и прошения. В начале работы конференции некоторые члены Совета десяти еще могли питать иллюзии, что им самим удастся быстро найти справедливые решения, но, по мере того как их вниманию предлагались все новые территории, о которых не все из присутствовавших даже слышали, становилось понятно, что для формирования каждой границы надо создавать отдельную комиссию экспертов. Такая комиссия должна была выслушать представителей малых государств и народов, изучить доводы противных сторон и рекомендовать Совету свое решение. Подобных комиссий в Париже было образовано множество. Тардье насчитал 58 комиссий, которые все вместе провели за время конференции 1646 заседаний 86. Их советы и заключения почти никогда не удовлетворяли всех заинтересованных. Так что в конечном итоге решение сложных и запутанных вопросов Союзники всегда находили исходя из собственных интересов и представлений.
А первая комиссия была создана 1 февраля 1919 года для рассмотрения румынских территориальных претензий. Румыния претендовала на многие, пограничные с ней земли, но главная претензия выдвигалась на венгерскую Трансильванию, где проживало много румын. Отношение Союзников к этому спору было неоднозначным. Румыния присоединилась к Антанте в августе 1916 года на условиях передачи ей больших территорий, главным образом венгерских, но уже в конце апреля 1918 года она подписала в Бухаресте сепаратный мир с противниками. К этому моменту две трети территории Румынии были оккупированы германо-австрийскими войсками. Затем Румыния сумела вовремя подсуетиться и снова объявила войну Германии 10 ноября 1918 года, то есть за день до подписания перемирия в Компьене. Повторно объявить войну Австро-Венгрии румыны не успели, так как Союзники подписали с ней перемирие еще 3 ноября. В Париже Румыния делала вид, что обещания Союзников по-прежнему должны оставаться в силе, тогда как Франция и Англия считали себя свободными от них. С другой стороны, Венгрия, как самостоятельное государство, не участвовала в войне. Она, конечно, была частью проигравшей Двуединой монархии, но в эту же монархию входили и Хорватия с Боснией, которые теперь были включены в состав созданной Югославии и рассматривались в Париже в качестве друзей.
