Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Самым близким советником Вильсона по вопросам международной (и не только) политики являлся полковник Эдуард Хауз. «М-р Хауз — все равно, что я сам, — ответил как-то президент на вопрос о роли полковника. — Он — мое самостоятельное воплощение. Его мысли и мои — одни и те же» 30. Вильсон познакомился с Хаузом в 1911 году, когда был еще губернатором Нью-Джерси. С первого дня знакомства, как вспоминал в 1916 году Хауз, «мы обнаружили по отношению друг к другу такую полную симпатию... что скоро научились понимать без всяких слов, о чем думает другой» 31. Они действительно придерживались очень похожих взглядов на жизнь и политику, но кроме этого Хауз по своему характеру идеально подходил в качестве советника эгоистичному и самовлюбленному президенту. Полковник всегда умел внушить, что высказанная им мысль или данный совет принадлежали самому Вильсону, а вовсе не Хаузу, который лишь соглашался с мнением своего начальника. К тому же Хауз умел беззастенчиво льстить, постоянно называя Вильсона «величайшим миротворцем» в истории. Хауз никогда не говорил об ошибках президента и даже откровенные промахи и провалы последнего всегда называл «триумфом» вильсоновской политики. Это очень нравилось президенту, которого подкупали преданность и лесть Хауза. Отправляя его накануне конференции в качестве своего полномочного представителя в Европу, Вильсон наделил Хауза, не имевшего никакого официального поста в администрации, практически неограниченными полномочиями. Полковник был представлен письмом президента в качестве «специального представителя правительства Соединенных Штатов в Европе» 32. Госсекретарь Лансинг о таком мог только мечтать. Иногда, правда, излишнее доверие Вильсона к Хаузу приводило к конфузам. Британский дипломат Гарольд Николсон вспоминал, что во время совещаний Союзников накануне перемирия они приняли «Четырнадцать пунктов» Вильсона в трактовке, данной Хаузом, что привело в дальнейшем к разночтениям и недопониманию на самой конференции 33. Впрочем, Хауз и из этого положения нашел нужный выход, привычно сообщив Вильсону, что его предложения с восторгом приняты всеми сторонами.
В Европу Вильсон прибыл как триумфатор, но очень быстро убедился, что он не один такой. На роль главного героя претендовал еще и премьер-министр Франции Жорж Клемансо. Он был на пятнадцать лет старше Вильсона, и в свои семьдесят восемь являл собой образец практической смекалки и неуемной энергии. Клемансо, врач по образованию, занялся политикой еще во времена Второй империи, сразу определив свое место на левом фланге общественной мысли. В молодости он четыре года прожил в Америке, где окончательно сложились его демократические убеждения. Знакомство с родиной президента Вильсона, однако, привело Клемансо к неожиданным выводам. Ему приписывают фразу о том, что «Америка — единственная страна, перешедшая напрямую от варварства к упадку, минуя стадию цивилизации». Клемансо прожил большую и богатую событиями жизнь в политике. Он был избран мэром Монмартра еще в 1870 году, а на следующий год уже представлял Париж в Национальном собрании. Во Франции за бескомпромиссность и напористость Клемансо прозвали Тигром. Он всегда был очень популярен в массах, но больших успехов в политике смог достичь лишь в шестьдесят пять лет, когда в 1906 году впервые стал премьер-министром страны. Накануне мировой войны Клемансо оказался в тени, постоянно конфликтуя с президентом Пуанкаре. Впрочем, неуживчивость и конфликтность всегда отличали Клемансо, бывшего к тому же очень острым на язык. За свою длинную политическую жизнь он умудрился разругаться со многими коллегами и не раз дрался на дуэлях. Ллойд Джордж как-то сказал, что Клемансо «любит Францию, но ненавидит французов», имея в виду, что Тигр «оскорбил каждого известного политика во Франции, но не помирился ни с кем из них» 34. Правда, когда дело доходило до судеб его родины, Клемансо отбрасывал все личные мотивы и готов был сотрудничать с любым из недавних оппонентов.
Клемансо обладал хорошим вкусом и любил окружать себя изящными вещами. Его огромный рабочий стол, выполненный в стиле Людовика XVI, всегда был завален книгами, среди которых встречались очень редкие издания, на стенах кабинета висели старые гравюры, а по углам стояли старинные китайские и античные вазы. Клемансо слыл большим ценителем искусств и знатоком классической литературы. Его друзьями были Клод Моне и Эмиль Золя. В своем кабинете Клемансо не раз проводил бессонные ночи, много читая и попутно размышляя о самых неотложных текущих вопросах. Спешить ему было некуда — дома его никто не ждал. Когда-то давно Клемансо привез во Францию жену-американку, но по прошествии нескольких лет они стали жить раздельно, хотя долго не разводились. Когда в 1922 году жена Клемансо умерла, он воспринял это как смерть совершенно постороннего человека, несмотря на то что у них были общие дети. Его гораздо больше огорчила смерть любимого скотч-терьера, случившаяся годом позже. Но и в этом случае Клемансо горевал не очень долго. Уже на следующий день он попросил посла Англии графа Дерби привезти ему из Шотландии нового 35. Клемансо, в отличие от президента Вильсона, не строил иллюзий в политике, а оставался в ней абсолютным прагматиком. «Его политические взгляды были схожи со взглядами Бисмарка, — писал о Клемансо один из английских экспертов на конференции, знаменитый экономист Джон Мейнард Кейнс, имевший много возможностей наблюдать Тигра с близкого расстояния. — У него была одна любовь — Франция, и одно разочарование — человечество, включая всех французов, и не в последнюю очередь собственных коллег. Его принципы мира можно выразить просто. Прежде всего, он был абсолютно убежден в том, что с точки зрения психологии Германия понимает только и ничего другого, кроме силы... Поэтому с немцем нельзя вести переговоры и пытаться умиротворить его, ему можно только диктовать. В любом другом случае он не станет тебя уважать» 36. Таков был этот человек, не умевший ладить с окружавшими его людьми, но безмерно гордившийся величием своей родины, ее историей и культурой. Когда Вильсон в лучах славы прибыл в Европу, он с удивлением обнаружил, что один полновластный триумфатор в Париже уже есть. Французы называли теперь главу своего правительства не иначе, как «отец победы» (Pere la Victoire).
Свои первые политические баталии с Союзниками Жорж Клемансо выиграл еще до открытия мирной конференции. Он добился, чтобы конференция прошла в Париже, чтобы ее основным языком считался французский и чтобы именно он председательствовал на пленарных заседаниях, где собирались все участники. По всем этим вопросам были различные мнения. Предлагалось, например, собраться в Вашингтоне, Лондоне или нейтральной Швейцарии. Особенно настойчиво против Парижа выступал Ллойд Джордж. Он считал, что после четырех лет войны и тревог атмосфера французской столицы «не будет способствовать тому спокойствию и беспристрастности, которые так необходимы для устойчивого соглашения по ряду в высшей степени спорных вопросов» 37. Поэтому англичане настаивали на Женеве. Вильсон изначально отдавал предпочтение Лозанне. Но Клемансо сумел его переубедить, и президент согласился на Париж. Британскому премьеру пришлось уступить. Позже англичане жаловались, что «выбор Парижа оказался одной из наиболее злосчастных наших неудач» 38. Американцы также быстро поняли, что промахнулись с выбором. «Мы были стеснены, — писал Чарльз Сеймур, — обстановкой Парижа, где виновность немцев в войне была принята априори. Каждый боялся, что его сочтут германофилом» 39. Парижская атмосфера действовала угнетающе даже на Вильсона, никак не ожидавшего в свой адрес столько критики местных газет. Зато Клемансо чувствовал себя прекрасно в атмосфере полной поддержки любимого города.
Еще одним сложным вопросом, предварявшим саму конференцию, был выбор ее официального языка. Клемансо, как писал он сам, «изо всех сил боролся за права французского языка» 40. Добиться своего в этом вопросе ему также было непросто. Именно в это время французский язык стал терять статус главного языка дипломатического общения. В мире все больше использовался для этих целей английский. К тому же многие лидеры Союзников французский или не знали (Ллойд Джордж), или знали очень плохо (Вильсон, Хауз), тогда как Клемансо свободно владел английским. Поэтому англичане и американцы предлагали сделать свой язык основным. Но и в этом вопросе Тигр добился успеха. Ему помогло, конечно, то, что многие политики из разных стран (чех Масарик, грек Венизелос, поляк Дмовский, серб Веснич и другие) не могли говорить на английском, но знали французский 41. В конечном итоге язык Дюма и Бальзака был признан основным на конференции, а английский стал считаться официальным вторым. Впрочем, когда лидеры Союзников оставались втроем, они, конечно, переходили на английский.
